- колотилась в ставню почтальонша, - Проснись же, тебе письмо. Доплатное!
В свете сумрачного утра она увидела знакомые каракули мужа. Боясь, что все еще продолжается ужасный сон, стукнула себя по колену. Нет, письмо всамделишное. "Луша... прибыл... останусь ли жив...".
В кризисной ситуации человеческая мысль вдруг начинает отчетливо и ярко чертить пути спасения. Первым движением Лушиного сердца было решение немедленно ринуться в дорогу, мчаться в эти болота, виденные только что ею во сне, спасать любимого мужа, но... Взгляд ее упал на несколько картофелин в мундире, стывших с ужина, и краюшку хлеба. Маловато для дороги. Тут дочурка проснулась: "Ма-а, х-ебца!". Тяжело вздохнув, Луша отрезала тонюсенький ломтик, присыпала солью, подала, подхватилась: "Спи, доченька! А мне надо к бабушке - папке хлеба добуду. Он болеет, ему тоже нужен хлебушко." Малютка повертела в руках прозрачный ломтик, отломила кусочек и протянула остальное матери: "На пеедай папи, и посему его так дойга нету-ти?"
...
Оборванные, измученные, угрюмые люди встречались ей на пути. Некоторые из них с удивлением рассматривали женщину с узлом за плечами и только много позже Луша узнала, что ни одна женщина не отважилась бы пуститься в одиночку в такое путешествие по местам, сплошь заселенным ссыльными, заключенными и вольнопоселенцами. Однако в то время Луше было не до собственной безопасности, все мысли ее вертелись вокруг мужниной судьбы. Жив ли? Это было единственное, что двигало, управляло, хранило и держало Лушу в глухом месте далеко за Архангельском.
Надвигались сумерки. Веревка от узла нещадно резала плечи. Зябли ноги, обутые в простые мужские ботинки. Встречные стали попадаться реже - дело к ночи. До сих пор никто толком не объяснил ей, где же та деревня, и из этого Луша сделала правильный вывод: все они тут люди пришлые, места не знают, отбывают срок и с надеждой думают о своем доме, о своих детях и нет им никакого дела до какой-то деревни, где, может быть, и мечется в горячке такой же брат ссыльный, как и они, да что им до того... иди, молодуха, пока цела...
Впереди блеснули отблески костра. Спотыкаясь о валежины, обдирая руки в кровь, хватаясь за сучья, Луша пошла к костру напролом.
У огня грелись несколько мужиков. Издали Луша приметила их угрюмые, без присутствия всякой мысли, лица, изможденные каторжным, непосильным трудом.
- Мужики, - еле переводя дыхание, Луша ступила в свет от костра. - Я мужа своего ищу, Владыкина, Петра, не знаете, где та деревня...
От женского голоса в этой таежной чащобе мужики вздрогнули, как будто рядом с ними разорвалась граната. Они оборотились на голос и ...невольно стали подниматься на ноги. В самом деле, было от чего им обалдеть: перед ними стояла молодаяженщина, с выбившейся прядью из-под скомканного платка, руки у нее висели как плети, все в кровавых ссадинах, сбившиеся вкривь и вкось чулки облепил снег, сквозь который проступала кровь, бисеринки крови сопровождали ее след и мужики проследили взглядом этот путь.
- Гм, гм.., - самый старший откашлялся, не зная, как ему поступить хотя в обычных условиях он легко управлялся с целой бригадой озверевших зэков. Эх, голубушка, не многие жены способны на такой подвиг. Лично я так первый раз встречаю такое. Видимо, сам Бог хранил тебя в пути, ну и мы не тронем. Твоя любовь тебя сберегла и мужа твоего поднимет с постели. Деревни той мы не знаем, а вот на опушке кузница стоит, там кузнец знает, он местный. Иди с миром...
Долго еще стояли потрясенные мужики, провожая взглядами удалявшуюся фигуру Луши и не один из них внутренне всплакнул, припомнив неверных жен, брошенных детей, жестокости закона - у каждого свое, как говорится: "в каждом дому по кому". И лишь один из них наклонился, взяв пригоршню снега с капелькой застывшей крови:
- Вот только где подтверждаются кровью написанные строки: "В пустыне греховной, земной, где неправды гнетущий обман, я к отчизне иду неземной, по кровавым следам христиан...".
Н.Храпов "Счастье потерянной жизни"
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев