Рассказы Анны Елизаровой

Скрытный защитник.
Сознание вернулось к Тамаре в машине скорой помощи. Столкновение лоб в лоб... Легковушка вылетела на неё со встречной полосы и она не успела ничего предпринять. В тот момент Тамара лишь оцепенела и замогильный холод на один миг успел сковать сердце. Мелькнула мысль о сыне-студенте и муже. И темнота. Её выключили, как приёмник радиосигнала - разом вырвало из гнёзд все провода, соединяющие человека с жизнью.
Она очнулась с кислородной маской на лице. Силы были только на то, чтобы пошевелить кончиками пальцев. Фельдшер скорой помощи придерживала что-то на её груди. Веки Тамары так трепетали, что она не видела лица своей спасительницы, только смазанное пятно с очертаниями пле

Нелюбимый муж.
- Ты, Оля, уже не девочка, понимать должна. После войны мало мужчин домой вернулось, Серафим не один среди них калека... - говорила осторожно мать, не поднимая головы от вязанья.
- Какое мне дело до этого безногого? - грубо уточнила Оля.
- Цыц, языкатая! Не по глупости он стал таким, а ради родины жертву принёс. Ты мать слушай, нос не вороти, побольше тебя пожила и побольше знаю!
И она начала говорить ещё быстрее, не давая вставить слова строптивой дочери:
- Тебе уже двадцать второй год, хватит в девках сидеть, а Серафим, несмотря на то, что калека, мужик хороший.
Неуверенным взглядом мать посмотрела на Ольгу. Та ждала, ещё не до конца понимая.
- Слушок до меня дошёл. Кх

А в следующей жизни мы встретимся...
Марта стояла на краю ямы и понимала, что минуты её сочтены. Два мальчика и девушка продолжали копать, чтобы все семеро подростков могли уместиться в этой могиле. Марта ни о чем не жалела - судьба есть судьба. Эти юные создания навсегда останутся лежать здесь, под березкой на опушке леса. Отсюда хорошо различимы скаты крыш, сонные и далекие, как точки, но это они - крыши родной деревни. Ветер лениво перебирал листочки раскудрявых дубов, осин и клёнов и там, далеко у Оки, качались тонкие плети ивы, как безвольные руки, которые словно тянутся, желая помочь детям, но где там...
В трёх шагах от Марты сидели на траве немцы, они переговаривались о своём, житейс

Родила и оставила в лесу.
Он уже ушёл, а Фроська всё лежала в высокой траве с задранным сарафаном. Тело её и мысли окоченели, казалось, что никогда она больше не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой - до того всё казалось ей чужим и нереальным. Но вечер, идущий к Фроське с востока, коснулся сине-золотым рукавом травы и сильнее потянуло у земли речной прохладой. Фроська пошевелилась, нащупала сбившийся с головы платок. Она села и стала выщипывать из платка соломинки, затем поправила волосы, оттолкнулась от земли и, словно пьяная, пошла, пошла, задевая берестяным пестерем то сомкнувшиеся цветки цикория, то пряный тысячелистник, то анис...
По правую от Фроськи сторону дремал незыблемой стеной

Последняя ночь с мужем.
В ночном поезде Лену охватил необъяснимый приступ тревоги. Её обдало холодным потом и сердце защемило от сбившегося перестука. Что-то резко стало потеряно... важное, первостепенное, часть её самой... Оно упущено, оборвалось навсегда. Но что? Её крутило, не сиделось на месте и нервы напряглись, как натянутая струна. И хотя поезд шёл чётко по времени, Лене казалось, что они опаздывают, очень сильно не успевают. Её раздражали остановки на станциях и пугала луна, которая словно бежала за ними по ночному небу, словно хотела догнать и сообщить нечто важное, и попрощаться, навек попрощаться, и ей нужно как следует насмотреться на единственную сидящую у окна пассажирку, раз у

Воскресшая дочь.
- Ничего, девочка, ты молодая, ещё родишь. Образуется...
Санитарка роддома неловко переложила прозрачную сумку Ульяны из одной руки в другую и бросила на роженицу быстрый взгляд. В сумке выделялись пёстрым пятном детские вещички и белая с голубой окантовкой упаковка подгузников, на ней, на упаковке, значилась большая цифра "1" - для только родившихся деток. Лифт, грохоча, опускал их на первый этаж.
- Дети старшие есть?
- Нет...
- Это сложнее... Что твои решили? Хоронить будете или...
- Будем, - отвернулась, поджав губы, Ульяна.
Санитарка понимающе вздохнула.
Её забирали из роддома одну. Конверта с ребёнком не было как и не было вообще ничего: ни улыбок, ни поздравлени

Лёгкие деньги.
С четырнадцати лет Вика начала деградировать со скоростью поезда экспресс, хотя до этого была вполне сообразительной девчонкой и неплохо училась в школе. Её поезд мчался столь быстро, что стаканы в именных подстаканниках ржд переворачивались на столиках и проливали своё содержимое на пассажиров. Пассажирами поезда, как вы догадались, были извилины в голове у Вики: они плавились, смешивались, превращались в студень, в непластичную бестолковую массу. У поезда не было конечной станции. Его несло напрямую, несло в никуда.
В шестнадцать лет Вика решила, что она уже взрослая и перестала ходить в школу, тем более она вообще не понимала за каким лешим осталась в десятый класс. Она уб

Встреча с бывшими.
Наталья ждала мужа у порога и чувствовала, что на сей раз хребет она ему точно переломит, до того он её достал. Она собиралась сразу же хорошенько оприходовать его скалкой. Три дня в запое! Пьянчуга! Безобразник! Весь аванс пропил - тут и к бабке ходить не надо! Скалка, прислонённая к дверному косяку, стояла наизготове, а сама Наталья сидела рядом на стуле и нервным движением перелистывала журнал мод. Модели выкроек казались ей нелепыми и устаревшими. Ещё бы! Журнал пылится у них уже пятый год.
Прохор позвонил жене два часа назад и виноватым, заплетающимся голосом, попросил разрешения вернуться домой. Дескать, к товарищу его, сотруднику и забулдыге, вернулась раньше време

Дядька отомстил.
- Нормальная за нашего Ваньку не пойдёт, я хоть и мать его, но уж как есть... - заливалась сорокой Татьяна Егоровна, попутно раскладывая на тарелке сырно-колбасную нарезку. - Поэтому невестку нашу я уже заочно жалею, бедная девочка, она ведь не знает с кем связалась!
Юля закатила глаза и всеми силами старалась сосредоточить внимание на кубиках докторской колбасы, которые вылетали из-под её ножа. Когда болтали под руку, она всегда резала себе пальцы или задевала лезвием лак на ногтях.
Мать без умолку тарахтела о сыне, Юлином младшем брате. Целый год они не видели шалопая-Ивана - уехал он на Север резко, спонтанно, необдуманно, впрочем, необдуманной была вся его жизнь. Мать