Зашумит ли клеверное поле, заскрипят ли сосны на ветру, я замру, прислушаюсь и вспомню, что и я когда-нибудь умру. Но на крыше возле водостока встанет мальчик с голубем тугим, и пойму, что умереть — жестоко и к себе, и, главное, к другим. Чувства жизни нет без чувства смерти. Мы уйдем не как в песок вода, но живые, те, что мертвых сменят, не заменят мертвых никогда. Кое-что я в жизни этой понял,— значит, я недаром битым был. Я забыл, казалось, все, что помнил, но запомнил все, что я забыл. Понял я, что в детстве снег пушистей, зеленее в юности холмы, понял я, что в жизни столько жизней, сколько раз любили в жизни мы. Понял я, что тайно был причастен к стольким людям сразу всех времен. П
Дралось некогда греков триста сразу с войском персидским всем. Так и мы. Но нас, футуристов, нас всего - быть может - семь. Тех нашли у истории в пылях. Подсчитали всех, кто сражен. И поют про смерть в Фермопилах. Восхваляют, что лез на рожон. Если петь про залезших в щели, меч подъявших и павших от,- как не петь нас, у мыслей в ущелье, не сдаваясь, дерущихся год? Слава вам! Для посмертной лести да не словит вас смерти лов. Неуязвимые, лезьте по скользящим скалам слов. Пусть хотя б по капле, по две ваши души в мир вольются и растят рабочий подвиг, именуемый "Революция". Поздравители не хлопают дверью? Им от страха небо в овчину? И не надо. Сотую - верю! - встретим годовщину.
Я вас запомнил по походке, по той манере говорить. Ваш взгляд стеснительный и кроткий я не смогу уже забыть. Я так был вами очарован, когда увидел в первый раз, как будто феей околдован, смущённый взглядом ваших глаз. Войдя, вы встали у окошка, задумались, глядя в него и ваша нежна ладошка легла на темное стекло. Вы так загадочно смотрелись, что я стеснялся подойти. Слова крутились каруселью, но нужных, я не смог найти. О, тайная моя особа, мечта моих печальных дней, как все же я бываю робок пред взором милых мне очей. Как пропадает вдруг мой голос, когда хочу я вам сказать, что в сердце я ношу ваш образ, как в себе носит дитя мать. Когда в дали я лишь услышу, так мне знакомый звук шаг
Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлетать во области заочны, Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв Сложили множество божественных молитв; Но ни одна из них меня не умиляет, Как та, которую священник повторяет Во дни печальные Великого поста; Всех чаще мне она приходит на уста И падшего крепит неведомою силой: Владыко дней моих! дух праздности унылой, Любоначалия, змеи сокрытой сей, И празднословия не дай душе моей. Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья, Да брат мой от меня не примет осужденья, И дух смирения, терпения, любви И целомудрия мне в сердце оживи. 1836г.