ПАМЯТИ ПОЭТА. Ему было 55
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится - не убавится,
Что не сбудется - позабудется...
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?
1957
НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ЗАБОЛОЦКИЙ (Заболотский)
(24 апреля [7 мая] 1903—14 октября 1958)
Заболоцкий, пережив все виды разочарований и бед, не позволял проникать в свои стихи нотам тоски и страдания.
Вот один из последних текстов поэта, не опубликованных при жизни:
«Множество человеческих лиц, каждое из которых - живое зеркало внутренней жизни, тончайший инструмент души, полной тайн,- что может быть привлекательней постоянного общения с ними, наблюдения, дружеского сообщества?
Невидимые глазу величественные здания мысли, которые, подобно деятельным призракам, высятся над жизнью человеческого мира, воодушевляют меня, укрепляют во мне веру в человека. Усилия лучшей части человечества, которое борется с болезнями рода людского, борется с безумием братоубийственных войн, с порабощением одного человека другим человеком, мужественно проникает в тайники природы и преобразует ее,- все это знаменует новый, лучший этап мировой жизни со времен ее возникновения. Многосложный и многообразный мир со всеми его победами и поражениями, с его радостями и печалями, трагедиями и фарсами окружает меня, и сам я - одна из деятельных его частиц. Моя деятельность - мое художественное слово.
Путешествуя в мире очаровательных тайн, истинный художник снимает с вещей и явлений пленку повседневности и говорит своему читателю:
- То, что ты привык видеть ежедневно, то, по чему ты скользишь равнодушным и привычным взором,- на самом деле не обыденно, не буднично, но полно неизъяснимой прелести, большого внутреннего содержания, и в этом смысле - таинственно. Вот я снимаю пленку с твоих глаз: смотри на мир, работай в нем и радуйся, что ты - человек!
Вот почему я не пессимист».
(Источник: Заболоцкий Н.А. Огонь, мерцающий в сосуде.../М.: Педагогика-пресс, 1995 )
Мир должен быть иным. Мир должен быть круглей,
Величественнее, чище, справедливей,
Мир должен быть разумней и счастливей,
Чем раньше был он и чем он есть сейчас.
Заболоцкий Н.А. ( из стихотворения «Осень», 1932 год)
«... Подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре придется гордиться, как одним из высочайших своих достижений" – писал К.И. Чуковский о Н.А. Заболоцком.
… Репрессированы в те годы были и другие участники ОБЭРИУ. Д. Хармс скончался в «психушке», следы Введенского затерялись где-то на тюремных этапах. Лишь Заболоцкому удалось вернуться домой после 8 лет лагерей и ссылок.
Хотя поэт успел получить и читательское признание, и материальный достаток, это не могло компенсировать слабость его здоровья, подорванного тюрьмой и лагерем. В 1954 году Н.А. Заболоцкий перенес инфаркт, но упорно продолжал каждодневный труд. В его творчестве особенно сильно зазвучала тема духовной красоты человека («Некрасивая девочка»). В 1956-1957 гг. был написан цикл «Последняя любовь», где показан драматизм сложных человеческих взаимоотношений, в которых сочетаются ощущения красоты, праздника и трагической обречённости.
В 1957 году Н.А. Заболоцкий подготовил и выпустил в свет свою последнюю книгу – «Стихотворения» – четвертый, наиболее полный прижизненный сборник, который получил высокую оценку К.И. Чуковского: «Пишу Вам с той почтительной робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого сомнения, что автор «Журавлей», «Лебедя», «Неудачника», «Актрисы», «Человеческих лиц», «Утра», «Лесного озера», «Слепого»... – подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре придется гордиться, как одним из высочайших своих достижений».
Осенью 1957 года в составе делегации советских писателей Н. Заболоцкий посетил Италию, а два последних лета (1957-1958 гг.) провел в Тарусе, работая над исторической поэмой «Рубрук в Монголии». В Тарусе поэт составил свод своих произведений для будущего собрания сочинений, уничтожив тексты шуточных стихотворений и поэм.
Последнее из написанных стихотворений – «НЕ ПОЗВОЛЯЙ ДУШЕ ЛЕНИТЬСЯ...» стало поэтическим завещанием Н.А. Заболоцкого, его лебединой песней и шагом в бессмертие.
Заболоцкий ушёл из жизни очень рано (после двух перенесённых инфарктов). Широкое признание в отечестве пришло к нему посмертно и в компромиссных формах, разные читатели приемлют его поэзию на основаниях, порою взаимоисключающих. Для многих Заболоцкий остаётся в ряду поэтов, ангажированных советским официозом, как автор«Ходоков», «Прощания», «Горийской симфонии», которые читали в дни юбилейных торжеств. «Смерть врача», «Некрасивую девочку» иногда связывают с сентиментальным примитивом городского фольклора. Западные слависты ставили Заболоцкого в ряд таких явлений европейского модернизма, как экспрессионизм, сюрреализм, дадаизм, на родине писалось о метафизичности, утопизме, связи с постмодернизмом...
Впервые поэзия Заболоцкого была представлена читателю с достаточной полнотой в 1965 году (Большая серия «Библиотеки поэта»). Ряд ранних стихотворений и поэма Птицы (1933) оставались неопубликованными до 1972. В первоначальном виде Столбцы и поэмы 1930-х были заново опубликованы в книге Вешних дней лаборатория (1987).
Умер Заболоцкий в Москве 14 октября 1958 года.
Ему было всего 55 лет.
Н. Заболоцкий: ОСЕНЬ
1
В овчинной мантии, в короне из собаки,
стоял мужик на берегу реки,
сияли на траве, как водяные знаки,
его коровьи сапоги.
Его лицо изображало
так много мук,
что даже дерево — и то, склонясь, дрожало
и нитку вить переставал паук.
Мужик стоял и говорил:
»Холм предков мне не мил.
Моя изба стоит как дура,
и рушится ее старинная архитектура,
и печки дедовский портал
уже не посещают тараканы —
ни черные, ни рыжие, ни великаны,
ни маленькие. А внутри сооруженья,
где раньше груда бревен зажигалась,
чтобы сварить убитое животное,—
там дырка до земли образовалась,
и холодное
дыханье ветра, вылетая из подполья,
колеблет колыбельное дреколье,
спустившееся с потолка и тяжко
храпящее.
Приветствую тебя, светило заходящее,
которое избу мою ласкало
своим лучом! Которое взрастило
в моем старинном огороде
большие бомбы драгоценных свекол!
Как много ярких стекол
ты зажигало вдруг над головой быка,
чтобы очей его соединение
не выражало первобытного страдания!
О солнце, до свидания!
Недолго жить моей избе:
едят жуки ее сухие массы,
и ломят гусеницы нужников контрфорсы,
и червь земли, большой и лупоглазый,
сидит на крыше и как царь поет».
Мужик замолк. Из торбы достает
пирог с говяжьей требухою
и наполняет пищею плохою
свой невзыскательный желудок.
Имея пару женских грудок,
журавль на циркульном сияет колесе,
и под его печальным наблюденьем
деревья кажутся унылым сновиденьем,
поставленным над крышами избушек.
И много желтых завитушек
летает в воздухе. И осень входит к нам,
рубаху дерева ломая пополам.
О, слушай, слушай хлопанье рубах!
Ведь в каждом дереве сидит могучий Бах
И в каждом камне Ганнибал таится.
Вот наступает ночь. Река не шевелится.
Не дрогнет лес. И в страшной тишине,
как только ветер пролетает,
ночное дерево к луне
большие руки поднимает
и начинает петь. Качаясь и дрожа,
оно поет, и вся его душа
как будто хочет вырваться из древесины,
но сучья заплелись в огромные корзины,
и корни крепки, и земля кругом,
и нету выхода, и дерево с открытым ртом
стоит, сражаясь с воздухом и плача.
Нелегкая задача —
разбить синонимы: природа и тюрьма.
Мужик молчал, и все способности ума
в нем одновременно и чудно напрягались,
но мысли складывались, и рассыпались,
и снова складывались. И наконец, поймав
себя на созерцании растенья,
мужик сказал: «Достойно удивленья,
что внутренности таракана
на маленькой ладошке микроскопа
меня волнуют так же, как Европа
с ее безумными сраженьями.
Мы свыклись с многочисленными положеньями
своей судьбы, но это нестерпимо —
природу миновать безумно мимо».
И туловище мужика
вдруг принимает очертания жука,
скатавшего последний шарик мысли,
и ночь кругом, и бревна стен нависли,
и предки равнодушною толпой
сидят в траве и кажутся травой.
2
Мужик идет в колхозный новый дом,
построенный невиданным трудом,
в тот самый дом, который есть начало
того, что жизнь сквозь битвы обещала.
Мужик идет на общие поля,
он наблюдает хлеба помещенье,
он слушает, как плотная земля
готова дать любое превращенье
посеянному семени, глядит
в скелет машин, которые, как дети,
стоят, мерцая в неподвижном свете
осенних звезд, и важно шевелит
при размышлении тяжелыми бровями.
Корова хвастается жирными кровями,
дом хвалится и светом и теплом,
но у машины есть иное свойство —
она внушает страх и беспокойство
тому, кто жил печальным бирюком
среди даров и немощей природы.
Мужик идет в большие огороды,
где посреди сияющих теплиц
лежат плоды, закрытые от птиц
и первых заморозков. Круглые, литые,
плоды лежат как солнца золотые,
исполненные чистого тепла.
И каждая фигура так кругла,
так чисто выписана, так полна собою,
что, истомленный долгою борьбою,
мужик глядит и чувствует, что в нем
вдруг зажигается неведомым огнем
его душа. В природе откровенной,
такой суровой, злой, несовершенной,
такой роскошной и такой скупой,—
есть сила чудная. Бери ее рукой,
дыши ей, обновляй ее частицы —
и будешь ты свободней легкой птицы
средь совершенных рек просвещенных скал.
От мужика все дале отступал
дом прадедов с его высокой тенью,
и чувство нежности к живому поколенью
влекло его вперед на много дней.
Мир должен быть иным. Мир должен быть круглей,
величественней, чище, справедливей,
мир должен быть разумней и счастливей,
чем раньше был и чем он есть сейчас.
Да, это так. Мужик в последний раз
глядит на яблоки и, набивая трубку,
спешит домой. Над ним, подобно кубку,
сияет в небе чистая звезда,
и тихо все. И только шум листа,
упавшего с ветвей, и посредине мира —
лик Осени, заснувшей у клавира.
1932
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 8