Тихий Дворик

"Сын с кладбища" — Хотите я оградку покрашу и присматривать буду? Недорого возьму, зато будете уверены, что за местом следят. Александр поднял голову и увидел перед собой паренька, совсем молоденького юношу лет пятнадцати в ещё добротной, но с чужого плеча телогрейке и чёрной шапочке. Весна уже бушевала вовсю, и телогрейка явно была не по сезону. Саша встал и сунул руки в карманы, вспоминая, не выкинул ли он из машины свою серую лёгкую куртку. Она давно стала мала, и Александр возил её, чтобы использовать по случаю ремонта как подстилку. Не пригодилась до сих пор. — Покрасить надо, ты прав, облупилась уже краска местами. Парень ещё раз посмотрел на памятник и прямо спросил: — Сестра? — Жена первая, — ответил Саша и позвал мальчишку с собой, — пойдём, кое-что дам. Идти было далеко, но юноша, ничего больше не спрашивая, шёл рядом. — Ого, ваша? — не скрывая интереса, спросил подросток. — Не моя, но работаю на ней уже пять лет, так что не чужая. Как тебя зовут? — Гриша, — мальчик обходил огромную железную махину и всё ещё не мог сдержать удивления. — Красивая тачила. — Сашка рассмеялся, хочешь внутри посидеть? — Это MAN? — ещё больше удивился парень, увидев шильдик на решётке грузовика. — Ты что, таких грузовиков ни разу не видел? Во ты даёшь! — теперь была очередь удивляться мужчине. — У нас в деревне таких не было, на трассу когда бегали, конечно, видел дальнобойщиков, но такую мощь в первый раз. — Так смотри, Гриша! И трогать можно! — разрешил Сашка. Парнишка ещё с полчаса лазил по машине, а после понял, что водителю пора, и попрощался. Отправляясь дальше по маршруту Александр сказал: — Через дней пять буду возвращаться, деньги привезу, приходи на это же место. — Договорились! — протянул руку на прощание парень, а Саша крепко её пожал. Всю дорогу до пункта назначения Саша думал о парнишке. Доехал до места вовремя, уже разгрузился и собирался в обратный путь, как возникла накладка — задержался на день. А потом в ночь отправляться после дня беготни за документами, загрузкой попутного груза, не стал, выехал рано утром. И всю дорогу вновь перед Сашей в голове стоял Григорий. Обещал же ему... При подъезде к городу зарядил дождь, потемнело. Александр сбавил скорость и завернул на привычную стоянку, чуть поодаль от кладбища. А дождь лил и лил. Ровные мокрые ниточки тянулись с неба к земле. Александр бросил окурок в урну и поёжился. Он прекрасно понимал, что задержался в пути, и парень не обязан был ждать его. В кафе и на крытой веранде знакомого лица Саша не увидел. Разворачивались фуры и большегрузы через метров пятьсот от стоянки. Там в прошлый раз и стоял автомобиль Александра. Пора было в путь. Саша ещё раз обвёл присутствующих взглядом. Нет его. — Парнишка никакой не примелькался за последние два дня? — спросил водитель у продавца в кафе. Тот пожал плечами. Медленный разворот по накатанной дороге, и вдруг свет фар осветил на обочине фигурку, стоящую под дождём. — Гришка! — Саша открыл дверь. — Сдурел под дождём стоять? Полезай быстрее. Мужчина подал парню полотенце и футболку, чтобы тот переоделся. — Я не могу взять, вы в прошлый раз мне куртку дали. — Бери, она всё равно мне маловата. Я много вещей вожу с собой, так сказать на всякий случай, вот и случай. — Я знал, что вы вернётесь, обещали. — Обещал, но вот видишь... задержали... — Я так и понял, такие как вы не обманывают. — Какие такие? — удивился Александр и, чуть прищурившись, посмотрел на парня. — Ну... такие, — пожал плечами Гриша. Саша достал термос с чаем, налил горячую жидкость в кружку и подал парню. — Давай домой доброшу, где живёшь? — спросил Александр, чтобы перевести тему. — Так я тут, на кладбище и живу. — Чего? — Саша нарисовал себе в голове жуткую картину. — Тут работник есть, сторож. У него домик маленький, хороший, с печкой. Вот у него и живу. Помогаю. — А-а-а, — Саша представил себе печку и лежанку. — А родители чего же? — Отец на этом кладбище лежит, там, в низинке, а мать лишили родительских прав, совсем спилась, за отцом хочет, видимо. Когда младших братьев забирали, я сбежал. Мне же почти шестнадцать, ещё два года и свободен. — Это что, получается, что ты два года скитаться будешь? — Почему скитаться? Кому в голову придёт на кладбище беглеца искать? — усмехнулся Гриша, — на вокзалах ищут, в заброшках, а тут — тишина и спокойствие. Свою копейку имею, сторож не выдаёт. — А братья как же твои? Григорий опустил голову: — Вот по ним скучаю, сильно... но в детский дом не хочу. А восемнадцать стукнет, заберу к себе. — Не отдадут без работы и жилья. Так-то детдомовским угол какой-никакой положен после выпуска, а сам ты будешь без жилья. Стало понятно, что Гриша даже не думал об этом. Решил, что раз совершеннолетний и брат, то проблем не будет. Загрустил. — Ничего, у меня ещё есть время и работу нормальную найти, и дом. Дождь не прекращался, но Гриша уже хотел уйти. — Не торопись, обсохни. Мне еще полчаса стоять, — соврал водитель, — расскажи что-нибудь, а то скучно одному ехать. А Григория и просить не нужно было. Он, явно испытывающий нехватку общения, закрывал рот, только чтобы перевести дыхание. Рассказывал, рассказывал. В основном, конечно, это были случаи, произошедшие с ним на кладбище или байки от сторожа. Но описывал он их ярко, образно, словно играл на сцене, активно жестикулировал и модулировал голосом. Слово за слово сменилась тема. Теперь Гриша жаловался на непутёвых родителей, которые ему достались, на то, как приходилось жить. Было видно, что не избалованным растёт молодой человек, даже наивным местами, ещё ребёнок. И он, познавший беды и горе, не озлобился, не пошёл по неправильному пути. Александру это очень понравилось. И слова Григория становились уже менее эмоциональными, и речь пошла более плавно. Дождь тоже почти закончился, словно вылили они вместе и дождь, и этот парнишка, закутавшийся в полотенце, всю свою боль наружу, а теперь всё, пришло опустошение. — Я пойду, — после недолгого молчания сказал Гриша. — В пакет положи куртку, её сушить. — Ага. Спасибо вам, — Гриша сунул куртку в лежащий тут же пакет и не спеша вылез из машины. Саша ещё некоторое время смотрел вслед парнишке, вспоминая себя в его возрасте. Не хотелось ему тогда работать, учиться, чем-то заниматься, хотелось с парнями тусить, бегать по подворотням, стреляя папироски у подвыпивших мужиков. И становилось жгуче неприятно под ложечкой от этих ощущений. Сейчас, глядя на Гришу, Александр особенно сожалел, что ни с первой, ни со второй женой не получилось вырастить детей. Года бежали, приближая его к пятидесяти. На следующей стоянке у заправки Саша стал искать барсетку, чтобы расплатиться за топливо, но барсетки нигде не было. В один миг Сашку обдало холодным потом. Он вспомнил, когда отдавал парню сумму на краску для оградки, то переложил деньги в пакет и... пакет. Александр хлопнул с силой руками по рулю. В тот самый пакет Гриша положил куртку. "Вот ведь, прощайте деньги!" Сашка расстроился, понимал, что по доброй воле никто такую сумму не отдаст, считай, подарил. Всю дорогу домой, Сашка злился на себя. В этот рейс не получилось достаточно заработать, так ещё и деньги потерял. Уже дома тоже долго не мог прийти в себя, злился, жена заметила. — Случилось что? Обещал вернуться раньше? — Дополнительный груз брал, да деньги на топливо где-то потерял, на свои заправлялся, — ответил Саша не сразу. — Ну ничего, не голодаем, переживём, — выдохнув, ответила Анна. — Меня другое беспокоит. Ольга, вчера рассказывала — её вернулся на три дня позже, колёса проткнули на стоянке за то, что он кому-то на трассе не заплатил. Страшные времена настали, Саша, может, оставишь эту работу, а? — Нет, у меня всё хорошо. У меня же трасса нормальная, да и платят, не обижают. Сама знаешь, работу сейчас найти тяжело. Жена продолжила собирать на стол обед: — Садись, покормлю тебя и на работу. А из-за денег не переживай, выкрутимся. Прошла неделя. Неприятные ощущения забылись. Саша вновь уехал в рейс на три дня, должен был вечером сегодня вернуться, и Анна заскочила после работы в парикмахерскую на стрижку. — Ань, слушай. А чего это сегодня Юрка Пронькин у меня на стрижке сказал, что твоего мужа сын ищет. Говорит, они на кладбище встретились. Сашка твой уехал, бросил его там, а этот парнишка на попутках к вам приехал. Женщина, сидевшая в парикмахерском кресле, сразу побелела. — Ань? — мастер из мужского зала, стоящая в проходе, пожала плечами, так и не дождавшись ответа. — Я думала, ты знаешь. — Молчала бы, кто тебя за язык тянул... Иди, работай. Аня, как будем стричься? Может, покороче? — спросила мастер, чуть подвернув отросшие волосы клиентки. — Женя, я позже зайду, — Анна сползла с кресла и пошла домой. Теперь ей стало ясно, почему муж приехал из рейса такой подавленный. Оказывается, у него есть сын. "Сын, сын", — стучало её сердце. Аня не смотрела по сторонам, бежала домой. Ей казалось, что в их маленьком городке все уже кроме неё знали эту новость. — Простите, а вы из какой квартиры? Из тридцать пятой? — Аня встала перед пареньком, переминающимся у подъездной двери, и ничего не ответила. — Из тридцать пятой? — повторил он вопрос. — Да говорю же, эта жена Сашки, она, — соседка с первого этажа высунулась из окна. — Пошли, — ответила Аня и открыла дверь подъезда. — Да мне только передать пакет, — протянул руку, в которой был чёрный свёрнутый пакет, Григорий. — Заходи, говорю, — серьёзным тоном произнесла Аня. В квартире она очень долго молчала, не знала, как начать разговор, Гриша тоже молчал, не понимая, чего от него хотят. — Голодный? — Очень, — быстро ответил Гриша. — Я ведь на попутках до вас добирался. — Мой руки, садись. — Я..., — начал было Гриша. — Сначала ешь, потом поговорим, — Анна всё оттягивала момент истины. Гриша стал быстро-быстро работать ложкой. — А дядя Саша когда из рейса вернётся? Вы не подумайте, я ни одного рубля не взял из пакета... — Дядя? Из какого пакета, какие деньги? — Анна просто засыпала юношу вопросами. — Ну да, дядя Саша. Он сам представился. Александр. На MANе ездит. Или... Гриша даже подскочил: — Он не здесь живёт? — Здесь живёт. Успокойся. Вечером должен вернуться, дождёшься, надеюсь. Доедай и расскажешь мне всё. Но Григорий не стал ждать окончания ужина и как обычно начал свой бойкий красочный рассказ. Аня села напротив парня за стол и стала слушать. Временами она задавала наводящие вопросы, но больше слушала. — А в школу ты, получается, не ходишь? Аттестат получил? — В десятый не пошёл, хотя предлагали, говорили — учись, у тебя потенциал. В кружок театральный ходил. — А-а-а, — потянула Анна, сопоставляя такую своеобразную жестикуляцию парнишки с этой информацией и уже невольно мысленно договариваясь о принятии Гриши в старшие классы с директором школы, в которой работала завучем. — Просто... из школы сразу бы в детдом забрали. Теперь, когда она уже точно знала, что Гриша не сын Александра, ей даже стало немного жаль. Больше десяти лет Аня с Сашей были женаты, а своих детей родить так и не получилось. Первые пять лет они переживали, пробовали все возможные методы, даже к травницам ходили и на святые места вместе ездили, мотались по врачам, а потом как-то отпустило, отошло на второй план, и жизнь пошла своим чередом. И иногда Аня думала, что если бы у Саши был бы ребёнок от первого брака, то это сделало бы их семью более счастливой. Она слушала паренька, а сама представляла, как сидят они втроём за этим кухонным столом и ужинают. Словно семья. Воображение разыгралось так, что не остановить. Звонок в дверь, радостный и короткий, быстро вернул Аню в реальность. — Привет, — прижал Сашка жену к себе и поцеловал. — У нас гости, — тихо сказала Аня и кивнула в сторону кухни. В проёме стоял Гриша, улыбался, дожёвывая кусочек хлеба. Он подошёл и крепко сжал протянутую мужчиной руку. — Я пакет открыл, а там деньги... — Не ожидал, признаюсь, — Александр прошёл на кухню. — Как нашёл меня? — К дальнобойщикам подошёл, стал спрашивать. Один мне город, из которого вы подсказал, пытался по радио на вас выйти, но не получилось. — А, это да... поломка у меня как раз в рейсе случилась, пока я туда-сюда по стоянке бегал, в кабину залезли и выдернули точку. Ну ничего, скоро эти девяностые закончатся и заживём! Прорвёмся. Ты мне лучше скажи, почему не спрятал деньги, а сразу меня искать пошёл? — Как почему? Деньги не малые, а вы в пути, мало ли что случится. А мне что, встал, да пошёл. Вот деньги вам отдал, поел, спасибо, кстати, очень вкусно. Теперь и обратно могу спокойно уйти. — Ну-ну, погоди прощаться, чай не пили. Я тут гостинцы привёз как раз, садись. За разговором потянулось время. Саша несколько раз посмотрел на Аню, кивая в сторону гостя. Она моргнула в ответ. — Давай, Григорий, сегодня у нас переночуешь, а завтра посмотрим. — Не знаю, даже. Не хочу мешать. — А ты не помешаешь. Комната у нас одна свободная есть, так что оставайся. Анна долго ночью не могла уснуть. Стрелки часов спешили отсчитать второй час нового дня. Саша тоже ворочался и всё больше лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. — О чём ты думаешь? — спросила жена. — Гриша — хороший парень, как оказалось. А ситуация у него не простая. — Знаю, он мне рассказал. Я уже подумала с Любовью Андреевной созвониться, проконсультироваться. Может она сможет как-то у себя его провести, чтобы ему в детском доме просто числиться, не жить. — Это вряд ли. Любая проверка покажет, что его там нет, а она на него всё получает. Не пойдёт пожилой человек на преступление. Может нам его к себе взять? Идея бредовая, конечно. Ну а что, оформим как приёмного, спроси у этой своей знакомой, что она скажет. Аня задумалась. Не ожидала от мужа такого поступка. А сама побоялась предложить. — Документы нужны, хотя бы какие-то, без них пустой разговор будет. — Решим, давай спать, — выдохнул Александр. Утром всё уже казалось уже не таким сложным, Сашка проснулся в очень хорошем настроении. Аня ушла на работу, приготовив мужчинам завтрак. — Пойдёшь со мной на стоянку? Надо радио новое купить и поставить, — спросил Александр. Гриша, конечно же, согласился. У грузовика долго возились, Саша, заметив любопытный взгляд парня, стал показывать ему, как устроен грузовик, что необычного есть в этой махине. Ближе к четырём часам, когда в животах у обоих уже явно было слышно недовольное урчание, стали собираться домой. Саша дал Григорию баклажку и отправил за водой. — Там, за кирпичным зданием слева, кран есть, набери воды, умоемся, а то Аня домой не пустит и ужином не накормит, она не любит мазут и всё такое, — рассмеялся Александр. Гриша ушёл, а когда вернулся, услышал странные голоса. Двое парней в одинаковых кожаных куртках заломили Александру руки и держали перед третьим маленьким, худеньким мужчиной, вертевшим в руках кастет. Думать было некогда, Гриша бросил тару с водой, схватил два обрезка железной трубы и побежал к грузовику. — Отошли! — закричал Гриша, приближаясь. — Тише, парниша, тише, мы поговорим с Сашей и уйдём. — Сейчас уходите! — орал Григорий, и размахивал трубами в руках, чтобы не было видно, что руки трясутся. Саша попытался освободиться: — Я же сказал вам, что грузовик не мой, к хозяину и идите, нечего с меня трясти, у меня денег нет. Гриша не лезь, уйдут сейчас. — Повезло тебе, что не твой грузовик, — сплюнул худенький мужик и добавил, — пошли парни. Они ушли, а Гриша всё не выпускал из трясущихся рук железки. — Всё, брось, — Саша подошёл к Григорию и прижал к себе, обнимая. — Я тоже испугался. Ани ни слова, понял? Григорий кивнул. — Ну и отлично, пойдём вместе к крану, умоемся. Кстати, у тебя документы есть какие-нибудь? — Паспорт есть. Я уже новый получил. — Это же хорошо! Аня к своей знакомой в детский дом сходит, надо тебя как-то оформить. Пойдёшь к нам в сыновья? Саша остановился у крана и посмотрел на парня. Ошарашенный Григорий тоже остановился посреди дороги. — Ну чего застыл? Давай, отмывайся. Есть уже охота. Вечером за столом Саша вёл себя, как обычно, а Григорий был задумчив. Когда Анна стала разливать чай по кружкам, Гриша не выдержал: — Зачем я вам? Можно я уйду? — Можно, конечно, тебя никто не держит, — тут же ответила Анна. — Но, если мы возьмём тебя под опеку, перед тобой откроются все двери, весь мир. Ты не будешь бояться, прятаться. И ещё, нам от тебя ничего не нужно. Хотя... расскажи ещё какую-нибудь историю о кладбище. Григорий улыбнулся, сделал глоток чая и начал свой рассказ. На следующий день Аня договорилась о встрече с Любовь Андреевной и попросила у Григория паспорт. — Тут дело такое... У меня же ещё два брата есть. Они в каком-то детском доме, я не знаю даже, побоялся искать. — Я поняла. Всё узнаю. Любовь Андреевна стояла у окна своего кабинета и смотрела, как во дворе гуляют воспитанники детского дома. Эта была пожилая женщина с невероятно прямой спиной, седыми волосами, убранными в тугую шишку. — Аня, вот нет у тебя своих детей, у мужа нет. Зачем вам какие-то три мальчика из пьющей семьи, тем более мать лишена родительских прав, — она обернулась от окна. — Любовь Андреевна. Я вам правду рассказала, хотим помочь Григорию, так ведь и будет скитаться по кладбищам или попадёт в дурную компанию. А это талантливый мальчик, ему в театральное надо поступать. Прекрасно стихи запоминает. — Хорошо. Ладно Григорий, тут я ещё могу понять, а те два... ты их даже не видела. — Найдём, приласкаем, вырастим, у меня такой опыт! — не сдавалась Анна. — Ох, Аня, Аня, ты сейчас так спокойна, а начнутся проблемы... — Помогите, Любовь Андреевна. Сейчас это самое важное. — Много в вас с Сашей нерастраченной любви, вот вы и бросились спасать совершенно незнакомых вам детей. У меня тоже опыт, и я вижу в твоих глазах эту твою эйфорию, этот запал. Ладно. Я обдумаю. Но с Григорием, если решится вопрос, ему нужно будет некоторое время пожить у нас, иначе никак. — Спасибо, Любовь Андреевна, спасибо дорогая. — Ладно, ладно. Не благодари, я ещё ничего не решила. Через дня три приходи, поговорим. Любовь Андреевна была женщиной умной и благодарной. Когда-то Анна ей помогла, точнее, выручила её дочь, поэтому женщина тоже отплатила добром. Если с Григорием ситуация была понятна, пусть сложно, но решаема, то братьев парня, как оказалось, уже определили в приёмную семью, но видеться позволили и уже на январских каникулах, когда стало возможным, Григорий с Сашей и Аней съездили к ним в гости. Через год, осенью, в важную для Александра дату, он стоял у могилы первой жены и благодарил. Благодарил за то, что она "подарила" ему сына. Пусть во взрослом возрасте, но всё же дала возможность испытать эти невероятные ощущения отцовства, которых ему так не хватало. Автор: Сысойкина Наталья

Вера Аркадьевна возвращалась с кладбища, размазывая слёзы по морщинистым щекам. Недавно она договорилась с кладбищенскими работниками, что те почистят, покрасят могилу родителей и мужа. Подстригут траву, приведут всё в порядок. Самой делать это не по силам — ноги болят, от работы внаклонку голова кружится. Мужчины так и сделали, работой Вера Аркадьевна осталась довольна. А вот со стоимостью работ вовсе нет.    Когда она обратилась к ним две недели назад, ей озвучивали цену, посильную одинокой пенсионерке — всю зиму по копеечке откладывала, чтобы летом привести последнее пристанище близких в опрятный вид. А сегодня вдруг стоимость возросла. Она пыталась объяснить им, что уговор был о другой цене, но куда ей!    Мужчины перечисляли выполненные работы, да иной раз так витиевато и быстро, что она не успевала за ходом их мысли. Говорили, что специально ради неё ездили на оптовую базу за краской, так как на старую, та что имелась у них, не ложилась. Приводили ещё какие-то доводы, да так напористо, что у неё заболела голова и она сама не заметила, как согласилась оплатить другую сумму.  А цена возросла ровно на половину её пенсии, которую она вчера только получила и сразу же оплатила коммунальные платежи. И вот теперь от неё осталось совсем маленько. Разве что на хлеб. От масла в этом месяце придётся отказаться.  Женщина брела по аллее кладбища, и никак не могла унять слëз. Было обидно, что не смогла настоять на своём — решительностью и умением аргументировать доводы она никогда не отличалась. Жалела себя, представляя, как будет тяжело протянуть этот месяц.  А она... Она даже не сказала, что у неё до следующего месяца осталось всего две тысячи рублей. Но ведь могла же! И может тогда они сжалились бы над ней, не стали бы обдирать как липку. Но нет, Вера Аркадьевна не той породы: слишком мягкотелая. Окружающие и раньше пользовались её бесхребетностью, но когда был жив Ваня, она пряталась за его спиной. Но Ванечки уже два года нет с ней...    У Веры Аркадьевны была ещё и дочь. Но отношения между ними были сложными. И Марина уже несколько лет живёт в другой стране. Матери звонит раз в месяц и то будто бы из одолжения. Постоянно наставляет мать, учит жизни, ругает за поступки. Вера Аркадьевна не спорит, устно с дочерью соглашается, но внутри себя знает, что не сможет «качать права» ни в поликлинике, ни в спорах с соседями. Такая уж уродилась, и сейчас в семьдесят измениться не сможет.    Наверное, если она попросит денег у Марины, та вышлет. Но тогда придётся объяснять, как так получилось, что она осталась без денег. А вынести упрёки от дочери выше её моральных сил. От одной только мысли о таком разговоре у Веры Аркадьевны сжималось всё внутри и слёзы лились с новой силой. Занимать у кого-то неудобно. Практически у всех подруг пенсия маленькая. Да и отдавать ведь потом надо, а с каких денег? Так и следующую пенсию не увидит.  «Господь поможет, не бросит» — сказала она сама себе, уже дойдя до автобусной остановки.  До дома еле добралась — ноги налились свинцовой тяжестью, голова вот-вот расколется на осколки, в животе урчало и ворчало. Сил хватило только на то, чтобы вымыть руки, переодеться и выпить чаю с пряником. Два позволить себе не могла, помня сегодняшнее происшествие. Вера Аркадьевна легла отдохнуть, и хоть в голове и крутились неприятные мысли, душа всё так же плакала, но ей удалось уснуть.  Приснился покойный муж. Будто смотрит он не неё, и смеётся. «Ну, что, — говорит, — опять вляпалась в историю? Не реви, я тебя не брошу». Таким и при жизни был её Ванечка: все проблемы оборачивал в шутку. Только она знает, каких трудов ему стоило порой решить возникшую сложность. Может оттого сердце и не выдюжило — всю жизнь он прикрывал семейные тылы. А она только и могла, что гладить его по седым волосам, когда он уставший клал голову ей на колени. Повезло ей с мужем.  В морозилке курица — если её разделить на части, да сварить наваристый бульон, то на недели две должно хватить. Аромат будет уже хорошо. Всего три яйца и картошку с морковью надо докупить. Заварку надо экономнее сыпать, и чай с молоком будет редкостью.    Негусто, конечно, с запасами. Всё по минимуму, только необходимое. Но она справится. В Ленинграде люди как-то в Великую Отечественную выжили, а у неё на каждый день хоть один раз поесть продуктов найдётся.    Иван дослушал урок, откинулся на спинку дивана и задумался. Интересная тема сегодня была, неожиданная для него. Недавно он, поддавшись моде, купил видеокурс по увеличению доходов. Раньше он скептически относился к подобным вещам, считая их спасением инфантильных людей. Для него всегда была параллель между работой и деньгами. Всё логично — много работаешь, значит, много получаешь. Он это видел на своём личном примере, и на примере отца.    Никогда раньше не задумывался о другой стороне жизни, но в последнее время появилось стойкое ощущение, что он чего-то недопонимает. Вернее, смотрит только в одну сторону, тогда как истина многогранна и лежит в разных плоскостях.    Он купил курс коуча, о котором хорошо отзывались знакомые. И скорее всего, сделал он это для расширения границ, снятия шор. Коуч действительно говорил много интересных вещей, а главное, это не было в духе: быстрее, выше, сильнее. Наоборот, он рассказывал о том, как изменить отношение к деньгам, о неочевидных денежных потоках и прочем.    Сегодняшний урок Ивану особенно отозвался. Коуч предлагал часть своих доходов отправлять на благотворительность. Причём процент можно установить самому. Нет строгой десятины. Хочешь, отчисляй один процент, хочешь пятнадцать.    Преподаватель объяснял механизм денежного потока, и Иван видел, что да, он прав. Далеко не всегда работает схема: работа=деньги. Иначе в стране не было бы нуждающихся. Ведь, как ни крути, а работает, и иногда много работает, большинство трудоспособного населения.    Отдать деньги на благотворительность было для него новым. И дело даже не в сумме, а в моральной составляющей. Он привык тратить на дело, даже детей приучил к контролю затрат, и отсеканию ненужных покупок. Конечно, с подростками это работает сложнее — у них слишком много соблазнов в виде минутного удовольствия. Но всё же видел, что рассуждать они стали иначе. А сейчас просто взять и отправить некую сумму в неизвестном направлении — морально сложно.    Первое, что он хотел сделать — перечислить деньги детскому дому. Но что-то останавливало. Вдруг они уйдут не по назначению? Хотя какое его дело? Он свою часть «уговора» выполнил, а дальше не его забота.    Так и не приняв решения, Иван пошёл в душ. Пора уже ехать по делам, а с благотворительностью решит потом — время есть. Выйдя из ванной, взял телефон и увидел сообщение от бухгалтера — покупатель внёс предоплату за предстоящий заказ. И снова мелькнула мысль: всё неспроста. Этих денег он не ждал раньше понедельника.    Уже за рулём вспомнил, что обещал угостить офисных девчонок тортиком. Давно уже обещал, и даже повод забыл. Но раз вспомнил, надо делать, тем более рядом с офисом много магазинов. В один из них Иван и зашёл. Выбрал большой торт, хороший чай и кофе, пошёл на кассу.    В отделе хлебобулочных изделий взгляд зацепился за пожилую женщину, выбирающую хлеб. Вот она берёт в руки батон, кладёт в корзинку. Делает несколько шагов в сторону, а потом возвращается и выкладывает батон обратно. Ищет на полке половинку того же хлеба. При этом лицо у бабушки сосредоточенное, видимо, в уме ведёт подсчёты: хватит — не хватит.    Иван посмотрел на неё ещё несколько секунд и пошёл оплачивать покупки. Но ещё одна деталька пазла в его голове сложилась.    *****    — Наталья, узнай какие есть службы, помогающие пожилым людям. Собес там, или дом престарелых. Не знаю, в общем. Ты узнай, как им перечислить деньги и с сегодняшнего аванса отправь десять процентов.    — Хорошо, Иван Андреевич, — удивлённо посмотрела на него бухгалтер.  Через полчаса она вновь зашла в кабинет шефа, положила на стол листок:    — Вот здесь реквизиты, и пояснения что нужно для того, чтобы перечислить деньги как благотворительность.  — Спасибо, Наталья.    — Иван Андреевич, а зачем вам это? Вернее, с чего вдруг? Я работаю у вас уже семь лет, и мы никогда не перечисляли помощь. Что-то случилось? — поинтересовалась бухгалтер.    — Нет, ничего не случилось. Заезжал сегодня за тортом, видел бабушку. Стоит, рубли считает, выбирает то, что дешевле. И так жалко стало её, вспомнил свою бабулю. Она в военные годы росла, и, конечно, отпечаток на всю жизнь остался. Помню, как она сушила старый хлеб, клала заварку не больше щепотки, так что даже запаха чая не было. Поэтому вдруг захотелось помочь, но не сообразил сразу в магазине к той старушке подойти.    — Понятно. Да, таких стариков жалко. Работали всю жизнь, то БАМ, то КАМАЗ строили, к коммунизму стремились, а многие остались не у дел. Отдавая всё государству, получают сейчас копейки. Иван Андреевич, а может, не будем перечислять деньги, а найдём кому помочь адресно?    — Ну вот в моём подъезде живёт одинокая старушка. Мужа похоронила, дочь за границей. Я её часто в магазине встречаю, и она как та ваша сегодняшняя бабушка, стоит и долго приценивается, считает. Покупает самые дешёвые консервы — лишь бы мясом пахли. Я иногда захожу к ней, угощаю чем-нибудь. Но часто заходить неудобно, вдруг обидится.  И думаю, таких бабушек много, я могу спросить у девочек. Ту сумму, что вы сказали перечислить, хватит на несколько одиноких стариков. Купим самое необходимое, а возможно, и побалуем чем-то. Им ведь тоже не только гречки хочется, и конфеток шоколадных, и абрикосов — сейчас как раз сезон. Можно что-то для дома купить: мыло, туалетную бумагу. Поверьте, они на всём экономят!  — Хм. Хорошая мысль. Но только если вы берёте это на себя, Наталья, — внимательно посмотрел на неё мужчина. — И стариков найдёте, и сами всё купите и доставите.  — Я просто закажу в СберМаркете, сюда привезут, а мы с девочками распределим и развезём. Сейчас спрошу, знает ли кто-нибудь нуждающихся людей, и исходя из этого закупим.    — Хорошо. Сумму вы знаете, поэтому распоряжайтесь по своему усмотрению. Вам, женщинам, виднее что нужно в хозяйстве. Мужчина купит десять пачек пельменей и рыбку к пиву.    Бухгалтер вышла, а Иван Андреевич ощутил какой-то душевный подъём. Мысленно он помогал той бабушке из супермаркета. Жалко, конечно, не догадался там ей купить что-то. Но сострадание всё-таки больше свойственно женщинам. А мужчине проще взять и перечислить деньги, и поставить галочку «выполнено».    Молодец Наталья, что подсказала эту идею и взялась за организацию. Опять-таки мужчина вряд ли сделал бы то же самое.    *****  Вера Аркадьевна собралась в магазин. Денег у неё было две тысячи, а продержаться на них надо четыре недели. Она решила, что будет тратить четыреста рублей в неделю. Сегодня надо купить подсолнечное масло и хлеб. Пожалуй, всё. Как хлеб кончится, снова пойдёт в магазин и прикупит яиц, а пока обойдётся тем, что есть.    Она уже обувалась, когда в дверь позвонили. Смотреть в глазок не привыкла, и спрашивать кто там тоже, поэтому открыла сразу. За порогом Наташа — соседка с пятого этажа. Когда-то у неё жили здесь родители, а потом они переехали в деревню, а квартиру оставили дочери. Так что Наташеньку Вера Аркадьевна знает с детства.    — Здравствуй, Наташа. Проходи.    — Здравствуйте, тётя Вера, — женщина переступила через порог. — Я на минуточку.    — Это материальная помощь.  — Матпомощь? Откуда? Я же в соцзащиту не ходила.    — Это не из соцзащиты. Это мой директор решил помочь одиноким пенсионерам, и я вспомнила про вас. Вы, конечно, не одинокая, — тут же поправилась Наташа, — У вас Марина есть. Но ведь она далеко, и тяжёлые сумки таскать некому.    — А вы разберите пакеты. Давайте я отнесу их на кухню. Вот этот тяжёлый, — женщина ловко скинула туфли и перенесла пакеты на кухонную табуретку. — Вот здесь есть курица, поэтому лучше вы уберите её в холодильник или морозилку. В общем, разберёте сами. Если хотите, то я помогу.  Подбородок Веры Аркадьевны мелко дрожал.  — Ну неужели так бывает, Наташенька? Всю жизнь жила и ни откуда помощи не ждала, а вот так нежданно-негаданно мне помогли. Спасибо тебе, милая, что вспомнила меня.    — Это не мне спасибо, а директору моему, Ивану Андреевичу.    — Как говоришь? Иван...    — Иван Андреевич. Он никогда так раньше не поступал, а вот сегодня утром пришёл и говорит: бабушку в супермаркете пожалел... Ну что вы плачете, тётя Вера, — Наталья обняла пожилую соседку.    — А то плачу, что это Ванечка мой помощь прислал.      — Муж покойный, его тоже Иваном Андреевичем звали, — всхлипывала Вера Аркадьевна.    Наташа удивлённо и смущённо смотрела на старушку. Причём здесь дядя Ваня?  — Не удивляйся, Наташа, я ещё не сошла с ума. Ежели не торопишься, то давай с тобой чайку попьём, я тебе всё и расскажу. От такой истории сама заплачешь. Ты мне только помоги разобрать пакеты, я сама медленно всё делаю, а тебя задерживать не хочу.    Через пятнадцать минут две женщины сидели за столом. В чашках дымился ароматный чай. На столе вазочка с черешней и абрикосами. В другой печенье и конфеты. Чёрствые пряники Вера Аркадьевна доставать не стала, но открыла припасённую на чёрный день баночку клубничного варенья — подруга угостила.  Наталья слушала историю Веры Аркадьевны, и её тело покрывалось мурашками. Она хорошо помнит дядю Ваню — улыбчивый, хозяйственный. Всегда детвору карамельками угощал, и Марину — её ровесницу — любил больше самого себя. Неужели возможно такое, что он с того света позаботился о жене?    Но ведь получается именно так.  И как после этого не верить в чудеса?    Автор: Айгуль Галиакберова

Рано утром в избу Матрены Семеновны Колдиной в селе Андреевке вошел немецкий офицер с переводчиком. — Эй, — сказал переводчик, вглядываясь в полутьму, — есть здесь кто живой, мертвый? — Мы тут, — испуганно отозвалась Матрена. — Приказ, — сказал переводчик, — сегодня в 12 часов выселяйтесь из избы. Все село выселяется. Вас поведут в город. — Как?—спросила, бледнея, Матрена. — Совсем выселяться? — Совсем, совсем, — сказал переводчик.— Покушать чего-нибудь нет у тебя? Через полчаса в избу вошли двое солдат. Они держали ружья наперевес и бормотали: — Матка! Где русский зольдат? Русский зольдат?.. Притворяясь, что ищут русских бойцов, спрятавшихся в избе, они ринулись к комоду, выпростали ящики и стали засовывать за пазуху последние вещи, еще сохранившиеся от предыдущих грабежей. Потом обшарили все углы, срывая с гвоздей пальто, одежду, увязывая все это в узел и бормоча: — Матка, где русский зольдат, русский зольдат... Потом сели за стол. — Матка! Хлеб! — Да ничего нет, — отвечала Матрена, — хоть пол ломайте. — Собак! — сказал один солдат. — Тьфу, чорт, собак! В это время гул канонады, уже в течение нескольких дней все приближавшийся к деревне, стал особенно слышен. — Уходите? — спросила! Матрена. — Рус нехорош, — ответил солдат.— Партизан: паф! Это нельзя... Матка! Дай яйка! — Нету. Солдат вынул словарик, порылся в нем и сказал: — Свол.чь! В 12 часов немцы выгнали все население Андреевки на улицу, окружили конвоем и погнали на запад. Стоял сильный мороз. Женщины несли на руках детей. Ребятишки постарше — пяти-шести лет — бежали за матерями, не поспевали, падали, снова бежали. Останавливаться, даже для того, чтобы помочь изнемогающим детям, было строжайше запрещено под угрозой немедленного расстрела. И все же дети оказались сильнее стариков: старики сдали первыми. Вот один из них упал, затем другой, третий. Потом, выбившись из сил, замерзая, начали падать дети. Путь колонны обозначился лежащими телами. Женщины, потерявшие детей, стали кричать. Они кричали громко, пронзительно. Плач и крики стояли над этой страшной колонной. У Екатерины Меньшовой, соседки Матрены, было два сына, пяти и шести лет. Сначала она несла их на руках. Потом руки стали замерзать, она опустила меньшого на землю. Он не пробежал и полкилометра, как стал отставать. Она снова взяла его на руки. Но обмороженные руки но слушались. Пришлось опять опустить мальчонку на землю. Тот едва плелся и вскоре упал. Вне себя, она бросилась к нему, встала на колени, склонившись над ним. К ней подошел жандармский офицер с нашейной металлической цепью и жетоном-орлом: — Вперед! Форвертс! Она пробормотала, обливаясь слезами: — Да ребеночку не поспеть... А двоих не могу снести. Трудно. — Трудно? Он по обыкновению порылся в словарике, как давеча солдат, и нашел нужную фразу: — Будет легко! Вынул пистолет и пристрелил пятилетнего мальчугана. — Форвертс! Но мать не хотела сдвинуться с места, обхватив обмороженными руками детский трупик. Тогда офицер пристрелил и ее. Колонна едва плелась, и когда стало темнеть, еще не дошла к месту назначения. Едва смерклось, люди начали разбегаться: на излучинах дороги ускользали в лес. Немцы стреляли, но ничего не видели в темноте и били мимо. Убежала и Матрена. Некоторое время она шла одна по пояс в снегу, потом услышала тихие голоса. Это были свои, андреевские, двигавшиеся гуськом домой. Вела толпу женщин старуха Мартынова, знавшая эти места с малолетства, — каждый куст, каждую ложбинку. Иногда она останавливалась, вглядываясь во мрак, и, словно увидев путеводные знаки, понятные ей одной, снова шла вперед. Женщины двигались за ней, пригревая на груди оставшихся в живых детей. Шли в родную деревню, где выросли, на родную землю, которую годами пахали и засевали, навстречу своей родной армии, которая должна была не сегодня-завтра освободить их село. Чем ближе к Андреевке, тем сильнее артиллерийский обстрел. Последние пятьсот метров не шли, а ползли. Подползли к колхозному сараю-подвалу, где некогда хранились колхозные соленья — огурцы, капуста, грибы. Забились в подвал. Гул от разрывов все возрастал. Сын Матрены Митя выполз из подвала и, глядя в щелку сарая, сообщил последние новости: — Наши бьют! Ух, баню разбили, пятерых немцев в клочки! Вдруг он крикнул: — Бегут адольфики! Действительно, машины одна за другой проносились мимо сарая. Вот одна на ходу ткнулась в тяжелую армейскую повозку, — груда обломков загородила путь. Немцы повыскакивали в снег. Бросая машины и повозки, бегом кинулись к лесу. — Поджигают! Ой, поджигают! — крикнул вдруг Митя. Женщины вылезли из подвала, прильнули к щелям сарая. Точно: на фоне рассветного неба видны были черные фигуры, перебегавшие от дома к дому. Избы загорались одна за другой. Одна баба заплакала в голос, другие подхватили. Горело годами строенное, потом и трудом приобретенное, горело родное гнездо, где каждый камень был знаком и памятен. — На той стороне наши! — крикнул Митя. Засвистели пули. Видно было, как один поджигатель рухнул замертво в снег. Женщины встретили его смерть ликующим криком. Четверо других поджигателей бросились бежать. Пятый замешкался и выбежал на улицу, когда остальные уже скрылись в роще. Он в недоумении остановился у сарая, ища своих. — Бабы, хватай его! — крикнула Матрена. Сильным ударом она распахнула дверь и, схватив немца со спины, навалилась на него всем телом. Он упал в снег. Навалились другие. — Эй, что здесь?—раздался чей-то голос. Вздрогнув, они оглянулись. Перед ними стояли люди в белых халатах с автоматами. — Наши!—крикнула Нюра Тимофеева. Да, это были свои, освободители. Родные лица, родная одежда, родной язык. Это была родина, пришедшая сюда к несчастным, истерзанным женщинам, чтобы освободить их. И плача от счастья, женщины прильнули к этим серым шинелям, — таким же шинелям, в которых где-то сейчас в эту минуту сражаются их братья, мужья, отцы. Женщины, узнавшие не книжный, а подлинный, кровавый смысл слов «захватчики-людоеды». Женщины, вернувшиеся на родину. — Спасибо, — мягко и растроганно сказал сержант,—спасибо вам за привет. Евгений Габрилович.

Меня, как ветеринара, вызвали осмотреть 13-летнюю собаку по кличке Батут. Семья ожидала чуда. Я обследовал пса и понял, что он умирает. Я ничего не мог сделать... Батут был окружен своей семьёй. Маленький сынишка хозяев пса казался таким спокойным, напоследок обнимая собаку. Я задумался: понимает ли он, что происходит? Через несколько минут пёс спокойно уснул, чтобы больше никогда не проснуться. Ребёнок, казалось, принял это без труда. Я слышал, как мама задавалась вопросом: почему жизнь собак короче человеческой? И тут мальчик сказал: - Я знаю, почему. Его дальнейшие слова изменили мой взгляд на жизнь. Он сказал: - Люди приходят в мир, чтобы научиться жить хорошо, любить других все время и быть хорошим человеком. А собаки уже рождаются, умея всё это делать, им не нужно жить так долго, как нам. Мораль этой истории такова — если бы собака была нашим учителем, мы бы узнали такие вещи, как: Когда близкие приходят домой, всегда бегите их встречать. Никогда не упускайте возможности выйти погулять. Пусть ощущение свежего воздуха и ветра на лице будет чистым экстазом! Не упускайте шанса вздремнуть. Хорошо растягивайся перед тем, как вставать. Не забывайте радоваться ежедневно. Не кусайте, если можно ограничиться рычанием. В очень жаркую погоду пейте много воды и лежите под тенью дерева. Когда вы счастливы, не скрывайте этого. Наслаждайтесь простыми вещами. Будьте верным. Никогда не притворяйтесь тем, кем не являетесь. Если то, что ты хочешь, «скрыто», ищи упорно, пока не найдёшь. И никогда не забывайте: когда у кого-то плохой день, тихо, терпеливо и нежно дайте этому человеку почувствовать, что вы рядом. (С)

А Вы знаете, что школьная форма, которая была введена И.Сталиным в 1949 году, шилась из самого дорогого материала? Это был кашемир, на ощупь напоминающий шелк, но делался он по специальной технологии из лучшей овечьей мягчайшей пряжи.⁣ ⁣ Цвет платьев для девочек был только коричневым, это настраивало учениц на деловой лад и не утомляло глаза. Кроме того, это исключало всякие сравнения - кто «лучше одет». Продавалась такая форма по цене гораздо ниже себестоимости. На зависть зарубежным модницам.⁣ ⁣ Передникам (фартукам) школьниц полагалось быть черными - повседневными или белыми, нарядными, с оборками. Но кружевные передники не допускались, руководство страны объясняло это тем, что негоже советским девочкам быть похожими на горничных в царской России или на официанток. **

...Мы были будущим когда-то, но стали прошлыми давно... 23 апреля актеру Льву Прыгунову исполнилось 85 лет.

Я лeжу на сохранeнии в дерeвенской больницe в семи тысячах километров от Москвы. Бoльничка дерeвянная, несколько палат. В ней тихo и уютно. Деревня малeнькая, все всех знают. Меня тоже все знaют. За три года я успела перeучить кучу деревенских детeй. Я oтдыхаю, читаю книжки и болтаю с соседками по палате. Я знаю, что у меня девочка. Все гoворят, что мальчик. Я не спoрю, зачем спopить, я знaю, что это девочка. Я знаю, что у нeё темные волoсы и кaрие глаза. Чeтыре месяца назад я открыла глаза и увидела в черном небе падающую звезду. С этого момента я знала, что бeременна карeглазой девочкoй. Зачем спорить, мне всё-равно, что они говорят. В бoльнице начинается суeта. Привeзли кого-то тяжелого. Это событие. Все нервничают. В палатy заходит сaнитарка с ведром и шваброй. Мы пристаем с расспросами. «Да не пoмрет, не перeживайте. Там Ольга. При Ольге не пoмирают». Ольга — дерeвенская мeдсестра, щуплая худосочная блондинка, громогласная грyбиянка, котoрая вихрeм носится по больнице. Ходить она не может, она может носиться, opать на санитарок, что плохо пpoхлорировали туалеты, гoнять мужикoв, нарушающих бoльничную дисциплину. Иногда она заходит поболтать. Ей с нами интересно. Из четырех человек в палате две не дeревенские, прuшлые. Из дрyгого мира. Она тоже хочет в другой мир. Она здесь чужая. Ольга не можeт смириться с дерeвенской унылoй действительностью. Она рaссказывает, что встречaется со стaршим лейтенантом из сосeднего гарнизона и, может быть, уедет с ним oтсюда. Мы делаем вид, что вeрим в счастливый исход романа. Ольге тридцать пять, лeйтенанту двaдцать семь. У Ольги четырнадцатилетний сын и бoльной отец, который тоже не вeрит в счастливый исход, но не дeлает вида. Ольга расстраиваeтся, что отец не верит в исхoд из деревни в светлое будущeе. Ольга — легeнда. Когда её смeна, бoльные не умupaют, даже если им совсем уже пора умepeть, они умудряются дотерпеть до конца Ольгиной смены и умереть без нeе. Когда она рядом с безнадежным больным, это похоже на то, что она пoлным потоком льет свою жизнь в воронку уходящей жизни человека. Инoгда они передумывают умирать и потом благодарят Ольгу. Иногда Ольга oстается в бoльнице, чтобы не дать человеку умереть. Она как-то знает, кому время пришлo, а кому нyжно пoдождать. Через два мeсяца пoсле сохранения в двeнадцать нoчи меня привозят в больницу со схвaтками. Схватки черeз пять минут. Я сама всё понимаю. Это мой второй ребенок. Двадцать шестая неделя беременности. Мoей нерoжденной девочке с карими глазами осталось жить несколько часов. Гинеколог дoма. Ей не хoчется идти в больницу ради бeзнадежного случая. Ночь, рaнняя весна, темень и холод. Меня принимает акушерка, мать моей бывшей ученицы. Я слышу, как она звонит домой гинекологу. Микрофон дрeвнего телeфона орёт так, что за тoнкой дощатой стенoй палаты слышно весь разговор: — Какое раскрытие? — Четыре с пoловиной пaльца. — А схвaтки? — Через минуту. — Чего я пoйду ночью, она все равно выкинет. Разберись без меня. Акушерка вeзет капельницу и прячeт от меня глаза. Я лeжу в коридоре. В пaлатах нет мест. Больничка маленькая. Я всё понимаю, но не могу смириться с тем, что моeй девочки скоро не станет. — Кто из мeдсестер в смене? — Ольга. Сeйчас разбужу. У моей девочки eсть надежда. Даже если все всё понимают, нам повезло. Здесь Ольга. Это пoследнее, во что я могу вeрить. Я вeрю в Ольгу. В медсестринской быстpaя возня. — Чего ты меня сразу не разбудила?! — А чего бyдить, если схватки черeз минуту?! — Твое какое дeло?! — Ольга с матoм несется по коридору, проверяет капeльницу. Она прячет от мeня глаза. — Сделать уже ничего нeльзя, у тебя рoды. Мoлись. Я всё понимаю, но дeржусь за Ольгу как за сeребряную стрyну, соединяющую явленный мир с потусторонним чудом. — Молись Богородице, проси, чтoбы она спaсла ребёнка. Всё-равно выкинeшь, но, можeт быть, чудoм выживeт. Я буду с тобой молиться. Я не верю в Богородицу, я верю в Ольгу. — Ольга, я не знаю ни oдной мoлитвы. — Я буду говoрить, а ты повторяй, — Ольга садится на кровать и берет меня за рyку. Я послушно повтoряю за Ольгой слoва пeрвой в жизни молитвы. Я не прошу, чтобы ребенок oстался в живых. Я прoшу о том, чтобы он не рoждался. Я ищy защиты и помощи у двyх матерей. Дeва Мария, оставь мне мою девочку. Если ты оставишь ее, она будет нoсить твое имя. Мы дeржимся за рyки всю ночь. К шeсти утра схватки останавливаются. В восемь приходит гинекoлог. Я сплю. Я yстала. — Заснула? Это хоpoшо. Давно выкинула? Я не хочу видеть врача, брpсившего мeня нpчью на сельскую акушерку и медсестру. Я зaкрываю глаза и отвoрачиваюсь к стене. Акушерка рассказывает ей, что роды остановились. Меня ведут в смотровую. Раскрытия нет. Роды не останавливаются. Так не бывает. Но при Ольге не умиpaют. И, если это очень вaжно, и двe женщины просят трeтью о спасении ребенка, она не мoжет не откликнуться. Я уеду из этой дeревни через пять лет. Еще черeз пятнадцать я встречусь со своими бывшими учeниками в Москве. — Ольгу помните? Смoгла она оттуда уехать? Ольга вышла замуж за своeго лейтенанта и переехала жить в военный городoк. — При ней так никто и не умирaл? — Не умирaл. — Я рада, что у нее все слoжилось. Они прячут от меня глаза. Лейтенант уeхал в другой гарнизон. Она должна была уехать следoм за ним, зашла на почту за его письмом, торопилась в больницу. Когда вышла на крыльцо, поскользнулась на льду, упала на ступеньки и слoмала шейные позвонки. Мою кареглазую дoчь зовут Мария. Она думает, что её назвали в честь бабушeк. Когда в середине лета я рoдила её все в тoй же деревенской больнице, Ольга прихoдила на неё посмотреть. Может быть, нам нужно мoлиться о том, чтобы в больницах не прeкращались Ольги, кoторые не сдаются даже, когда сдeлать уже ничего нeльзя? ** автор: Свeтланa Комapoва

Были вместе всего 6 лет и ушли в один день. Валерий и Ирина Харламовы Валерий Харламов был легендарным игроком, неудивительно, что и его любовь вошла в историю как красивая песня о паре, жившей недолго, но счастливо. Валерий Харламов к моменту знакомства с будущей женой был прославленным хоккеистом, его знал весь мир, а на родине он считался настоящим героем. Девушек вокруг него тоже было немало. Любимая старшая сестра Татьяна называла их «мартышками» и старательно отваживала охотниц за славой от любимого брата. Валерий был настолько известен, обласкан властью и поклонниками, что вполне мог встречаться с кинозвездами. Статус и знакомства позволяли. Но он был слишком занят хоккеем, чтобы крутить громкие романы и встречаться с капризными актрисами. Да и вообще, был человеком от природы достаточно скромным, к своей славе относился сдержанно, даже стеснялся ее. Его первая девушка жила в соседнем подъезде, и они по очереди лазили друг к другу через балкон. Неудивительно, что однажды сердце хоккеиста покорила простая студентка, которая не говорила о нем с придыханием, поскольку ничего о Харламове не знала. Ирина понятия не имела, что перед ней звезда спорта, когда приняла приглашение на танец. Ира Смирнова пришла в ресторан на день рождения подруги. За соседним столиком гуляла компания Харламова. Милую студентку он приметил сразу. А она не оробела перед прославленным кавалером, держалась спокойно и уверенно. Ирина приняла его за таксиста. Впечатления подтвердились, когда кавалер предложил подвезти ее до дома на своей волге. Ну, точно, таксист! Правду она узнала лишь через несколько недель, когда страстный роман был в разгаре: увидела поклонника по телевизору. Отношения пары развивались стремительно. Ирина долго не знала, как рассказать о новом знакомом строгой маме. В конце концов, придумала план – усадила маму перед телевизором вместе смотреть хоккей. «Когда Харламова показали крупным планом, я воскликнула: «Какой мальчик! Достанется кому-то такая красота!» Ира помолчала несколько минут, а потом не выдержала: «Это Валера Харламов, мы встречаемся», — позже поделилась мама Нина Васильевна воспоминаниями. Но, несмотря на симпатичное лицо поклонника, узнав об отношениях дочери с хоккеистом, она не обрадовалась. Нина Васильевна растила Ирину одна и хотела, чтобы та поскорее построила обычную скромную семью, как у всех. А тут мужчина намного старше (на целых восемь лет), да к тому же известный, да к тому же все время пропадающий на тренировках… Какие уж тут серьезные отношения.? Тем более, Ирина, чтоб встречаться с любимым почаще, бросила учебу и постоянно пропадала у Валеры. Еще больше расстроилась мама, когда узнала, что дочь беременна, а пара в ЗАГС не торопится. По тем временам это было категорически неприемлемо. Тем более, что у Ирины был преданный поклонник, который был готов жениться хоть завтра и воспитывать с Ирой ребенка от другого мужчины. Но девушка строить с ним судьбу не захотела, твердо отказала: «Люблю Валеру, и точка». К слову, Харламов не избегал женитьбы. Просто никак не мог втиснуть ее в плотный график игр и тренировок. В итоге пара расписалась уже после рождения сына Александра. Отношения Ирины и Харламова, конечно, не были безоблачны. Сестра хоккеиста говорила, что даже накануне свадьбы Валерий продолжал видеться с переводчицей Мариной Баженовой. Он встречался с этой девушкой пять лет, и все, по словам родных, было у них серьезно. Но, узнав о ребенке, Марина отступила. Возможно, эти подозрения — просто ревность старшей сестры. Она не скрывала, что не особо симпатизировала Ирине: ничем толком не занимается, не работает, не учится, лишь с удовольствием веселится в компаниях. Не сложились отношения и у родителей пары. После смерти Харламовых они долго спорили, с кем будут расти двое осиротевших внуков. Но это после… Сначала долгожданная регистрация. Уже на свадьбе начали сыпаться на молодоженов плохие приметы. В то время было не принято дарить жениху и невесте деньги – старались выделиться подарками. Зная о смешанных корнях хоккеиста (его мама родом из Испании, хоть и работала токарем на советском заводе), один из гостей подарил ему шикарный бюст испанского поэта. — Ну, все, - расстроилась мама. – Это же памятник на могилу Валерке. Были и другие недобрые предзнаменования. Ирине когда-то предсказали, что она выйдет замуж по большой любви за богатого человека, которого будет знать весь мир. Но проживет недолго и умрет в 25 лет. Те же предчувствия ранней кончины одолевали и Харламова, как-то в раздевалке он брякнул: «Доживу до 30, а там будь что будет». Друзья удивились: «Какие мысли о смерти в таком возрасте, еще жить и жить!». На это Валерий Харламов ответил: его давно тревожит ощущение, что умрет молодым. Не прошло и пары недель после свадьбы, как случилась беда. Новоиспеченные супруги попали в аварию на Ленинградском шоссе. Они возвращались с дачи, когда Валерий не справился с управлением и врезался в столб. Ирина отделалась легко, а вот Харламов получил тяжелые переломы ног. Врачи вообще сомневались, что он сможет ходить. Но Валерий справился и вернулся на лед. Хотя играть так, как раньше, уже не мог. Конечно, случались у него и после аварии действительно звездные выходы на лед, когда трибуны ревели от восторга: «Вот он, наш легендарный Харламов! Никто другой так не сможет!» Тем не менее, на Кубок Канады в 1981 году в составе сборной СССР его не взяли. Это стало для Валерия, хоть и ожидаемым, но серьезным ударом. Чтобы отвлечь мужа от тяжелых раздумий, Ирина предложила поехать на дачу к маме. Но настроения ни у кого не было. Когда по телевизору начали объявлять состав сборной, Харламов погрустнел и надолго ушел в себя. Спали тоже неспокойно. Рано утром Валерий разбудил Ирину, поскольку торопился к 11 часам в Москву на тренировку. Видя настроение супруга, Ира попросилась за руль. Но Нина Васильевна отговорила: дочь только недавно получила права и за рулем держалась очень неуверенно. К тому же пошел сильный дождь, дорога была скользкой. И Харламов пообещал теще, что поведет сам. Он действительно устроился на водительском сиденье, но после почему-то поменялся с супругой местами и пустил Ирину за руль. На 74-м километре Ирина не справилась с управлением на отремонтированном участке дороги, машину занесло и кинуло под встречный «ЗИЛ». Удар был такой силы, что Харламов и брат Ирины, ехавший с ними, погибли на месте. Ира умерла чуть позже, но врачи, приехавшие к месту аварии, уверяли: спасти ее не было шансов. Как выяснилось, Ирина носила под сердцем третьего ребенка. Ей было всего 25, Харламову – 33. Их осиротевшим детям – 5 и 6 лет. Сын пары Александр и дочь Бегонита выросли с бабушкой по матери Ниной Васильевной. Александр стал хоккеистом, а Бегонита нашла себя в художественной гимнастике. _____________ Уважаемые подписчики! Подписывайтесь на наш телеграм канал по ссылке в комментариях! Там еще больше интересных историй, стихов и высказываний Источник: https://dzen.ru/a/ZiFHpBB2mSeCa0zE

Мама всю жизнь говорила дочери: "Береги куклу, она спасла тебе жизнь". 18 июля 1941 года на станции Лычково Новгородской области самолеты фашистов разбомбили эшелон из 12 вагонов с детьми. Сколько маленьких ленинградцев погибло в тот день, неизвестно до сих пор. Живыми остались 18 детей. Одна из них Ирина Алексеевна Зимнева. Ирина родилась в 1938 году. Когда девочке был год с небольшим, отец, кадровый военный, ушел на финскую войну. Когда началась Великая Отечественная война, он в первый же день ушел на фронт. Мама работала на Кировском заводе, а с Ириной оставалась няня, 16-летняя девушка из-под Луги. Когда немцы стали подходить к Луге, девушка ушла к себе домой, оставив ребенка одну. Мама, сделав на память фотографию дочери, решила отправить Ирину в эвакуацию с эшелоном, который отправлялся из Ленинграда 10 июля. В вагон, куда посадили Ирину, самым старшим детям было лет пять. Были и другие вагоны, в которых были дети постарше. Вагоны были настолько забиты детьми, что негде было сидеть. К тому же, на некоторых станциях малышей еще подсаживали. Путь длился 8 дней. Кормить ребят было нечем. На станциях взрослые приносили кипяток и поили детей. Родители были уверены, что война быстро закончится и думали, что отправляют детей на месяц. Детишки даже не были подготовлены как следует. На Ирине было платье и передник с большим карманом. В этот карман со словами: “Береги ее, никому не давай. Никогда никому не давай”, - мама положила любимую куклу дочери. Это было сказано не от жадности, а от желания сохранить вещь, связанную с домом. Кукла, которую мама дала дочери, и спасла ей жизнь. На восьмой день, когда поезд приехал на станцию Лычково, детей наконец начали кормить. Высадили всех, а из окрестных деревень стали подвозить других детей. Кого-то на подводах, кого-то на машине. Кто-то шел пешком. В тот момент, когда объявили посадку, налетели фашистские самолеты и начали бомбить эшелон. Ирина была в первом вагоне, от которого ничего, кроме горелых досок не осталось. Многие дети бросились врассыпную, в надежде спрятаться на поле, в стогах. Но фашисты из пулеметов начали стрелять по бегущим детям. Двум сестрам Туриковым: Веронике и Ирине удалось спрятаться в картофельной ботве. Позже они вспоминали: "Мы видим, как немец летит. Прямо на нас смотрит, ухмыляется и стреляет. Пули легли рядом, но в нас, слава Богу, не попали”. Сделав свое черное дело, самолеты улетели. Кого миновало ранение и гибель, начали собираться вместе. Раненых отправили обратно в Ленинград. Выживших отправили дальше. На следующий день начали разбирать завалы, хоронить погибших. На помощь пришли ребята из близлежащих деревень. Среди ребят был мальчик Леша Осокин. Увидев в завалах красивую куклу, он решил взять ее своей сестренке. Из воспоминаний Алексея Степановича Осокина: “Я разгребал остатки досок и железок из первого вагона. Вдруг увидел детскую ручку, в которой была зажата красивая куколка. Я захотел забрать эту куклу и привезти своей сестре Тасе, которой в ту пору было 12 лет, а мне 14. Но куклу крепко держала детская ручка. Когда я сильнее потянул за ручку, ручка отломилась. Я позвал взрослых, и под трупами мы откопали живую и невредимую малышку. К этому времени всех выживших после бомбежки уже увезли, воспитатели развезли раненых, а малышку я увез к себе в деревню Белый Бор, где жила моя семья”. Воспоминания Таисии Степановны Осокиной, сестры Леши, записаны на видео. “Брата отправили разбирать завалы после бомбежки. Там он и нашел девочку с куклой”. В семье Леши, кроме бабушки и матери, было пятеро детей. Отца семейства, как кулака, увезли еще в 1937 году. Ирина на время стала шестым ребенком в доброй семье. Через несколько дней в деревню пришли немцы. Жителей выгнали из домов. Несчастным пришлось уйти на болота. Когда семья жила на болотах, они потеряли двоих детей. Из архивного видео: -Таисия Степановна. Мы ушли на болота в июле. Как долго мы там жили? -Долго жили. Мы еще в сентябре картошку копали. Ходили в деревню Муры. Ландорики из гнилой картошки ели, и тебя кормили ландориком. Есть-то нечего было. Мы вышли из болот, когда стало совсем холодно. За тобой приехал твой дядя. Не знаю, кто ему сообщил. А тебя забрал в Ленинград. -По меткам, где были указаны адрес, имя, возраст, которые были у меня на одежде, моей маме передали, что ребенок жив. Мой дядя Коля был связан с Кировским заводом, где работала мама. Он летал на маленьком самолете, который мог садиться на маленьких аэродромах и смог меня забрать. В Ленинграде еще блокада не началась, а дети уже были в войне. Блокаду Ирина провела в Ленинграде. Девочку устроили в детский сад, где ее часто приходилось оставлять на ночь. Из воспоминаний Елизаветы Леонидовны Щукиной, старшего инспектора по дошкольному воспитанию Куйбышевского района: “Мы никогда не забудем этих серых печальных старичков в возрасте от трех до восьми лет, сидящих в кучке с закрытыми глазами. Они оживали только услыхав звон посуды. Когда же кончалась еда, кто собирал крошки на столе, кто на четвереньках ползал под столом, отыскивая эти крошки там… В детском саду можно было поесть целых два раза в день. На завтрак давали кружку кипятка с маленьким кусочком хлеба, на обед - тарелку жидкой манной каши. Ужина не было”. В феврале 1944 года отца ранило. Он получил тяжелое ранение в живот, после которого его отправили в Челябинский госпиталь. Мама попросилась в филиал Кировского завода, который находился в Челябинске, а Ирину отвезла в Свердловск к родным. В 1945 году семья вернулась в Ленинград. Папа до конца не смог оправиться от ранения. Умер в 54 года. Мама прожила долгую жизнь, но больной женщиной. Мама всю жизнь говорила дочери: “Береги куклу, она спасла тебе жизнь”. Эту куклу она не разрешала трогать и внукам. Кукла всегда стояла в буфете. В 1985 году Ирина Алексеевна с семьей решили купить дом недалеко от Ленинграда. Деревня называлась Олешонка. Через два года решили построить баню. -Я пригласила плотника. Он спросил, можно ли ему работать со своим другом. Когда работа была закончена, Ирина Алексеевна накрыла стол. Друг плотника начал рассказывать, как в годы войны ему пришлось разбирать разбомбленный эшелон с детьми. И о том, как он нашел девочку, которая крепко сжимала куклу. -Ты знаешь, меня ведь тоже спасла кукла. - Я бы хотел посмотреть на эту куклу. Спустя некоторое время мужчина приехал в Ленинград к Ирине Алексеевне, чтобы посмотреть на эту куклу. -Он приехал. Стоит перед дверью квартиры и не входит. Говорит: “У моей куклы есть примета”. -Какая? -У куклы отломилась ручка, и я замотал ее черной изолентой. Я показываю: -Эта кукла? -Да! Та самая кукла! Вот так, спустя сорок с лишним лет, Ирина Алексеевна встретилась со своим спасителем. -Теперь я понимаю, в жизни ничего случайного не бывает. Бог нас для чего-то сводит с людьми. В 2002 году по телевизору показали передачу про трагедию в Лычково. Ведущая Арина Шарапова рассказала, что в этой трагедии никто не выжил. -Вот тогда мы, 17 человек, откликнулись. Нет, мы живы. Не все погибли. Мы всегда поддерживали между собой теплые отношения. Еще одно удивительное совпадение произошло позже. В память об этой трагедии скульптор Виктор Георгиевич Фетисов создал памятник. Девочка на памятнике чудом оказалась очень похожей на Ирину Алексеевну. -Еще до установки, когда скульптор закончил работу над памятником, он пригласил комиссию. Я думала, что памятник еще не готов. И его нужно было дорабатывать. Специально повезла свои детские фотографии, чтобы показать, как одевали детей до войны. Чтобы одежда была похожа. Он внимательно посмотрел на фотографию, подвел меня к памятнику. А лицо девочки, абсолютно как мое лицо. Кроме хвостиков. Скульптор меня не видел никогда, а сходство получилось удивительным. В 1959 году Ирина Алексеевна вышла замуж, родила двоих детей. После развода с первым мужем, вторично вышла замуж за мужчину с ребенком. В новой семье родился еще ребенок. Так Ирина Алексеевна стала матерью четверых. 46 лет Ирина Алексеевна проработала учителем физики в школе. Из-за болезни ей дали вторую группу инвалидности. После этого начала работать на общественной работой и увлеклась фотографией. Это так увлекло Ирину Алексеевну, что уже вышло 17 книг разных авторов с фотографиями Ирины Алексеевны. В разных точках России прошли более 50 выставок. Альбом “Я люблю тебя Россия” был представлен в Англии. Посыл молодым от Ирины Алексеевны: “Будьте добрее. Доброта рождает доброту. И любите. Любовь - это самое главное”

«Мне плевать на все эти стереотипы, которые нам навязывает общество, требующее от нас «быть сексуальными штучками до восьмидесяти лет». Отсюда все комплексы и страхи женщины — страх постареть, страх быть собой, настоящей, страх утратить то, чем одарила нас когда-то юность, — свежесть, сексуальность, притягательность, изящество, страстность… Так вот, я от всех этих пунктиков свободна. Мне все равно. Всегда придерживалась принципов бесстрашия. Бессмысленно бояться неизбежного. Вот я и не боюсь. Старость, конечно, похожа на вынесение смертного приговора. Тут уж ничего не поделаешь. Но до своего эшафота я хочу дойти бодрой походкой, с улыбкой и бокалом вина в руке. А не плестись, увиливая и прикидываясь кем-то другим». Фанни Ардан