Ч. 2
11) Было известно, что неприятель может противопоставить нашим главным силам — равное число броненосных судов, имеющих преимущество в скорости хода и в силе артиллерии; нашим крейсерам — двойное число крейсеров и нашим миноносцам — подавляющее превосходство минного флота. Было понятно, что, по причине сравнительной быстроходности японских броненосцев, инициатива в выборе относительного расположения главных сил, как для начала боя, так и для различных стадий его, равно, как и в выборе дистанций, будет принадлежать неприятелю. Ожидалось, что неприятель будет маневрировать в бою в строе кильватера. Было предположено, что он воспользуется преимуществом в скорости хода и будет стремиться сосредоточивать действие своей артиллерии на наших флангах.
Второй эскадре оставалось признать за японцами инициативу действий в бою, — а потому, не только о заблаговременной разработке деталей плана сражения в разные его периоды, как на заранее подделанном двустороннем маневре, но и о развертывании сил для нанесения первого удара не могло быть. и речи.
12 и 13) Всему личному составу эскадры была известна неотложность прорыва во Владивосток, т. е. цель, преследуемая боем ь Корейском проливе, определяемая этою целью, сущность плана сражения и назначение каждого отряда. Все флагмана и командиры имели, не только указания в приказах и циркулярах о маневрированиях, которыми могли быть в известной мере нарушаемы, или расстраиваемы намерения неприятеля, но и практику в этих маневрированиях. Все офицеры и комендоры знали, что следует стремиться сосредоточивать артиллерийский огонь на том корабле, по которому стреляет флагман, если командир не возьмет на себя отступить от этого правила или если флагманом не будет указана другая цель.
На всем пути эскадра пользовалась всякою возможностью, чтобы учиться действовать в бою.
Собрания же флагманов и капитанов для обсуждения детально разработанного плана сражении не было, потому что не было и самой разработки.
14) Транспорты, оставленные при эскадре на последнем переходе, должны были отдалиться от нее перед началом боя.
Защита их, как уже упомянуто, предоставлена была инициативе командующего крейсерами.
По вопросам, предложенным Следственною Комиссиею для выяснения подготовки эскадры к бою, имею честь показать следующее:
15) Я не возбуждал вопроса о замене матросов, призванных на вторую эскадру из запаса, более молодыми матросами действительной службы.
16) На второй эскадре было очень мало практической стрельбы. Я не помню, сколько именно было сделано выстрелов из пушек каждого калибра.
Морское Министерство могло бы с достаточною точностью ответить на вопрос, была ли возможность дополнительного снабжения второй эскадры боевыми запасами для практики в стрельбе во время плавания и указать, что для этого делалось.
17) Мне было обещано прислать вдогонку на транспорте «Иртыш» боевые запасы для обучения стрельбе, но, по отплытии эскадры из Балтийского моря, поступившие с заводов запасы получили другое назначение.
18) Задачи разведочной службы исполнялись крейсерами эскадры в весьма редких случаях и лишь в то время, когда эскадра держалась у Мадагаскара и у Аннама. Крейсеров было немного. У Мадагаскара и у Аннама все крейсера чередовались на сторожевой службе, а в пути те, которые имели сравнительно большие запасы угля, несли ежедневно дозорную службу.
Я не буду утруждать внимание Комиссии изложением тех серьезных причин, которые заставили меня воздержаться от развития разведочной службы.
Считаю достаточным отметить, что до настоящего времени никем из интересовавшихся переходом второй эскадры до Аннама не обнаружено, чтоб малым применением на нем разведочной службы причинен был вред эскадре. За то, рассуждая о мерах, принятых и не принятых мною для прорыва эскадры через Корейский пролив, многие публицисты ставят мне в вину отсутствие дальней разведки. По их мнению, для того, чтобы оставаться верным вечно-юному принципу внезапности, при прорыве тихоходною эскадрою через узкость, заведомо обороняемую сильнейшим флотом, действующим в связи с близлежащими береговыми наблюдательными станциями и опорными пунктами и выславшим в море цепь разведчиков, мне следовало послать таковую же цепь не менее, чем на сто миль вперед от эскадры, дабы эта цепь, внезапно обрушившись на неприятельскую разведку, дала знать второй эскадре по беспроволочному телеграфу о месте нахождения неприятельских разведчиков, по крайней мере, десятью часами ранее, чем неприятельская цепь могла сама открыть эскадру, шедшую без разведчиков (если бы эскадра шла без разведчиков). С таковым мнением я не согласен.
19) Эскадра не была перекрашена в серый цвет, потому что матово-черный лучше скрывает суда ночью от минных атак.
20) По вопросу Комиссии, считал ли я, что в мае 1905 г. эскадра была достаточно подготовлена к бою в тактическом отношении. я должен напомнить, что одним месяцем позже, т. е. в июне 1905 года, эскадра не могла бы ни в каком случае существовать, как сила, применимая для каких бы то ни было военных действий в Русско-Японской войне: если бы в мае эскадра не двинута была на Владивосток, т. е. в бой, то в июне она была бы, или на обратном пути, под конвоем англичан, или интернирована. Отвечая по существу вопроса, должен признать прежде всего, что нравственный элемент был в эту пору в периоде упадка: отправляясь из Балтийского моря, личный состав эскадры, знавший условия предстоявшего плавания, не верил в способность эскадры дойти на Дальний Восток. У Танжера, при делении эскадры на части, которым следовало идти разными путями, был проявлен упадок духа. Правильная, хотя и тяжелая, работа на дальнейшем пути подняла настроение, а прибытие обеих частей к Мадагаскару в назначенный по маршруту день укрепило в личном составе веру в свои силы. Задержка у Мадагаскара, возмутительная агитация одного из «аматеров» (по оценке английского адмирала Фриментля) военно-морского публицистического спорта и его сообщников в некоторых органах русской прессы, корреспонденция из России, отражавшая эту агитацию, в связи с параллельными происками революционеров, снабжавших эскадру, под видом частных посылок (пакетов табаку и др.), изданиями своей пропаганды, расшатали дисциплину. Новый переход Индейским океаном и торжественный марш Сингапурским проливом возродили было эскадру, но месячное блуждание под Аннамом, оказавшееся, к сожалению, бесцельным и то же, что и на Мадагаскаре, губительное действие, подвозившихся каждою почтой, старых русских газет, привело к новому шатанию духа, которое несколько успокоилось с присоединением, наконец, к эскадре судов контр-адмирала Небогатова, бунтовавшие еще в Либаве экипажи которых, принятыми мерами, лишены были возможности влиять на экипажи остальной эскадры. Обучение личного состава оставляло желать многого.
Команды новых судов плохо справлялись с электрическими приводами во всех частях корабельной техники.
Телеграфирование, крайне сложными и быстро расстраивающимися, приборами фирмы Telefunken было в высшей мере ненадежное.
Все корабли плохо стреляли и, за неимением боевых запасов, офицеры не могли упражняться в управлении огнем. Обрастающие суда с каждым днем теряли в подвижности. Котлы, паропроводы и холодильники прогрессивно изнашивались. Из девяти миноносцев только два способны были по нужде развить 22 узла.
Корабли умели держаться в строе кильватера, но с эволюциями справлялись вяло. Броненосцы отряда контр-адмирала Небогатова были к ним вовсе непривычны и чрезвычайно невнимательно относились к сигналам.
В предвидении того, что в бою более быстроходные японские броненосцы будут наседать на головной отряд нашей линии и что парализовать такую тактику возможно развертыванием нашего концевого отряда в строй фронта, я, за тринадцатидневное, совместное с отрядом контр-адмирала Небогатова, плавание, держал этот отряд 10 суток в замке эскадры в строе фронта и, несмотря на непрерывные настойчивые требования за все это время, не мог добиться от этого отряда порядка, близкого к строю. Но, повторяю еще раз, положение, в которое вторая эскадра была поставлена, благодаря запрету англичан продавать нам уголь, заставляло меня не медлить движением на Владивосток, как бы ни была слаба подготовка Эскадры в тактическом отношении.
21) 13 мая эскадра занималась эволюциями — развертывания фронта, по сигналам: «Неприятель впереди» и «Неприятель сзади», чтобы еще раз подтвердить начальникам отрядов, что именно им следует делать, когда неприятеля нет в обстреле бортовых орудий.
22) Вступая в бой, суда второй эскадры имели от 50 до 70 процентов нормального запаса угля и почти полный комплект боевых припасов. Так, например, новые броненосцы, уходя от Аннама 1 мая 1905 года, брали до 1600 тонн угля; за две погрузки в море могли принять около 400, а израсходовали за 13 суток, не менее 1400, так что могли иметь налицо утром 14 мая не более 600 тонн.
Боевых припасов на всех судах одинаково не доставало около пяти процентов одного комплекта.
Провизия принята была у Аннама в количестве, соответствовавшем вместимости погребов. Вообще же суда были перегружены против проектированной осадки не запасами, а уклонениями при постройке от утвержденного проекта чертежа.
22 bis) Транспорты были отправлены утром 12 мая в Шанхай затем, чтобы вечером того же числа появились телеграммы о их прибытии в Вузунг и сообщения о том, что они разлучились со второю эскадрою близ Седельных островов. С транспортами должны были появиться у плавучего маяка вспомогательные крейсеры «Днепр» и «Рион». Эти же крейсеры могли бы быть опознаны 13 мая в Желтом море. Если бы такие сведения дошли без промедления до Командующего японским флотом, как я неправильно рассчитывал, то он мог послать в Желтое морс для разведки несколько крейсеров, которые, таким образом, были бы отвлечены на 14 мая от Корейского пролива.
23) При эскадре оставлены были только три, вооруженных артиллерией, военных транспорта, один коммерческий пароход с необходимым грузом и два буксирных парохода без груза. Оставленные при эскадре транспорты не уменьшали ее хода.
С появлением главных сил неприятеля, они должны были отдалиться от эскадры под защитой крейсеров, малоценных для поддержки главных сил.
24) Начальник транспортов ушел с коммерческими транспортами в Шанхай, потому что присутствие его там почиталось мною необходимым.
25) Госпитальные суда «Кострома» и «Орел» шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах.
26) На переходе от Седельных островов к Корейскому проливу, чужие телеграфные знаки впервые получены аппаратами второй эскадры вечером 12 мая, но на горизонте (ограниченном, правда, пасмурностью) не видно было ни дымков, ни вершин рангоута.
27) Утром 13 мая чужое телеграфирование возобновилось. Крейсер «Урал» просил позволения мешать чужим переговорам волнами своей, так называемой, мощной станции (фирмы Телефункен), которая, однако, сама всегда расстраивалась, как только ею начинали действовать.
Я не разрешил «Уралу» этой попытки потому, что имел основание сомневаться в том, что эскадра открыта.
Насколько я припоминаю теперь, мне было доложено около полдня, что в числе понятых знаков были такие, из которых составлялись японские слова: «десять огней»... «большие звезды».
28) Но и такой доклад меня не вполне убедил, что эскадра была открыта в предшествующую ночь.
Я, и в настоящее время, не могу утвердительно сказать, когда, именно, неприятельские разведчики открыли нас: Командующий японским флотом, в своем рапорте о Цусимском бое, говорит, что первым пришел в соприкосновение с второю эскадрою вспомогательный крейсер «Shinano-maru» и только в пятом часу утра, в день боя. Но, может быть, в рапорте, предназначенном для обнародования, умышленно не сообщено о более ранних извещениях. Эскадрою, однако, и крейсер «Shinano-maru» не был усмотрен. Только в седьмом часу утра с правой стороны во мгле обрисовался силуэт крейсера «Idzumi».
29) Я уже показывал, почему нами не применена была дальняя разведка, которая могла бы, если не пробиться через цепь неприятельских разведчиков, то, во всяком случае, показать наши крейсера неприятелю ранее, чем его разведчикам удалось бы увидеть остальные суда второй эскадры. Простым изложением взводимого на меня обвинения, я старался выяснить, как несовместимо применение дальней разведки в том случае, когда, вслед за нею, должен иметь место прорыв слабейшей эскадры через узкость, сильно обороняемую, а как странным мне представляется стремление — рейдом своих разведчиков, возбуждать в подобном случае напряженность внимания противника и упреждать на несколько часов его готовность к отпору; ведь, без всякого сомнения, цепь неприятельская, столкнувшись с нашею, должна бы была, в самый момент столкновения, сообщить своему адмиралу, столь нетерпеливо им ожидаемое известие; следовательно, соединенными усилиями наших и неприятельских разведчиков, японский флот мог бы быть осведомлен о приближении нашей эскадры несколькими часами раньше, чем если б мы ему в том не помогли. Словом, насколько всем очевидна безусловная важность посылки японцами разведочной цепи, чтоб не прозевать нашего прорыва, настолько мне был и остается ясным безусловный вред предпосылки разведчиков от той эскадры, которая должна неотложно прорываться.
Посылка крейсеров, по направлению к Корейскому проливу могла бы иметь смысл, если бы я решил не прорываться вовсе этим проливом или прорываться им через большой промежуток времени в течение которого, частыми появлениями моих крейсеров, можно было бы приучить неприятеля к мысли, что я только задался целью беспокоить его демонстрациями. Но, как я уже объяснял, состояние снабжения эскадры не позволяло мне тратить время на продолжительные демонстрации.
Я должен был ограничиться демонстративным движением к Шанхаю и посылками крейсеров в Желтое морс и по восточную сторону Японских островов. При этих условиях, посылка к проливу такой разведки, которая лишь на несколько часов предупреждала бы прорыв эскадры, не представлялась и не представляется на мой взгляд ничем иным, как пособничеством неприятелю.
Моим вышеизложенным соображениям могут быть противопоставлены указания на те преимущества, которые получал японский флот, вследствие того, что им были высланы крейсера на разведку. На такие указания я могу ответить повторением утверждения моего, что преимущества неприятеля были бы еще больше, если бы его разведчики встретили моих, несколькими часами раньше, чем они встретили мою эскадру.
Я знал в точности численность японского флота, который целиком мог препятствовать прорыву; я пошел на него, потому что не мог не идти. Какую же пользу могла дать мне разведка, если бы, в предвидении ныне торжествующего мнения публицистов, я решил застраховать себя таковою? Говорят, при большой удаче, я заранее знал бы строй, в котором надвигается неприятель. Но такая осведомленность не могла бы быть использована для моей, сравнительно, тихоходной эскадры: неприятель, придя на вид моих сил, не дозволил бы мне начать бой ранее, чем не расположился бы для первого удара так, как ему угодно.
Во всем, только что мною показанном, содержится ответ на вопрос Комиссии, почему не было принято мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры: если я считал вредным иметь сам разведчиков, то, конечно, моя эскадра должна была, рано или поздно, придти в соприкосновение с неприятельскими разведчиками.
30) Я не пытался гоняться за ними, потому что должен был сосредоточенно подвигаться вперед.
Младший флагман, командовавший крейсерами, тоже считал неразумным, перед боем, рассылать свои суда для побочных предприятий, особенно имея в виду, что мгла закрывала горизонт утром за пределами пяти миль, и, только, к началу боя, постепенно раздвинулась до семи, восьми миль.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев