Любители книг

Человек всю свою жизнь тем только и занимается, что наводит порядок. То в собственном доме, то на работе, то в огороде, а о душе своей небрежет. А душа ведь дороже всего мира. Надо бы навести сначала порядок внутренний и полюбить Бога. А любить Бога никакие дела не помешают. Иеромонах Василий Росляков

За дощатой перегородкой, отделявшей комнатку Андрея Николаевича от хозяйского помещения, послышался голос, глухо и неторопливо бурчавший: – Дело вот в чем – две копейки потерял. – Да брось ты их, Федор Иванович, – умолял женский голос. – Не могу. Под тяжелыми шагами заскрипели половицы, и стукнула упавшая табуретка. Хозяин Андрея Николаевича, пекарь, когда бывал пьян, постоянно терял что-нибудь и не успокаивался, пока не находил. Чаще всего он терял какие-то две копейки, и Андрей Николаевич сомневался, были ли они когда-нибудь в действительности. Жена давала ему свои две копейки, говоря, что это потерянные, но Федор Иванович не верил, и приходилось перерывать всю комнату. Вздохнув при мысли

Если смирение Христово воссияет в сердце, то жизнь земная для тебя будет раем. Но как это описать? Невозможно. Это чувство сердца. Если оно есть, ты знаешь, что это оно. Иеромонах Василий (Росляков)

Все мы в некотором роде похожи на книги. Мы не можем до конца осознать свое содержание, поэтому часто пылимся на полке в надежде на то, что наша обложка привлечёт нужного читателя. Хотим, чтобы он был добросовестным и бережно относился к нам, поэтому боимся, что наш внутренний мир может оказаться недостаточно интересным, чтобы заслужить такого обращения. Если повезет, однажды кто-то прочтет нас вслух: громко с расстановкой пройдется по самым важным моментам, не замечая потёртый корешок или отсутствие некоторых страниц. Закроет нас за закладку и будет весь день думать о том, как бы побыстрее вернуться к чтению и ощутить теплый переплет любимой книги в руках. Возможно, многие из нас так и не

Елена Андреевна. Неблагополучно в этом доме. Ваша мать ненавидит все, кроме своих брошюр и профессора; профессор раздражен, мне не верит, вас боится; Соня злится на отца, злится на меня и не говорит со мною вот уже две недели; вы ненавидите мужа и открыто презираете свою мать; я раздражена и сегодня раз двадцать принималась плакать... Неблагополучно в этом доме. Войницкий. Оставим философию! Елена Андреевна. Вы, Иван Петрович, образованны и умны и, кажется, должны бы понимать, что мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг... Ваше бы дело не ворчать, а мирить всех. Войницкий. Сначала помирите меня с самим собою! Дорогая моя... (Припада

Промчалось невидных два месяца, и вышло так, что Наташа и Андрей Николаевич любят друг друга. Это видно было из того, что он целовал Наташу в щеки и в эти черные страшные глаза, щекотавшие губы своими ресницами. При этом Наташа подтверждала существование любви, говоря: – Не нужно целовать в глаза – примета нехорошая. – Какая же такая примета? – смеялся Андрей Николаевич и чувствовал, насколько он, человек образованный, прошедший два класса реального училища, выше этой темной девушки, верящей во всякие приметы. – Такая. Разлюбите меня, вот что. Раз есть возможность разлюбить – значит, любовь существует. Но откуда же она взялась? И куда она девалась на то время, когда Андрей Николаевич не виде

Валерий Брюсов Благовесть весеннего утра Утро. Душа умиленно Благовесть солнечный слышит, Звоны весенних лучей, Всё отвечает созвонно: Липы, что ветер колышет, Луг, что ромашками вышит, Звучно-журчащий ручей… Воздух отзвучьями дышит Где-то стучащих мечей. Гулко зовя богомольца, Звоны со звонами спорят. Солнце гудит, как набат, В травах бренчат колокольца. Им колокольчики вторят, Тучки, что небо узорят, В сто бубенцов говорят. Зов звонари то ускорят, То, замедляя, звонят. Солнце восходит все выше. Ярче, ясней, полновесней Голос наставшего дня. Гулы набата все тише, Бой перезвонов чудесней: Скрыты серебряной песней Медные гуды огня. Небо взывает: «Воскресни», Мир

Дмитрий Мережковский Над немым пространством чернозема…(Родина) Над немым пространством чернозема, Словно уголь, вырезаны в тверди Темных изб подгнившая солома, Старых крыш разобранные жерди. Солнце грустно в тучу опустилось, Не дрожит печальная осина; В мутной луже небо отразилось… И на всем — знакомая кручина… Каждый раз, когда смотрю я в поле, — Я люблю мою родную землю: Хорошо и грустно мне до боли, Словно тихой жалобе я внемлю. В сердце мир, печаль и безмятежность… Умолкает жизненная битва, А в груди — задумчивая нежность И простая, детская молитва… Андрей Герасимов. Поля и леса В окрестностях города Алексина". 1998г

Михаил Пришвин Ужасная встреча: Рассказ Это известно всем охотникам, как трудно выучить собаку не гоняться за зверями, кошками и зайцами, а разыскивать только птицу. Однажды во время моего урока Ромке мы вышли на полянку. На ту же полянку вышел тигровый кот. Ромка был с левой руки от меня, а кот — с правой, и так произошла эта ужасная встреча. В одно мгновенье кот обернулся, пустился наутек, а за ним ринулся Ромка. Я не успел ни свистнуть, ни крикнуть “тубо”[12]. Вокруг на большом пространстве не было ни одного дерева, на которое кот мог бы взобраться и спастись от собаки, — кусты и полянки без конца. Я иду медленно, как черепаха, разбирая следы Ромкиных лап на влажной земле, на гряз

Виктор Астафьев Весенний остров: Рассказ Пароход миновал Осиновский порог, и сразу Енисей сделался шире, раздольней, а высота берегов пошла на убыль. Чем шире становился Енисей, тем положе делались берега, утихало течение, река усмирялась, катила воды без шума и суеты. Я один стоял на носу парохода и, счастливо успокоенный, смотрел на родную реку, вдыхал прохладу белой, тихой ночи. Нос парохода время от времени так глубоко срывался в воду, что брызги долетали до меня. Я слизывал с губ капли и ругал себя за то, что так долго не был на своей родине, суетился, работал, хворал и ездил по чужим краям. Зачем? Пароход шел по Енисею, разрезая, как студень, реку, светлую ночь и тишину ее.