30K комментария
    609 классов
    Однaжды я exaла в автобусе со стapyшкой, которая время от времени вытиpaла слeзу. - Что же с Вами случилoсь? Вы больны? Вы плохо себя чувствуете? - Нет! Я умepла , и у меня ничего не бoлит. Стаpyшка отвернулась и через минyту сказала: - Я схopoнила свои руки, глаза, ноги и сердце, а ведь выходила замуж не любя. Плакaла, кричaла, отбивалась, любила гармониста. А этот молчаливый, стecнительный, ни слoва, ни полуслова, только молча зажмет и в глаза смотрит, а сepдце его бьётся через фyфайку слышно. Пришёл свататься, нас было четверо дeвoк. Мама спросила: - Любишь мoю дочь? А он одно скaзaл: - Не обижу, не ударю, не оскорблю, а любовь это пелена на глазах, а я, мол, мужик, мне не до дури . Отдали замуж, peву, злюсь, а потом он говорит: - Ты не плачь , ты радyйся, ты постарайся во мне увидeть что-то хоpoшее. И я послушалacь. Каждый дeнь я отмечала поступки мужские - твёрдые, честные: то накричит, что xoлодно оделacь, то что тяжёлое подняла, то мало покушала, то поздно легла, и много всего. А уж когда родила, то первый вскакивал и говорил, мoл, уж лежи, что с тебя, с бабы взять, вот мои руки и согреют сразу и укaчают. Так пятерых качал. Слова о любви не слышала, тoлько всегда говорил, что живёт , пoтoму что я рядом и дети… А сейчас его нет, а я без него не могу, пpoсто не могу, не хватaeт pук, ног, глаз и cepдца... Автор: Haталья Артaмoнoва
    42 комментария
    929 классов
    Вот опять сейчас наткнулась на статью, что мужчину не нужно жалеть, потому что жалость унижает. И сразу вспомнила историю моей прабабушки. Напишу её от её лица так, как она рассказывала мне в детстве: «Иду я, унучичка, по базару в соседней станице, а там платки продают. Но я краем глаза только посмотрела и дальше пошла. До платков ли тогда было! Леночка с Ниночкой у меня рядом, а Василий около базара на коне нас ждёт, с казаками трындит. Один платок такой красивый. Зелёный прямо под глаза мои и как твои глаза. Ну не нужен он мне, не барыня чай, обойдусь. Закрыла глаза и больше не смотрела на него. Вышла с рынка. Леночка тянет куда-то, Ниночка на руках. Смотрю на Васю моего. Красивый казак такой. Сильный, молодой и вихрастый. И так мне стало жалко его, так жалко стало, что аж сердце защемило от жалости. Такой казак ладный Василий, а у его бабы платка такого зелёного нет. Развернулась, девок Василию отдала и побежала на базар, и от жалости купила платок, манисто и кохточку. Не себе купила, мне-то не надо, не барыня чай, Василию купила, чтобы я ходила, и он жалости у меня не вызывал такой». Так что надо мужчину жалеть, но надо это делать правильно. Ксения Полежаева Иллюстрация: Rita Cardelli
    7 комментариев
    150 классов
    СПАСИБО, ЧТО ПОЗВОНИЛ … Алеша вошел в телефонную будку и набрал Славкин номер. Занято… От нечего делать Алеша стал рассматривать номера, небрежно написанные и нацарапанные на внутренней стене будки. А вот этот, в стороне от всех, написан аккуратненько. Сам не зная зачем, Алеша вдруг набрал этот чужой номер. – Слушаю, – вдруг тихим хриплым голосом заговорила телефонная трубка. – Слушаю, кто говорит? Еще можно было, ни слова не говоря, быстро нажать на рычаг, но Алеша неожиданно для себя произнес: – Это я... Невидимый человек совсем не удивился, даже наоборот. Голос его как-то сразу потеплел, стал звонче. – Здравствуй, малыш! Я очень рад, что ты позвонил. #опусы Я ждал твоего звонка, малыш... Ты как всегда торопишься, да?.. Алеша не знал, что ответить. Тот человек, конечно, принял его за кого-то другого, надо было немедленно сказать ему об этом, извиниться. – Как дела у тебя в школе? – В школе... нормально... – пробормотал Алеша. Собеседник, видимо, что-то почувствовал, голос его снова стал таким же хриплым. – Ты, наверное, сейчас в бассейн? Или в студию? Бежишь, да? Ну, беги! Спасибо, что позвонил. Я ведь каждый день жду, ты же знаешь. Весь следующий день Алеша думал о человеке, который очень ждал звонка какого-то «малыша». И Алеша решил позвонить еще раз, чтобы извиниться. Трубку сняли сразу. – Здравствуй, малыш! Спасибо, что не забываешь деда! Может, зайдешь как-нибудь? Ты знаешь, я ведь почти не выхожу… Раны мои, будь они неладны! – Раны?.. – ужаснулся Алеша. – Я ж тебе рассказывал, малыш. Ты, правда, совсем еще крохой был, позабыл все, наверное? Меня ранили, когда я еще на «Ильюхе-горбатом» летал. Да ты вот позвонил, и мне легче. Мне совсем хорошо. Алеша вдруг понял, что он просто не может сказать этому старому, израненному в боях человеку, что тот говорит с обманщиком. Вечером Алеша как бы случайно, вскользь спросил у отца: – Папа, а что такое «Ильюха-горбатый»? – «Ильюха-горбатый»? Это самолет такой был в годы войны - штурмовик Ил-2. Немцы его страшно боялись, называли «черной смертью». – А если бы мой дедушка не погиб на войне, мы бы часто ходили к нему? Отец сжал руку Алеши. – Если бы только мой отец был жив... Он ничего больше не сказал, большой и сильный человек. И Алеша подумал, что ведь мог погибнуть и дед этого неизвестного «малыша». Но «малышу» удивительно, просто невероятно в жизни повезло! И просто необходимо позвонить тому человеку. Голос старика был почти веселым. – Ну теперь каждый день праздник! Как дела, малыш? – Нормально! – неожиданно для себя ответил Алеша. – А ты-то как, расскажи, пожалуйста. Старик очень удивился. Видно, не привык, чтобы его делами кто-то интересовался. – Да у меня все по-прежнему. Дела-то стариковские. – А ты видел в войну танки? – Танки? Я их с воздуха прикрывал. Эх, малыш, было однажды... Хрипловатый голос старика стал звонким, молодым и веселым, и стало казаться, что не пожилой человек сидит в пустой стариковской квартире, а боевой летчик управляет своим грозным самолетом. И бой вокруг, на земле и в небе. И далеко внизу идет на врага крохотный, как букашка, танк. И только он, пилот грозного «Ильюхи-горбатого», еще может спасти эту малявку от прямого попадания... Дядя Володя, сосед Алешки с девятого этажа, работал в милиции. Придя к нему вечером, Алеша сбивчиво рассказал все, и на следующий день сосед принес Алеше маленькую бумажку с адресом и фамилией. Жил старый летчик не очень далеко, остановок шесть на автобусе. Когда Алеша подошел к его дому, он задумался. Ведь старый летчик-то до сих пор думает, что каждый день разговаривает со своим внуком. Может быть, узнав правду, он даже разговаривать не захочет!.. Надо, наверное, сначала хотя бы предупредить… Алеша зашел в телефонную будку и набрал номер. – Это ты?.. – услышал мальчишка в трубке уже знакомый голос. – Я сразу понял, что это ты… Ты звонишь из того автомата, что внизу?.. Поднимайся, я открыл дверь. Будем знакомиться, внук… Сергей Георгиев Художник Шмыров Михаил Васильевич
    16 комментариев
    341 класс
    Очень добрый мальчик
    74 комментария
    174 класса
    Любовь. У нас говорят, что, мол, любит, и очень, Мол, балует, холит, ревнует, лелеет… А, помню, старуха соседка короче, Как встарь в деревнях, говорила: жалеет. И часто платок затянувши потуже И вечером в кухне усевшись погреться, Она вспоминала сапожника-мужа, Как век он не мог на нее насмотреться. — Поедет он смолоду, помнится, в город, Глядишь — уж летит, да с каким полушалком! А спросишь чего, мол, управился скоро? Не скажет… Но знаю: меня ему жалко… Зимой мой хозяин тачает, бывало, А я уже лягу, я спать мастерица. Он встанет, поправит на мне одеяло, Да так, что не скрипнет под ним половица. И сядет к огню в уголке своем тесном, Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек… Дай бог ему отдыха в царстве небесном! - И тихо вздыхала: — Жалел меня очень. В ту пору все это смешным мне казалось, Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее, Трагедии, бури… Какая там жалость! Но юность ушла. Что нам ссориться с нею? Недавно, больная бессонницей зябкой, Я встретила взгляд твой — тревога в нем стыла. И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, — Как верно она про любовь говорила! Ирина Снегова
    4 комментария
    164 класса
    В ее судьбе, творческой биографии так и не случилось главной роли, а в личной жизни - большой взаимной любви. "За талант нужно платить", - любила повторять Фаина Раневская. Сама она заплатила за него своим одиночеством... Любовь к театральным подмосткам в биографии Раневской заставила 19-летнюю Фаню впервые в жизни проявить твердость и даже непокорность. Словно чеховская героиня, она бредила столицей, театральным вузом, жизнью московской богемы. Отец пришел от ее идеи в ярость, и тогда на собственные средства Фаня купила билет на поезд - в один конец. На вокзале тайком от отца мать успела сунуть дочери несколько смятых купюр. Увы, столица в биографии Раневской не ждала Фаину с распростертыми объятиями, а приговор комиссии в театральном вузе был ужасен: "Некрасивая и неспособная". Но отходных путей не было, и девушка устроилась в Малаховский дачный театр. Сняла комнатку на Большой Никитской, куда частенько заглядывали ее новые знакомые: Марина Цветаева, Анна Ахматова, Макс Волошин, Осип Мандельштам, Владимир Маяковский. Мать тайком от отца посылала ей деньги. А потом грянула революция, и вся семья Фельдман на собственном пароходе "Святой Николай" покинула Россию. Навсегда. Больше своих близких Фаина не видела никогда... Любовью всей жизни Фаины Раневской стал известный актер Василий Качалов. В 1992 году английская энциклопедия "Кто есть кто" включила её в список десяти самых выдающихся актрис XX века. Но есть и ещё одна отличительная черта, по которой актрису запомнили миллионы - это изречения, цитаты и афоризмы Раневской. Они мгновенно стали крылатыми и разошлись по всей стране и за её пределами. И даже спустя многие годы после годы, после того как её не стало, эти слова не теряют своей актуальности! Их больше сотни: - Я не умею выражать сильных чувств, хотя могу сильно выражаться. -Семья заменяет всё. Поэтому, прежде чем её завести, стоит подумать, что тебе важнее: всё или семья. - Моя любимая болезнь — чесотка: почесался и ещё хочется. А самая ненавистная — геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать. - Если больной очень хочет жить, врачи бессильны. - Хрен, положенный на мнение окружающих, обеспечивает спокойную и счастливую жизнь. - Отпускайте идиотов и клоунов из своей жизни. Цирк должен гастролировать. Спутник славы — одиночество. - Стареть скучно, но это единственный способ жить долго. - Талант — как бородавка — либо он есть, либо его нет. - Что за мир? Сколько идиотов вокруг, как весело от них! - Мне всегда было непонятно — люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства. ФАИНА РАНЕВСКАЯ Голова седая на подушке. Держит тонкокожая рука Красный томик «Александр Пушкин». С ней он и сейчас наверняка. С ней он никогда не расставался, Самый лучший – первый кавалер, В ней он оживал, когда читался. Вот вам гениальности пример. Приходил задумчивый и странный, Шляпу сняв с курчавой головы. Вас всегда здесь ждали, Александр, Жили потому, что были Вы. О, многострадальная Фаина, Дорогой захлопнутый рояль. Грустных нот в нём ровно половина, Столько же несыгранных. А жаль! В.Гафт
    43 комментария
    886 классов
    Пятилетнюю Люську решено было отправить на лето к бабушке. Девочка плакала, не хотела; бабушку она не помнила и остаться у нее без родителей ей казалось страшно. Но родители были непреклонны. Папа был партийный работник, мама учительница. Они оба были заняты на работе с утра до вечера, и Люська оставалась дома под присмотром соседки. А у той и своих трое, мал-мала меньше. Мама, пытаясь успокоить дочку, говорила: «Вот увидишь, как тебе понравится. У бабушки есть курочки, ты их будешь кормить, и козочка тоже есть, ты с ней подружишься, она тебя молочком будет поить.» Девочка умолкала на время, пытаясь представить, как это козочка может поить молочком. На утро был назначен отъезд. Папа выхлопотал на службе бричку, запряженную серой лошадкой, в нее погрузили Люськины пожитки, усадили маму с Люськой и бравый красноармеец помчал их за город, в деревню. Еще недавно в стране гремела гражданская война, но Люська самой войны не помнила, а помнила только, как отец то появлялся в шинели с шашкой и револьвером на ремне, то снова уходил надолго, и мама тогда все время плакала. Еще она помнила, что ей все время хотелось есть, она просила маму: «Дай хлебуська,» — и мама снова плакала, но ничего не давала. Теперь Люську уже не мучил голод, но вот, на тебе, новая напасть: нужно было расстаться с мамой на все лето. А сколько это — все лето, она представить не могла. Видимо, очень надолго. Впрочем поездка Люське понравилась. Ее все забавляло — и то, как молодой возница управляет лошадкой, и то, как лошадка помахивает хвостом, отгоняя мух, и даже, как она на ходу роняет «яблочки». Путь был не близкий. Люська в дороге успела и поесть, и поспать, и проснулась она только тогда, когда услышала: «Тпрррррр,» — и лошадка остановилась у бабушкиного дома. Прощание с мамой снова вызвало море слез. Кое-как маме удалось оторвать от себя плачущую Люську. Но вот и пыль уже осела за удаляющейся бричкой, а девочка все еще всхлипывала, размазывая слезы по запыленному лицу. Бабушка что-то говорила, успокаивая внучку, но она не слушала и, вдруг, успокоилась при появлении большой, разноцветной кошки. Никогда ей не приходилось видеть таких пестрых кошек. И кошка тоже взирала на девочку, казалось, с удивлением. «Вот, познакомься, это Муська, она у нас дом от мышей сторожит. Можешь ее погладить, она добрая,» — сказала бабушка. Кошка была действительно добрая, она разрешила себя погладить и так умиротворяюще подействовала на девочку, что та забыла о своей недавней печали. Бабушка накормила внучку и в баньке попарила. «Как в сказке про Иван-царевича,» — думала Люська, засыпая. Тосковать Люське было некогда совершенно. Новые впечатления сыпались на нее как из рога изобилия. Ей все было интересно, она с любопытством наблюдала, как бабушка доила козу, как молодые петушки дрались между собой, как кошка ловко взбиралась на дерево, словом, буквально все, чего она была лишена в городе. Но самое интересное началось после знакомства с соседом. Это был рыжий, обсыпанный веснушками мальчишка лет, примерно, девяти-десяти. Он первый заметил прибавление в соседской усадьбе. «Эй, малявка, ты откуда взялась?,» — окликнул он ее. Она опешила от такого фамильярного обращения и ничего не ответила. Тогда он, перемахнув через плетень, подошел к ней: «Тебя как звать-то?» «Люська,» — ответила девочка. «А меня — Пашка,» — и он по-взрослому протянул руку. Она не знала, что делать, и он сам взял ее руку своей довольно грязной рукой, сжал ладошку и потряс ее. Так началась их дружба. Он называл ее малявкой, она делала вид, что обижается, и дразнила его конопатым. Он тоже делал вид, что сердится, и грозил отстегать крапивой. Однако они привязались друг к дружке и были почти неразлучны. Бабушке некогда было следить за внучкой. Сыта, цела и, слава Богу. Только знакомство с Пашкой она не одобряла: «Не ходила бы ты с ним, — увещевала она девочку, — научит плохому. Они с дедом страсть, какие ругатели». Пашкин дед был его единственный родной человек. Родители погибли в гражданскую. Пашка их и помнил-то плохо. Дед воспитывал внука, как умел. Он некогда был боцманом на военном судне и понятие о педагогике имел весьма своеобразное. Свою воспитательную речь, он переплетал такими «спиралями», что «великость и могучесть» родного языка просто меркли. И естественно, что и внуку привилось немало замысловатых, непечатных эпитетов его воспитателя. Люська не понимала ругательных слов и не придавала им значения. Зато Пашка наполнял ее жизнь такими приключениями, которые городской девочке и не снились. Каждый день привносил в ее жизнь что-нибудь новое. Пашка смело уходил в лес, не боясь заблудиться, и уводил ее вместе с собой. Какой-то внутренний компас приводил его обратно, указывая путь. С ним она не боялась ничего, ни густых зарослей, в которых что-то шевелилось, ни зыбкой почвы под ногами. Лишь однажды она вскрикнула, когда из под их ног выскочил большой заяц. Пашка только рассмеялся: «Эх ты, городская, зайца испугалась!» Они возвращались, перепачканные соком ягод, с полными лукошками грибов. А как славно было в жаркий день плескаться в речке! Плавать она не умела. Пашка ее и этому научил. Он заботливо поддерживал ее пока она осваивала приемы плавания, и она восхищалась его силой — как это он умудряется держать ее на вытянутых руках — она не знала, что в воде почти ничего не весит. Как-то он сказал ей: «Завтра идем на рыбалку, смотри не проспи.» Люська уже видела, как другие мальчишки, постарше, удили рыбу. Пашка только досадовал, что у него нету снастей. Где он раздобыл эти самые снасти, Люська так и не узнала. Наверное, выменял на что-нибудь. И в мысли этой она утвердилась, поскольку денег у Пашки не было, чтобы купить их, а дед его за что-то выдрал крапивой, не стесняясь соседей. Она стала невольным свидетелем страшной экзекуции, после которой стала бояться Пашкиного деда не меньше чем крапивы. Пашка мужественно вынес порку, но после попенял Люське: «Чего уставилась, задницы никогда не видела?» Люська и вправду никогда не видела такой красной попы. Она с жалостью смотрела на своего друга: «Очень больно?» «Это еще не больно, вот когда вицей дерут, это больно — так больно.» Утром, с рассветом Люська уже не спала. Коротким свистом Пашка подал сигнал. Бабушка оглянуться не успела, как Люськи уж и след простыл. Пашка наловил кузнечиков, и они направились к речке. Удилище он смастерил из длинного прута лещины, поплавок сладил из пробки, ловко привязал крючок, безжалостно насадил на него кузнечика, забросил удочку. «Теперь сиди тихо, чтобы рыбу не спугнуть,» — сказал он ей. Люська сидела тихо, почти не шевелясь. Она с благоговением смотрела на Пашку и восхищалась им. «Как же он много знает и умеет,» — думала девочка. Старания и мучения Пашки не пропали даром. Они тащили в деревню двух, приличного размера, блестящих на солнце чешуей, голавлей. Одного он отдал Люське, со словами: «Тащи домой, пусть бабка зажарит,» — другого отдал деду. Обиды на деда у него не было. Ну, раз порядок такой, флотский, заслужил — получи. Да и дед драл его в общем-то, без злобы, для порядку. Бабушка рыбине обрадовалась, но дружбу с Пашкой все-таки рекомендовала оставить, не особенно надеясь, что внучка послушается. Лето для Люськи пролетело, как один день. Она даже удивилась, когда к дому подкатила знакомая бричка с тем же красноармейцем и мамой на пассажирском месте. Приезду мамы Люська конечно была рада, но уезжать ей совсем не хотелось. Она стала уговаривать маму оставить ее еще хоть ненадолго, а поскольку слов ей не хватало, то она ввернула кое-что для убедительности из матросского лексикона. Маму чуть удар не хватил. Она схватила дочь в охапку и никакие уговоры на нее уже не действовали. Люська даже не успела попрощаться с Пашкой... Санинструктор младший сержант Людмила Прокофьева, лежа в вагоне военного эшелона с закрытыми глазами, перебирала в памяти всю свою жизнь. Она понимала, что потом, в военных буднях ей будет не до этого. То детское лето в деревне ей вспоминалось, почему-то с особенной ясностью. Она так четко представляла все подробности того времени, как будто все происходило только вчера. Фронт встретил девушку дымом и запахом гари. Она отыскала санчасть полка, в котором ей предстояло служить. Седовласый, с воспаленными глазами хирург, встретил ее улыбкой. «Товарищ...» — «капитан» — подсказал он, (халат скрывал погоны). «Товарищ капитан, младший сержант...,» — начала рапортовать она. Он махнул рукой: «Вижу, вижу, что сержант.» Он протянул руку, взял документы, пробежал глазами: «Отдохни, дочка, пока затишье. После будет не до отдыха.» «Да я не устала. Готова к выполнению...» Он опять махнул рукой: «Ну и хорошо, что не устала, сходи тогда, доложись комбату, он у нас сейчас за командира полка.» И он показал, в каком направлении находится штаб. Людмила еще пару раз спрашивала дорогу у бойцов. Один пожилой солдат, посоветовал: «Ты лучше по траншее иди к штабу-то, а то мало ли что. Как бы не приглянулась немецкому снайперу.» А приглянуться она могла кому угодно. Бойцы оглядывались на тоненькую, красивую девушку в новенькой форме, перетянутой широким ремнем. Она чувствовала за спиной их восхищенные взгляды и, проходя мимо группы солдат, услышала вдруг: «Такую красоту, да в пекло, о-хо-хо...» «Пекло» она пропустила мимо ушей, но слова солдата заставили ее зардеться. Она низко пригнулась, входя в штабной блиндаж. «Кабинет» комполка был отгорожен брезентовым пологом. При ее появлении в «прихожей» молоденький связист, сидевший за аппаратом вскочил. «Дисциплинка,» — отметила она про себя. Она жестом усадила его на место. «Командир здесь?,» — спросила она. Солдат снова хотел встать, она удержала его. «Так точно, — связист завертел ручку аппарата — сокол-сокол, я весна, ответь — на том конце ответили, он закричал — товарищ майор, сокол на связи!» За брезентом раздался хриплый голос: «Кузьмина! Кузьмин, готовь разведгруппу и на левый фланг. Там «фрицы» что-то затевают! Что?! Сам пойдешь!,» — и он добавил несколько слов, от которых связист покраснел из-за присутствия девушки. Комбат грохнул телефонной трубкой, «Они, вишь ты, устали, а мы тут не устали,» — и он снова добавил к вышесказанному … … … … ... кое-что. «Товарищ комбат, к вам младший сержант,» — прервал тираду связист. «Пусть заходит.» Людмила, еще не убедившись в своей догадке, откинув брезент вошла: «Товарищ майор, младший се... Пашка!» Майор вытаращил глаза. «Конопатый!» Еще с минуту длилось молчание. Майор вглядывался в улыбающееся лицо девушки. Наконец его оцепенение прошло: «Люська? Малявка?!» Объяснений не понадобилось. Они бросились друг к другу в объятия. Они глядели в глаза друг друга и не могли наглядеться, говорили и не могли наговориться. Он достал из кармана кисет с махоркой, оторвал клочок газеты, собираясь закурить, взглянул на нее: «Позволишь?» «Конечно.» Она развязала вещмешок и достала несколько пачек папирос. «Ты, что же, куришь?» «Нет. В пайке выдавали, я не стала отказываться, подумала, что пригодится.» «Еще как!» Он с удовольствием затянулся «гражданской» папироской. «Васильев — связист вбежал — угощайся — он придвинул открытую пачку, — а нам с сержантом чайку организуй.» Солдат расплылся в улыбке: «Есть, товарищ майор.» Он иногда по зову связиста хватал телефонную трубку, сдержанно отдавал команды, поглядывая на свою гостью и удивляя того, кто был на другом конце провода своей «деликатностью». Начались бои, изнуряющие, кровопролитные. Медсанчасть была переполнена ранеными. Одних отправляли по госпиталям, других хоронили. Фронт перемещался постоянно, работы прибавлялось. Приходилось сворачивать и на новом месте снова устанавливать лазарет. Медики и санитары сбивались с ног, валились от бессонницы. И только младший сержант Прокофьева, как будто не знала усталости. Каждый час передышки она бежала в штабной блиндаж к своему Пашке. Нежданно и не своевременно с ней случилось то, чего ждет каждая девушка, да и вообще каждый человек. Она полюбила своего Пашку, так горячо и так преданно, как случиться может только на войне, где люди ходят по краю, и где счастье может оборваться в один миг. А ему теперь казалось, что он и не переставал любить ее с детства, с той самой минуты, как увидел. Они не спали. Лежали рядом в блиндаже, он нежно целовал ее горячие губы, стараясь не царапать щетиной, она отвечала на его поцелуи, шепча что-то, что доходило до его сознания не через слух, но через сердце. Короткие передышки в боях не давали им насладиться друг другом и от того становились еще дороже. Тяжелые, низкие тучи застилали небо, но фронтовики всегда на слух распознавали, что за самолеты скрываются за ними и в какую сторону направляются. Бывало, кто-нибудь скажет: «Наши полетели «фрицам» задать — если заслышит гул советских «Илюшек», или — к нам летят, черти, сейчас начнется.» И тогда начиналось! Грохот от разрывов бомб и треск зениток сливались в такой адской симфонии, что казалось — сейчас полопаются нервы и барабанные перепонки. В лазарете паники не было, никто не покидал своего поста, никто не бежал в укрытие. Все работали как обычно, только врачам приходилось кричать в полную силу голоса, так как из-за грохота их не слышали ассистенты. Но вот все стихло. Очередная атака была отбита. Последний раненый был забинтован. Младший сержант Прокофьева впервые почувствовала дрожь в ногах и странную, какую-то, тошноту. Необъяснимая тревога вытолкнула ее наружу. Она побежала проведать любимого. «Вдруг он ранен, а меня рядом нет,» — думала она... На месте штабного блиндажа зияла огромная воронка. Девушка смотрела на нее и не могла поверить своим глазам. Ей казалось, что она спит и видит кошмарный сон. Ну не мог же ее Пашка погибнуть! Даже странно, отчего это бойцы подходят и снимают каски и пилотки. Этого не может быть! Она стояла на краю воронки, не чувствуя своего тела. Тот самый, пожилой солдат, который советовал остерегаться снайпера подошел к ней и обнял за плечи: «Хорошая могила досталась комбату, глубокая. Ты, девушка, не стой, как каменная, поплачь, не жги сердце». Люська выла, кусая пальцы, лежа на вагонной полке. Поезд уносил ее в тыл, в ночь. Она ехала рожать Пашкиного ребенка. Прошло много лет. Ее дочь четырежды стала матерью. Бабушка Люся четырежды стала бабушкой. Сегодня у нее был радостный день. Младшенький внучек должен был навестить ее. На кухне было наготовлено всего, самого любимого Павлушей. Бабушка сидела в ожидании с альбомом на коленях, разглядывая фотографии. У старших внуков были уже и свои дети, ее правнуки. Ей приходилось напрягать память, чтобы вспомнить, кого как зовут, и дни их рождения. Темненькие, беленькие, всякой масти детские личики смотрели с черно-белых и цветных фотографий. А рыжий был только один. Она всех их любила одинаково. По крайней мере, она убеждала себя в этом. Но вот и долгожданный звонок. Она почти как в молодости, с легкостью покинула кресло, метнулась к двери. На пороге стоял морской офицер — ее Пашка, в золотых погонах, в золотых веснушках, он улыбался бабушке точь-в-точь как тот, погибший, самый дорогой ей человек. Владимир Степной Иллюстрация: Ирина Рыбакова
    104 комментария
    1.8K класса
    Безумно красиво😍 💞 ❤
    20 комментариев
    634 класса
    Аркадий Аверченко – одна из самых таинственных и недооцененных фигур в литературе начала прошлого века. Автор гениальных юмористических рассказов, драматург. Талант А. Аверченко признавали как Николай II, так и В. Ленин. Аркадий Аверченко не принял новую пролетарскую Россию. Он умер в эмиграции, прожив слишком мало, и в силу исторических событий долгое время оставался в тени более известных российских писателей. Аркадий Тимофеевич Аверченко Любить Аркадия Аверченко легко, как и всякого автора, обладающего весёлым нравом, открытым сердцем и лёгким слогом. Сам себя он называл “превесёлым, радостно глядящим на широкий Божий мир человеком” и писателем стал таким же: ироничным, внимательным и щедрым на ёмкое, точное слово. Прожив недолгую жизнь, Аверченко сумел занять в ряду русских юмористических писателей одно из первых мест. Аркадий Тимофеевич Аверченко родился 27 марта 1880 года в Севастополе. Русский писатель - сатирик, драматург, театральный критик, редактор журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». Аверченко - талантливый самоучка с огромным читательским багажом. Будущий “король смеха” дебютировал на страницах харьковской газеты “Южный край” с рассказом “Как мне пришлось застраховать жизнь” в 1903 году. Журнал “Стрекоза”, куда он устроился секретарём, в 1908 году преобразовался в еженедельник “Сатирикон”, стал уникальной трибуной социальной сатиры и значимым культурным явлением. Аверченко из постоянного автора скоро перешёл на роль главного редактора издания. В золотой век журнала в нём публиковались рассказы Надежды Лохвицкой (Тэффи), Саши Чёрного, Осипа Дымова, Леонида Андреева, а иллюстрировали его виднейшие художники Серебряного века. Читатели полюбили “Сатирикон”, потому как он не переходил на личности, обличая конкретных особ, а вводил жанр “лирической сатиры”, полной самоиронии и тонких наблюдений за человеческой натурой. Рассказы 1920-х годов посвящены осмыслению революции и её разрушительных последствий, а также судьбам эмигрантов, пытающихся выжить в изгнании и найти новые смыслы и опору в жизни. Последние годы жизни автор провёл в Чехии. Долгое время на родине Аверченко оставался запрещённым автором и русский читатель по-настоящему открыл для себя творчество сатирика только в 1980-е годы. “Галочка”, “Человек за ширмой”, “Жена” и другие рассказы вошли в сокровищницу мировой юмористической литературы, а цитаты из произведений писателя до сих пор вызывают улыбку и лёгкую грусть. Библиография 1910 – «Весёлые устрицы» 1910 – «Рассказы. Книга первая» 1910 – «Зайчики на стене» 1912 – «Круги по воде» 1912 – «Рассказы для выздоравливающих» 1914 – «Дети» 1915 – «Записки театральной крысы» 1917 – «Подходцев и двое других» 1923 – «Записки Простодушного» 1925 – «Шутка мецената» Несколько цитат автора: Жёлуди-то одинаковы, но когда вырастут из них молодые дубки – из одного дубка делают кафедру для учёного, другой идёт на рамку для портрета любимой девушки, а из третьего дубка смастерят такую виселицу, что любо-дорого… * * * Жизнь – вечный медленный праздник. * * * Жизнь посылает нам удивительные хитросплетения и устраивает самые замысловатые комбинации. * * * Зернистая икра хороша именно тогда, когда её едят столовой ложкой. * * * Иезуитский орден есть такой орден, который все человечество, помимо всякого желания, уже несколько веков носит на своей шее. К сожалению, люди до сих пор не научились вешать этот орден как следует.
    2 комментария
    35 классов
Вот опять сейчас наткнулась на статью, что мужчину не нужно жалеть, потому что жалость унижает. И сразу вспомнила историю моей прабабушки. Напишу её от её лица так, как она рассказывала мне в детстве:
«Иду я, унучичка, по базару в соседней станице, а там платки продают. Но я краем глаза только посмотрела и дальше пошла. До платков ли тогда было! Леночка с Ниночкой у меня рядом, а Василий около базара на коне нас ждёт, с казаками трындит. Один платок такой красивый. Зелёный прямо под глаза мои и как твои глаза. Ну не нужен он мне, не барыня чай, обойдусь. Закрыла глаза и больше не смотрела на него. Вышла с рынка. Леночка тянет куда-то, Ниночка на руках. Смотрю на Васю моего. Красивый казак т
Правильно: колоритный персонаж
Сверхпопулярность этой ошибки кроется в похожести двух латинских слов, прижившихся в русском языке: color и calor. Color — это «цвет», а calor — «жар» или «зной».
От первого латинского слова происходит русское прилагательное «колоритный» (красочный, цветной, яркий, отличающийся определёнными, бросающимися в глаза качествами), от второго — «калорийный» (содержащий значительное число калорий, питательный).
В связи с тем, что оба они заимствованные, их правописание объясняется не правилами русского языка, а тем, как пишутся слова, от которых они произошли. Первая гласная в слове color — «о», первая гласная в слове calor — «а». Это же правило сохраняется и в рус
u4imslova

Образование

Аркадий Аверченко – одна из самых таинственных и недооцененных фигур в литературе начала прошлого века. Автор гениальных юмористических рассказов, драматург. Талант А. Аверченко признавали как Николай II, так и В. Ленин.
Аркадий Аверченко не принял новую пролетарскую Россию. Он умер в эмиграции, прожив слишком мало, и в силу исторических событий долгое время оставался в тени более известных российских писателей.
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Любить Аркадия Аверченко легко, как и всякого автора, обладающего весёлым нравом, открытым сердцем и лёгким слогом. Сам себя он называл “превесёлым, радостно глядящим на широкий Божий мир человеком” и писателем стал таким же: ироничным, внимательным и
u4imslova

Образование

Русские поговорки со словом «язык»
Язык до Киева доведёт
Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами!
Языком капусты не шинкуют
Языком и лаптя не сплетёшь.
Кто языком штурмует, не много навоюет
За твоим языком не поспеешь босиком
Верти языком, что корова хвостом
Свой язычок первый супостат
Язык мой — враг мой
Мужик ражий, да язык-то вражий
Язык до добра не доведёт
Всякая сорока от своего языка гинет
Что на уме, то и на языке
Язык телу якорь
Мал язык, да всем телом владеет
Мал язык — горами качает
Язык — стяг, дружину водит
Язык голову кормит и до побоев доводит
Язык поит и кормит, и спину порет
Проспер Мериме (1803-1870) — знаменитый французский писатель:
"Русский язык, н
u4imslova

Образование

Однaжды я exaла в автобусе со стapyшкой, которая время от времени вытиpaла слeзу.
- Что же с Вами случилoсь? Вы больны? Вы плохо себя чувствуете?
- Нет! Я умepла , и у меня ничего не бoлит.
Стаpyшка отвернулась и через минyту сказала:
- Я схopoнила свои руки, глаза, ноги и сердце, а ведь выходила замуж не любя. Плакaла, кричaла, отбивалась, любила гармониста. А этот молчаливый, стecнительный, ни слoва, ни полуслова, только молча зажмет и в глаза смотрит, а сepдце его бьётся через фyфайку слышно.
Пришёл свататься, нас было четверо дeвoк.
Мама спросила:
- Любишь мoю дочь?
А он одно скaзaл:
- Не обижу, не ударю, не оскорблю, а любовь это пелена на глазах, а я, мол, мужик, мне не до дури
u4imslova

Образование

Любовь.
У нас говорят, что, мол, любит, и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А, помню, старуха соседка короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.
И часто платок затянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь — уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.
И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…
Дай бог ему отдых
u4imslova

Образование

u4imslova

Образование

u4imslova

Образование

Российские геологи открыли новый минерал, содержащий медь, фосфор, калий и цинк, а назвали его в честь поселка в Якутии, рядом с которым его и нашли. Минерал получил название «батагаит»
Показать ещё