Предыдущая публикация
...Пусть будет меньше, да лучше.
Меньше одежды в шкафу, но каждая вещь безупречна.
Меньше еды на столе, но каждый кусочек такой, что кладёшь на язык и от наслаждения закрываются глаза.
Меньше вина, но чтобы за каждым глотком - душа его создателя и парочка захватывающих легенд.
Меньше книг, меньше фильмов, меньше музыки,
но ничего пустого, бессмысленного, напрасного...
/Софи Гриотто/
Меньше одежды в шкафу, но каждая вещь безупречна.
Меньше еды на столе, но каждый кусочек такой, что кладёшь на язык и от наслаждения закрываются глаза.
Меньше вина, но чтобы за каждым глотком - душа его создателя и парочка захватывающих легенд.
Меньше книг, меньше фильмов, меньше музыки,
но ничего пустого, бессмысленного, напрасного...
/Софи Гриотто/
Точка покоя
Это место, где тебе хорошо просто по факту. Где ты в безопасности, в безусловности, где никто не хочет откусить тебе ногу, где пахнет блинами с грушевым вареньем, молчит телефон и ничего не откладывается на потом – «когда придет время».
Потому что время никуда не придет, оно вышло из дома давным-давно, потерялось и не собирается возвращаться.
Все течет и меняется, важное и неважное меняется местами, люди проходят через меня чередой, как волхвы с дарами, и я вдруг понимаю, что вот оно, мое время силы – позволить себе отпускать и забывать, плавать хлебным мякишем в молоке, радоваться иному. Слушать, как земля набирает воздуха, чтобы петь; как похрустывают суставами корни, готовясь
Это место, где тебе хорошо просто по факту. Где ты в безопасности, в безусловности, где никто не хочет откусить тебе ногу, где пахнет блинами с грушевым вареньем, молчит телефон и ничего не откладывается на потом – «когда придет время».
Потому что время никуда не придет, оно вышло из дома давным-давно, потерялось и не собирается возвращаться.
Все течет и меняется, важное и неважное меняется местами, люди проходят через меня чередой, как волхвы с дарами, и я вдруг понимаю, что вот оно, мое время силы – позволить себе отпускать и забывать, плавать хлебным мякишем в молоке, радоваться иному. Слушать, как земля набирает воздуха, чтобы петь; как похрустывают суставами корни, готовясь
Ты говорила мне «люблю»,
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.
Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, отъезд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь!—
Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.
Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, отъезд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь!—
Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не
— Ты крайний?
— Я средний, забыл, что ли?
— Я про кассу. Ты крайний на кассу?
— Получается, я, — Апрель заглянул в тележку Июня, — опять пух берёшь? Не надоело каждый год его разбрасывать?
— Где пух? — заволновался Август. — У меня на него аллергия, уберите сейчас же.
— Да он в упаковке, не переживай, дома открою, — вздохнул Июнь. —
Подумаешь, аллергия. Красиво же! Зато я не набираю столько "жары".
— Не ссорьтесь, — к ним подкатил Февраль с большой тележкой, наполненной пакетами со снегом. — Вот, набрал на будущий год. Там сейчас распродажа, три по цене одного дают.
— Ой, это же дёшево, — засуетился Март. — Мне тоже надо!
И побежал в морозильный отдел.
— «Дёшево», — передразнил Апрель, выкла
Моей ловушкой оказались дети. Я родилась в месте, где горы встречаются с морем. Там одна страна подпирает другую, жмёт её, давит. У женщин наших мест одна обязанность — рожать воинов. Сколько бог даст — таков обычай. Все вокруг убеждали меня, что дети — счастье. Я множила своё «счастье», служила своему «счастью», но счастлива не была, жизни не замечала.
Незнакомка с усталым лицом теребила волан белого платья.
— Все убеждали меня, что я наделена божьей милостью, на одобрении я и держалась. Вставала до рассвета, готовила, гладила, мыла, штопала, лечила, укрывала и падала на кровать за полночь. Дни не проносились, нет — они мелькали. Так я жила, пока к нам в посёлок не пришла иностранка. От н
Незнакомка с усталым лицом теребила волан белого платья.
— Все убеждали меня, что я наделена божьей милостью, на одобрении я и держалась. Вставала до рассвета, готовила, гладила, мыла, штопала, лечила, укрывала и падала на кровать за полночь. Дни не проносились, нет — они мелькали. Так я жила, пока к нам в посёлок не пришла иностранка. От н
загрузка
Показать ещёЛевая колонка
О группе
В нашей Кофейне расскажем о ключиках счастья, как быть счастливым.
Скрыть информацию
- +79272119918
Фото из альбомов
Ссылки на группу
82 участника