Последний вальс Он здесь совсем один. Последняя граната. Лежит у ног пустой, уставший автомат. Закончена судьба пацанчика-солдата, Того, что стал за всех, за взрослых виноват. А дома мама ждёт, запрятав в сердце стоны, И бабушка не спит ночами у окна. Но карканье с утра послышалось вороны, Ой, не к добру, видать, раскаркалась она. Горит в груди огонь и рана пузырится, И мысли в голове нелепые сейчас. И не понять: то явь, иль может это снится - Он маму пригласил на свой последний вальс. И подошла к нему в нарядном платье белом, С улыбкой на лице, его родная мать. Каким же он себе казался неумелым - Не дала раны боль ему дотанцевать. Он с мамой говорил так ласково, так нежно, Хрипели из груди надежды и мечты... И красные цвели на платье белоснежном Подаренные ей сыновние цветы. Последний вальс кружил над раненой планетой. Чужие голоса и... сорвана чека. И взмыла ввысь душа пылающей кометой Геройского бойца, простого паренька. Как на холсте, в тиши стелилась панорама, А высоко над ней све...ЕщёПоследний вальс Он здесь совсем один. Последняя граната. Лежит у ног пустой, уставший автомат. Закончена судьба пацанчика-солдата, Того, что стал за всех, за взрослых виноват. А дома мама ждёт, запрятав в сердце стоны, И бабушка не спит ночами у окна. Но карканье с утра послышалось вороны, Ой, не к добру, видать, раскаркалась она. Горит в груди огонь и рана пузырится, И мысли в голове нелепые сейчас. И не понять: то явь, иль может это снится - Он маму пригласил на свой последний вальс. И подошла к нему в нарядном платье белом, С улыбкой на лице, его родная мать. Каким же он себе казался неумелым - Не дала раны боль ему дотанцевать. Он с мамой говорил так ласково, так нежно, Хрипели из груди надежды и мечты... И красные цвели на платье белоснежном Подаренные ей сыновние цветы. Последний вальс кружил над раненой планетой. Чужие голоса и... сорвана чека. И взмыла ввысь душа пылающей кометой Геройского бойца, простого паренька. Как на холсте, в тиши стелилась панорама, А высоко над ней светилась бирюза. И на губах его застыло слово "мама", И тёплый поцелуй закрыл его глаза. Александр Штейнгарт
Комментарии 8
Он здесь совсем один. Последняя граната.
Лежит у ног пустой, уставший автомат.
Закончена судьба пацанчика-солдата,
Того, что стал за всех, за взрослых виноват.
А дома мама ждёт, запрятав в сердце стоны,
И бабушка не спит ночами у окна.
Но карканье с утра послышалось вороны,
Ой, не к добру, видать, раскаркалась она.
Горит в груди огонь и рана пузырится,
И мысли в голове нелепые сейчас.
И не понять: то явь, иль может это снится -
Он маму пригласил на свой последний вальс.
И подошла к нему в нарядном платье белом,
С улыбкой на лице, его родная мать.
Каким же он себе казался неумелым -
Не дала раны боль ему дотанцевать.
Он с мамой говорил так ласково, так нежно,
Хрипели из груди надежды и мечты...
И красные цвели на платье белоснежном
Подаренные ей сыновние цветы.
Последний вальс кружил над раненой планетой.
Чужие голоса и... сорвана чека.
И взмыла ввысь душа пылающей кометой
Геройского бойца, простого паренька.
Как на холсте, в тиши стелилась панорама,
А высоко над ней све...ЕщёПоследний вальс
Он здесь совсем один. Последняя граната.
Лежит у ног пустой, уставший автомат.
Закончена судьба пацанчика-солдата,
Того, что стал за всех, за взрослых виноват.
А дома мама ждёт, запрятав в сердце стоны,
И бабушка не спит ночами у окна.
Но карканье с утра послышалось вороны,
Ой, не к добру, видать, раскаркалась она.
Горит в груди огонь и рана пузырится,
И мысли в голове нелепые сейчас.
И не понять: то явь, иль может это снится -
Он маму пригласил на свой последний вальс.
И подошла к нему в нарядном платье белом,
С улыбкой на лице, его родная мать.
Каким же он себе казался неумелым -
Не дала раны боль ему дотанцевать.
Он с мамой говорил так ласково, так нежно,
Хрипели из груди надежды и мечты...
И красные цвели на платье белоснежном
Подаренные ей сыновние цветы.
Последний вальс кружил над раненой планетой.
Чужие голоса и... сорвана чека.
И взмыла ввысь душа пылающей кометой
Геройского бойца, простого паренька.
Как на холсте, в тиши стелилась панорама,
А высоко над ней светилась бирюза.
И на губах его застыло слово "мама",
И тёплый поцелуй закрыл его глаза.
Александр Штейнгарт