Глава 8
Время словно застыло на несколько мгновений. Пустошь, и без того не баловавшая звуками, окончательно замолкла, затаила дыхание в ожидании нового действа.
Все эти души, будто изжёванные Навью, перемолотые сухими ветрами с песком, в жалких остатках некогда добротных одежд, с глазами, в которых застыла вечность скитаний, встали полукольцом у ног избы.
— Сверкая впалыми глазами, вся в рубище, худа, бледна, стоит, луной освещена… — тихо продекламировал за спиной кот.
— Что за патетика? — насторожился Морок. — Может, валерьянки, в себя прийти?
— Почему бы и да! — покладисто согласился кот, но шиш ему — бармен тут я, и у нас сейчас не наливают, даже за стихи Пушкина с табуретки.
Толпа зароптала. Голоса, шелестя и наслаиваясь друг на друга, обрели громкость, и мы расслышали:
— Отвори нам врата…
— Сними оковы…
Действо заворожило: развевающиеся волосы, мольбы, измождённые тела, могильного цвета лица и отрешённые выражения на них, не соответствующие трагизму ситуации. Тёмная половина меня отчего-то была довольна, ей нравилось это зрелище, словно нечто знакомое. Спуститься бы к ним да проводить… Я тряхнула головой, отгоняя липкое наваждение — они лживы, как хищные цветы. Распустили приманку для Яги, будто яркий цветок.
Одна женская душа протянула ко мне руки и нараспев завела:
— Тоска въелась, не унять. В грудь и сердце впилась когтями упыриными, растеклась по жилам, по костям ноетой и сухотой. Отвори, Яга, привратница, да пусти света белого, света белого очи долгонько да не видывали…
Она заплакала. Страшные черты искривились, растеклись, будто воск свечной, вся толпа как один подхватила, напевая про белый свет и раскачиваясь на месте. Мне не нравились их глаза — у душ, которые провожаю я в Лукоморье, и то получше будут, а у этих совершенно потусторонние. Казалось даже, что эти глаза поглощают крупицы света, которого и без того не хватает в Нави. Ядвига не зря предупреждает мудрые советы не слушать — себе дороже выйдет, а я не из тех, кто от вовремя данного совета отмахивается и твердит про личные границы.
— Уходим! — я попятилась в избу, то и дело натыкаясь на кота.
Кощей кивнул и сжал поводья, Казимир забрался на метлу.
— Стряслось что? — вскочила Настя, сменив настроение, как бес личину, и готова была в бой.
— Нормально, драпаем, держись за воздух! — весело отозвался Бальтазар и обнял лапами ближайшую лавку.
— Гони! — пропищал Супчик, впившись когтями в плечо.
Изба вздрогнула и совершила несколько прыжков, предположительно в ту сторону, куда нам нужно, — не до любования пейзажами в оконце, сами понимаете, — и так резко затормозила, что кашпо из черепа безымянной бывшей Казимира сорвалось с крючка и едва не попало в кота. Череп крепкий, ничего ему не будет, а вот кактус, полетевший с куском земли в дальний угол, было жалко.
— Тпру! — раздался снаружи голос Кощея.
— Я не пожалею — гвоздей под простыни насыплю, будешь тпрукать, Андрюха, — спокойно посулил конь.
— А ничего такие мётлы я делаю, скорость хорошая, аж волосы дыбом, — веселился Каз. — Сам себя не похвалишь…
— …и привыкать неохота… — что-то бубнила себе под нос Настя, потирая лоб.
Выглянула наружу. Пейзаж поменялся: потрескавшуюся сухую землю заменила растительность, не тропики, конечно, но кустик там, клок травы сям — уже разнообразие. В небе носились одиночные птицы; на низких, кривых, будто скрюченных болезнью деревьях каркали вороны. Под лапами избы проглядывала старая дорога, некогда хорошо хоженая, а сейчас будто растворявшаяся в земле от времени и одиночества. В пыли пробегали маленькие ящерки, да и всё — никаких непрошеных соседей. Оторвались от неупокоенных, и то хорошо. Действительно, ну их.
Я на минуту задумалась, как неоднозначна роль Яги в Лукоморье и соседних с ним мирах, сколько условностей и мелких деталей рабочего процесса, что и запутаться немудрено. Может, затем и нужны такие контрасты, чтобы держаться в рамках и не отходить в сторону, не своевольничать, не пытаться изменить распорядок вещей? Души за последней трапезой у меня, загадочные души, питающие магическое солнце, души в Нави, души в людском техномире… Слишком много. И кладбище старое я ещё не всё выжгла — там работы предостаточно, но хотя бы тихо стало, никто не шепчет о моей неправильности, да и выпить силы не пытаются. Теперь этим занимается кое-кто другой.
— Андрей, мы в ту сторону ломанулись хоть? — спросила я.
— Да, не сворачивали, всё по плану.
Привычка всё проверять и контролировать погнала меня ввысь. Лётные очки и правда вещь — щуриться не нужно. Я осматривала местность из ступы, сравнивала с картой. Похоже, всё верно. Горы, к которым мы шли, были ещё довольно далеко. Прямо по курсу дорога упиралась в что-то большое, развалины, что ли.
— Тихон, что думаешь о душах бродячих и о царствах, которые якобы спят под этой землёй?
В ответ тишина.
— Тихон?
Нет ответа. Наверное, не успел за мной или остался внизу, ничего интересного сейчас не происходит, чтобы мимику мою протоколировать.
Казимир внизу страдал от кашля, вот это привлекало внимание. Морок предлагал ему постучать по спине и угрожающе замахивался копытом. Бальтазар перечислял средства от кашля из арсенала наших книг — одно другого противнее. Не хотелось бы в итоге готовить.
***
Странное недомогание беса пошло на спад после того, как он попросил у Кощея высокоградусную микстуру. Хмурый Каз шагал с бутылкой, постоянно прихлёбывая и морщась. Я не выдержала:
— Что с тобой?
— Тебе что за печаль? — грубовато ответил он между глотками.
— Никогда не видела тебя… простывшим?
— Я не болею. Это душа, которую я употребил, никак не угомонится. Такой привкус плесени, как будто я её вдохнул и хлебом плесневелым заел. Хуже, чем обычно, не перебить никак. — И снова отхлебнул. Такими темпами скоро понадобится новая микстура.
— Ха, думал, в сказку попал? — зачем-то поддел кот, и мне показалось, что они с конём скоро доиграются. Но бес ничего не ответил, словно и не слышал.
Вслед за Казом шла хмурая Настя, прожигая взглядом его спину. Голубые глаза потемнели, между бровей залегла суровая складка. Пришлось её отозвать в сторону на пару слов.
— Ты чего на него так смотришь?
— Я в смятении, Яга, — призналась она. — Людская молвь доносила до меня ещё в деревне, что он ест не только в таверне, да и про особую диету он сам говорил. Одно дело — досужие разговоры глупых девок из прислуги, другое — самой видеть: я глядела из окна, когда он… Он… Была душа, и боле нет, а ведь это дух какой-то заблудшей по глупости. Неправильно это, совсем не по-человечьи. Заслужила ли она подобное? Кем стану я, оставаясь рядом с ним, под одной крышей, за одним столом?
— Хочешь уйти? — спросила я прямо.
Она ведь праведница с мечом, ради правого дела и зубы выбьет, и целую семью в заложники возьмёт. У Настасьи свои принципы и видение жизни, я её вряд ли смогу переубедить, что бывает не только чёрное и белое, а тут ещё праведницу наставляет не просто неподходящий человек, а целый демон. Хотя, если честно, выбор у нас есть. С тем же успехом для её воинских навыков я могу отправить её на учение к трём богатырям, и такая мысль посещает меня всё чаще.
— Нет, — буркнула она, бросив на меня быстрый взгляд.
Да, её клятва мне важна для неё. Потом девушка перевела взгляд на Кощея, усиленно делавшего вид, что его уши не переехали на затылок, вздохнула и просветлела лицом. Да, мотивация остаться интересная.
— Мне следует подумать, что делать дальше. Нечистое это дело — души людские будто щи хлебать, — вновь посуровела богатырша.
Мыслимое ли дело в шестнадцать лет быть такой взрослой. Другой мир — другие правила. Я в шестнадцать не имела и толики такой уверенности в своих взглядах на мир, да и менялись они раз в месяц.
Развалины приближались, правда, я ошиблась — это был одиночный камень в несколько моих ростов. Изольда без предупреждения уселась на земле, спрятав лапы, и, похоже, никуда идти в ближайшее время не хотела. Я не ожидала почувствовать неуверенность собственного дома. Что это значит?
— Похоже, у нас новое приключение, — вздёрнул бровь Кощей.
Настя на всякий случай прошлась по периметру, оглядываясь, и даже за углы избы заглянула. Я проковыляла следом — нога противно ныла, наверное, ударилась при прыжках и не заметила сразу. Картина открывалась до боли знакомая, такая из детства, родная, от которой и правда нужно ожидать приключения.
Чудна́я наша компания стояла на развилке трёх практически поглощённых пустошью дорог, у огромного камня, поросшего мхом и вьюнками, от которых остались одни лишь иссохшие паутинки. Надписи, выбитые на камне, терялись в этих зарослях. Казимир не церемонясь смахнул и соскрёб всё, что мешало. Почесал рога…
— Серьёзно? Чтоб мне до конца дней одним тунцом питауться, — покачал головой Бальтазар.
— Осторожнее с желаниями, — фыркнул конь.
Полустёртая от времени витиеватая надпись гласила… Пока я прищурившись — будто это поможет — разбирала буквы, нас всех порадовала моя телохранительница.
— Направу ехати — коня потеряти, женату быти, — тихо, стеснительно, по слогам почитала Настасья. — Пряму ехати — живу не бывати: нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролётному. Налеву ехати — богату быти.
Девчонка-то молодец! Грамоту и правда освоила, горжусь.
— Направо нам не надо, — фыркнул Морок.
— Налево тоже — здесь нищих нет, туристы класса люкс собрались, — потёр ладони Каз и, скривившись, снова кашлянул в кулак. Лучше ему не становилось.
— Дайте угадаю — нам прямо, — Кощей искренне радовался. — Живых здесь меньшинство.
— Дурак, — пискнул мыш.
Огибать вещий камень и мчаться навстречу очередной смерти никто не спешил. Казимир вычищал буквы от скопившейся грязи, когти противно скребли о камень, как в фильме ужасов. Картину дополняли его чёрные разводы на коже — они как будто слегка двигались, а сам он выглядел напряжённым. Кощей задумчиво смотрел вдаль.
— Предлагаю подумать и не торопиться, — предложила я спутникам, заходя в избу.
— Дело говоришь, с этими приключенияуми не то что никакой личной жизни, даже поспать и то некогда, — пожаловался кот и, сменив форму, устроился уютным клубком на печке.
Я задумчиво смотрела в окно, где Кощей воздвиг большой шатёр одним щелчком пальцев. Расшитая золотом ткань смотрелась тяжело, богато и совершенно неуместно в этом пейзаже. Широким жестом пригласил внутрь гостей, придержал полог для Насти. Морок остался снаружи. Хотела написать «пастись», но сомневаюсь, можно ли назвать его трапезу из камней подобным образом. Он так хрустел, что в общей тишине Пустоши казалось — великан шёл по гравию.
Тихона не оказалось и в избе — это уже было странно.
Нога продолжала ныть, грозясь спазмами, и я устроилась на лавке, пытаясь расслабиться и обдумать положение. К сожалению, память воителей не располагала информацией о вещем камне — Яга не ищет приключений на свою ступу. Либо в избе сидит, либо кого-то по ноздри в землю вбивает, а в целом инициациями занята и проводами душ. Не до камней на перекрёстках. То, что выпало мне, ни в какие ворота не лезет — приходится проламывать реальности для своих нужд.
На месте не сиделось.
— Тихон? — шёпотом позвала я на улице.
Ответа не последовало. Мыш засуетился на плече, подхватывая моё переживание.
— Писец. Нет, — запищал в ухо.
Нехорошее подозрение кольнуло в груди, я зашла в шатёр. Обстановка как в восточной сказке: ковры, подушки, лакомства — всё пёстрое и богатое. Кощей сидел на низеньком диванчике, рассказывал что-то весёлое.
— Стряслось что, Яга? — Настя вскочила с подушки рядом с входом и схватилась за меч.
— Не знаю пока. — Я улыбнулась Кощею: — Давно не вижу своего летописца.
— Здесь его нет, а ты садись, составь компанию.
— Он всегда рядом, так положено. Я переживаю.
— Не стоит, он там же, где и мой, — в подвале замка.
— Что, прости?
— Я своего иногда запираю, раздражает, — пожал плечами Кощей. — В этот раз и твоего прихватил. Это, знаешь ли, трудно было — понять, как их можно вывести из строя. Никогда не задумывалась, насколько они сильны при своей невзрачности?
— Нет, не задумывалась. Есть мы, есть они, есть другие не менее странные вещи и люди. — После этого разговора мне понадобится стоматолог, так сильно я сжимала зубы, чтобы не орать. — Верни моего летописца.
— Зачем? — откровенно удивился Кощей. — Они ведь шпионы. Я избавил нас от проблемы.
— Он полезен — делает сложную работу, и я к нему привыкла.
— Да брось… — начал было Кощей, но терпение лопнуло.
— Верни моего летописца! — Снаружи громыхнуло. — Ты не имел права! Почему никто не спрашивает, прежде чем причинить мне добро?!
В шатёр ворвался Морок:
— Эй, детишки, вы тут что, лопатку не поделили? — Багровые глаза, впрочем, уставились только на меня. — Там молнии сверкают.
— Лучше верни, — встрял в склоку бес. — Не хватало из-за мелочи переругаться — ещё приготовит тебя аль денте. Яга бурно реагирует, когда за неё решают.
— Да и с чего бы это? — огрызнулась я на Каза. Злость поднималась, клокотала в горле, воительница захватывала тело и подбиралась к разуму. Шатёр качнулся под напором ветра.
— Ладно-ладно, раз тебе так важно, — Кощей примирительно выставил ладони вперёд. — Эй, никто! Верни летописцев.
— Как прикажешь, хозяин, — раздался тихий голос, и два летописца появились у входа. Мой был напуган: уши дрожали, блокнот прижат к груди, пятачок дёргается. Второй более спокойный или даже покорный. Я успела разглядеть только потрёпанную одежду, и он исчез. За ним и Тихон.
Настя не встревала, смотрела внимательно за происходящим. Интересно, что бы она сделала, сцепись мы с Кощеем?
— Спасибо, — выдохнула я, темнота уползала.
— Пожалуйста. Я с девушками обычно не дерусь, но если будешь здесь и дальше молнии выгуливать, то я в долгу не останусь, — тихо сказал Бессмертный.
— Ну, подай на меня в суд, — легко согласилась я. — Разберёмся как цивилизованные бессмертные.
— Теперь, когда у всех настроение убийственно прекрасное, самое время идти смерти искать, — ржанул Морок. — Там и присяжных найдём, полагаю.
Я почти выбежала из шатра и столкнулась с ощерившимся Бальтазаром.
— Что случилось, хозяуйка?
— Недопонимание.
— А, угроза изжарить собеседника теперь так называется? Яу одобряю.
За моей спиной исчез пышный шатёр, Казимир откупоривал новую микстуру, конь и кот спокойно выясняли, кто из хозяев прав.
— Тихон! — почти завопила я в избе.
— Здесь, Яга, — появился летописец. Выглядел уже лучше, но нервно оглядывался.
— Как ты?
— Не ожидал такого. Летописец № 52 даже не удивился — привык. Там нет ни еды, ни воды, сыро, холодно. Ты ведь вытащила меня? Спасибо.
— Пожалуйста, я тоже не ожидала такой выходки, — расстелила ему самобранку и попросила покормить несчастного коллегу. Отношение Кощея к наблюдателю не улучшилось за прошедшее время, что печально. Облегчить его жизнь я вряд ли смогу, но своего в обиду не дам!
— Нас при создании наделяют разными способностями: живучестью, умением перемещаться между мирами по своему желанию, — Тихон вздохнул и грустно проглотил пирожное. — Мы можем уйти откуда угодно, но подвал Кощея будто непрошибаемый, да и слуга его — то не знаю что — силён. Я даже пикнуть не успел, ничего не понял, как он нас перебросил. Пятьдесят второй говорит, с этим ничего не поделать — он подавал отчёты и просьбы повлиять, но без толку.
Так-так, приму к сведению.
Связь с избой удавалась с трудом, сказывалось моё настроение: темнота ещё булькала по венам, разгоняемая адреналином, и злость тлела затухающими углями. Но в конце концов мы договорились, что всё же идём вперёд. Дом поднялся в тот момент, когда на крыльцо ступил Казимир, и свой вопрос «выступаем мы уже или дуемся?» он прокричал, падая. Должна признать, глухой удар тела о землю и донёсшиеся следом ругательства доставили удовольствие.
И вновь стоим перед развилкой, сосредоточенные и немного взвинченные.
— Догоняй, — храбрый Супчик пересёк рубеж первым, и мы — почти одновременно за ним.
Сразу за вещим камнем ничего не случилось. Пока что.
Но как же донимает нога…
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 6