В шкафу угрюмом, в тихом зале На полках КНИГИ умирали… Нет, не плохими они были, А просто люди их забыли. Забившись в «интернета» дали, Их просто больше не читали… Желтели тихие страницы, Где мудрость всех веков хранится, И без людской любви, заботы Дышали пылью переплёты. Добры, наивны книги были — Не знали, что их разлюбили. Они всё ждали, ждали, ждали… Людские руки вспоминали… И в час ночной им снились лица, Те, что склонялись над страницей. Уютной лампы свет высоко И капли яблочного сока, Что брызнули на лист раскрытый, Цветок засушенный, забытый, Билет в театр, что был закладкой, След пальца от конфеты сладкой… И стаи галочек-пометок — Следы раздумий, тайных меток, Оставленных каранд
Еще и холоден и сыр Февральский воздух, но над садом Уж смотрит небо ясным взглядом, И молодеет божий мир. Прозрачно-бледный, как весной, Слезится снег недавней стужи, А с неба на кусты и лужи Ложится отблеск голубой. Не налюбуюсь, как сквозят Деревья в лоне небосклона, И сладко слушать у балкона, Как снегири в кустах звенят. Нет, не пейзаж влечет меня, Не краски жадный взор подметит, А то, что́ в этих красках светит: Любовь и радость бытия. (с) Иван Бунин 1901 художник Василий Бакшеев
В шкафу угрюмом, в тихом зале На полках КНИГИ умирали… Нет, не плохими они были, А просто люди их забыли. Забившись в «интернета» дали, Их просто больше не читали… Желтели тихие страницы, Где мудрость всех веков хранится, И без людской любви, заботы Дышали пылью переплёты. Добры, наивны книги были — Не знали, что их разлюбили. Они всё ждали, ждали, ждали… Людские руки вспоминали… И в час ночной им снились лица, Те, что склонялись над страницей. Уютной лампы свет высоко И капли яблочного сока, Что брызнули на лист раскрытый, Цветок засушенный, забытый, Билет в театр, что был закладкой, След пальца от конфеты сладкой… И стаи галочек-пометок — Следы раздумий, тайных меток, Оставленных каранд