◥◣✯◢◤❁☭☭ НоВоРоССиЯ НАВЕКИ С РоССиЕй☭◥◣✯◢◤☭

#РК_Озвучка_Статей Социальный пацифизм – гуманность или лицемерие?

ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ. ОЛУХИ «Красная звезда» №122, 27 мая 1942 года Мы знаем немецкую тактику. Мы знаем устройство немецкого миномета. Мы знаем моторы «Мессершмиттов». Мы изучили и немецкого солдата. Это — несложная наука. Гитлеровец — простейшее одноклеточное существо. Сила гитлеровской армии в значительной степени основана на примитивности немецкого солдата: он не задумывается, не пробует своим умом проверить данные, преподнесенные ему «ротой пропаганды». Немец воспитан Гитлером на ощущении своего «расового превосходства». Зимой я разговаривал с пленным лейтенантом. Был это офицер разгромленного батальона, плюгавый, грязный и достаточно глупый. Вначале, как и другие пленные, он глухо твердил об «ошибке Гитлера», и наш переводчик отзывался о нем благодушно: «убежденный антифашист». Когда же удалось вызвать лейтенанта на откровенный разговор, он сказал: «Бывает, что и великан попадает в лапы муравьев...» «Великаном», по его мнению, был он, плюгавый, невежественный и битый лейтенант, а муравьями — русские! Немецкие генералы стараются привить своим солдатам чувство презрения ко всему русскому. Генерал Хот в приказе заявил: «Каждый военнослужащий обязан проникнуться чувством своего превосходства над всем русским». Теперь генерал Хот командует немецкой армией, потерпевшей серьезный урон на Харьковском направлении. Вряд ли его солдаты испытывают чувство своего превосходства. Но генерал Хот здесь бессилен: в немецкую педагогику вмешались русские танки и пушки. Немцы получают нехитрое воспитание. Им стараются представить русских, как дикарей. Германское радио недавно передало выступление некоего Зондервана, «офицера пропаганды нидерландского легиона». Этот «профессор» заявил следующее: «Среди русских на фронте часто наблюдаются случаи людоедства. Как-то мы увидели двух советских полковников, которые доедали своего ординарца». По этому можно судить об умственном развитии гитлеровцев. Немцы до того оглупели, что им всерьез рассказывают, как русские полковники сидят и кушают ординарца. И немцы не смеются... Приведу еще один пример. В кино, в так называемом «Вохеншау» (еженедельном обозрении) немцам показывают русского солдата, который взбирается на дерево, сдирает с него кору и жадно ее сглатывает. Такова Красная Армия в представлении гитлеровских кретинов: полковники едят солдат, а солдаты едят кору. Для немецких офицеров имеются другие, более изысканные аргументы. На немецком лейтенанте Ренише нашли «Краткий курс русской истории». В нем мы читаем: «Славяне были неспособны создать государство. Первое русское государство основано северо-германским племенем — викингами». Автор истории уверяет, что в десятом веке «русских отделяла от Черного моря широкая полоса турецких владений». «В 1241 году силезские рыцари у города Легниц остановили нашествие монгольских орд и спасли Западную Европу». «Вторично русское государство возродилось под руководством князя Владимира на верховьях Волги. Тогда-то старый Hayгард (так гитлеровцы именуют Новгород. — И.Э.) расцвел над господством немецкой ганзы». В былое время ученик немецкой гимназии получил бы за такие ответы единицу. Но Гитлер удалил из Германии не только совесть: родина Гуттенберга превратилась в страну, заселенную дикарями. Неудивительно, что немецкие офицеры могут изучать «Краткий курс русской истории», написанный нетрезвым фельдфебелем. Гитлеровцы отучили думать и своих солдат и своих офицеров. Когда мы говорим: «Вы ведете подлую разбойную войну», фриц равнодушно пожимает плечами. Он идет добывать для Германии «жизненное пространство», а для себя окорок, и вопрос о справедливости его не занимает. Ради этого он преспокойно вырежет не одну деревню. Когда мы говорим: «Ваше дело пропащее», фриц не слушает. Слова до него не доходят, пока их не подкрепили наши батареи или бомбардировщики. Ученые в течение последнего столетия находили прививки против различных заболеваний. Тирольский шпик Гитлер нашел прививку против человеческой мысли. Вот почему его эсэсовцы застрахованы от сомнений, пока наши артиллеристы не выгонят из них гитлеровской прививки. Этим об'ясняется упрямство тех немецких солдат, которые, пережив зимнее поражение, все еще доверяют своему бесноватому фюреру. Солдат Горн Постлеб 176 пп 61 пд: «К немецкой расе принадлежат не только немцы, а норвежцы, шведы, голландцы. Как чистокровная лошадь должна иметь хороший приплод, так и немцы не должны смешиваться с другими, низшими расами... С Англией мы рассчитаемся, когда покончим с Россией». Фельдфебель Карл Лемский 489 пп 269 пд: «Гитлеру я доверяю... Цель войны с Россией добиться для Германии жизненного пространства и расширить территорию Германии. Я сдался добровольно в плен, потому что сразу попал в бой. Когда я сдавался в плен, мне было очень трудно, и я тогда не думал о Гитлере...» Обер-лейтенант Густав Ферман 426 пп 129 пд: «Прежде чем уничтожить Англию, мы должны были разбить Россию. Поэтому Германия начала войну против СССР». Я привел несколько показаний пленных от солдата до обер-лейтенанта. Все они относятся к весне. У гитлеровцев медный лоб, и учить гитлеровца не так-то просто. Однако зимние уроки не прошли даром. Даже один из тех олухов, мнения которых я привел, признался, что, когда на его роту пошли русские, он «забыл о Гитлере». Все чаще и чаще слышишь от пленных такие признания: «По-моему, немецкое наступление может быть удачным, но я лично предпочитаю не принимать в нем участия». Для гитлеровского дурака такие слова — высшая мудрость. Однако до этого дошли солдаты только тех полков, которые подверглись сильной обработке нашими частями. Приходится вспомнить старую пословицу: «Учить дураков — не жалеть кулаков». Мы часто читаем: «Враг еще силен». Это верно, и я добавлю: «Враг еще глуп». Наша сила в нашем знании, в нашем уме, в нашем ясном зрении. Мы знаем, что происходит в Германии. Мы знаем, что представляет собой немецкий солдат. Мы не преуменьшаем его упрямства и не преувеличиваем его ума. Мы, например, знаем, что немецкие солдаты не лазят по деревьям и не едят коры. Они ели прежде очень хорошо: наших кур и наше сало. Теперь им стало с харчами труднее. Они не едят досыта, но не все они голодают. Мы знаем, что немецкий тыл истощен, измучен. Там с каждым месяцем сокращают выдачи по карточкам. Там царствует полицейский террор. Там два миллиона иностранных солдат заменили немцев не только в цехах, но и на супружеских ложах: живут с солдатками, не думая о «хорошем приплоде». Мы знаем, что немецкий тыл озлоблен, растерян. Недаром Геббельс твердит Германии о вежливости, а Геринг весьма невежливо грозит ей крутыми расправами. Но мы знаем также, что немцы дисциплинированы, а Гитлером приучены к слепому повиновению. Мы далеки от иллюзий. Мы знаем, что пронять немца не так-то легко, но мы взялись за это дело, и мы доведем его до конца. Прошлым летом немецких солдат вела вперед мечта о «трофеях»: о сытной еде, о складах и магазинах. Теперь у них руки опускаются: нечего грабить. Ефрейтор Вальтер Корт 154 пп 58 пд, недавно взятый в плен, откровенно заявил: «Война меня лично совсем не интересует. Теперь нам здесь больше нечего делать». В июле этот ефрейтор был куда жизнерадостней... «Интерес» к разбойной войне он потерял, когда немцев погнали на Запад. Теперь война интересует нас: мы хотим освободить захваченные немцами области и города. Мы не можем дышать, пока в Смоленске и Новгороде бесчинствует немецкая солдатня. Мы не уснем, пока немецкие ефрейторы насилуют украинских девушек. Мы не успокоимся, пока не истребим фашистов. Наша сила в нашем сознании: нет красноармейца, который не понимал бы, за что мы воюем. Время подтачивает не только материальные ресурсы Германии, оно подтачивает и духовный мир гитлеровца, основанный на лжи и невежестве. Для наших бойцов немецкие снаряды — это только снаряды, — это тяжелое испытание. Для гитлеровцев наши снаряды — это также доводы разума, это та начальная грамота, которую от них скрывают их «роты пропаганды». Наши снаряды говорят немецким солдатам, что против них не дикари с Сандвичевых островов, не пустое «жизненное пространство», которое легко прикарманить, но свободный, большой и хорошо вооруженный народ, защищающий свою землю и свое достоинство. И если десятки тысяч немецких солдат уже поняли уроки Красной Армии, то в сознании миллионов немцев барахтаются первые мысли, и настанет день, когда немецкая армия побежит, поняв простую, но все еще недоступную для нее истину: «Дело Гитлера пропащее». // Илья ЭРЕНБУРГ.

ЮРИЙ ЛИБЕДИНСКИЙ. КАЗАЧЬЯ ДОЧЬ «Красная звезда» №123, 27 мая 1943 года По станицам захваченного немцами Тормосиновского района шла слава об Ане Обрывкиной, неуловимой партизанской разведчице. Ее и раньше все знали, когда она была секретарем комсомольской организации станицы Нижне-Гнутовской. Сирота, она не помнила матери. Ее точно выняньчил весь народ. Пионерка, комсомолка, где же ей было место сейчас, как не среди партизан? Немцам теперь тоже было известно ее имя, они пустили по ее следу всех своих псов. Но Аня оставалась неуловима. Четыре раза она ходила в глубокую разведку по местам, где ее все знали. На пятый раз она пришла в свою родную станицу. Ее схватили немцы. В эти дни на колхозном стане шла молотьба поздняя — люди работали под угрозой расстрела, неохотно, зная, что всё пойдет немцам. — Глянь-ка, — сказал кто-то с молотилки, и все горестно ахнули. По дороге из станицы Нижне-Гнутовской в Тормосин немцы вели Аню. Необычайная бледность была на ее милом девичьем лице. Шла она через силу — видно, избили при первом допросе. Но она крепилась, смело и ласково встречала каждый взгляд. «Не забудем, запомним...» — в ответ думали люди. На следующее утро выпустили из тюрьмы одну тормосиновскую колхозницу, которая рассказала, что на рассвете кинули в общую женскую камеру Аню Обрывкину. Она была почти без сознания. Волосы ее стали темны и влажны от крови. Когда она пришла в себя, говорить с ней было трудно, она почти оглохла от побоев, кашляла кровью — внутренности ее были отбиты. Сначала гестаповцы, зная, что она должна быть голодна, измучена жаждой, ставили перед ней обильную еду и чистую воду. Она молчала. Ее уговаривали, напоминали ей: «Тебе девятнадцать лет, тебе жить хочется, скажи, где партизаны, мы наградим и отпустим тебя. Никто ничего не будет знать...» Она молчала. Ее били и пытали всю ночь. На следующий день под вечер люди увидели ее. Она была на себя не похожа. Запали ее прекрасные глаза, она не шла, а тащилась по земле. Плакали взрослые, молчали дети. Но до отчаяния мрачны были палачи ее, — они от нее ничего не добились. Был студеный осенний вечер. Без обуви, в тоненьких окровавленных чулках гнали ее по холодной грязи, по смерзшимся кочкам и каменьям, водили между Тормосином и хутором Захаровским по оврагам, по рощам, по тем местам, где чуяли немецкие ищейки должны были проходить партизанские тропы. И люди, которые издали шли по ее следу, слышали, как враги кричали ей по-немецки и по-русски: «Скажи! Укажи!..» Безмолвны и сумрачны были осенние поля, овраги и рощи, молчала донская земля — ничего не ответила казацкая дочь Анна Обрывкина. Снова ее мучили и били, места между Тормосином и хутором Захаровским испещрены каплями ее крови. Не выдала героиня родной земли. Только сестра ее, которая неотступно шла по кровавому следу, слышала, как иногда стонала она: «Мама... мама...» Осиротев в раннем детстве, Аня никого не называла мамой. Но так велики были ее мучения, что они исторгли из ее души это заветное слово. Муки ее кончились возле хутора Захаровского. Там враги признали себя побежденными, там они застрелили ее. Сестра с трудом признала Аню, когда пришла взять ее тело: нос был отрезан, истерзаны груди... И так велика была злоба немцев против девушки, которую они не смогли победить, что с ней и мертвой сводили они свои счеты, запретив ее хоронить. — Наша Зоя, — с гордостью говорят на Дону и в Сталинграде, сближая свою Аню с Зоей Космодемьянской, героиней освобожденной Московской земли. // Ю. ЛИБЕДИНСКИЙ.