Однажды в деревне

#деревня

Заброшенный дом. Кустарник колючий, но редкий. Грущу о былом: «Ах, где вы — любезные предки?» Из каменных трещин торчат проросшие мхи, как полипы. Дуплистые липы над домом шумят. И лист за листом, тоскуя о неге вчерашней, кружится под тусклым окном разрушенной башни. Как стёрся изогнутый серп средь нежно белеющих лилий — облупленный герб дворянских фамилий. Былое, как дым… И жалко. Охрипшая галка глумится над горем моим. Посмотришь в окно — часы из фарфора с китайцем. В углу полотно с углём нарисованным зайцем. Старинная мебель в пыли, да люстры в чехлах, да гардины… И вдаль отойдёшь… А вдали — равнины, равнины. Среди многовёрстных равнин скирды золотистого хлеба. И небо… Один. Внимаешь с тоской обвеянный жизнию давней, как шепчется ветер с листвой, как хлопает сорванной ставней. Андрей Белый «Заброшенный дом» 🎨Татьяна Бакланова

🎨Прокопенко Александр

Сжата, полоска , опавшие листья и низко идущие облака🍂🍁🌬🍂

Куркуль Поздним февральским вечерком, скинув с крыши своего дома почти весь снег, утомившийся за день старик Трофим Седов весь в мыле, кое-как заполз в свою натопленную избу. Не заговаривая с женой, он молча прошаркал на кухню к залавку и трясущимися руками налил в железную кружку, из только что вскипевшего самовара воды. – А ты говорила, не скину. Ой. – еле-еле дыша, ойкнул дед и, осторожно дуя на живой кипяток, стал его медленно пить. – Ну и снегу ноне, жуть. Ой. Еще чуть-чуть ба намело и, думаю, конец пришел нашим стропилам. Бабка, уже как с час сидела в горнице за столом и на старенькой машинке «Зингер», что-то шила. – Отдыхай, давай ложись. – не отвлекаясь от рукоделия, сказала жена и стала внимательно рассматривать на ситцевой ткани ровную строчку. – Да, мать. Ой. Силенка, чую, стала подводить. Хе-хе-хе. – глубоко вдохнул в себя дедушка воздух и задумчиво ухмыльнулся. – Не легко по крышам стало бегать. – Вот я и говорю, ложись. – Успею, лягу. На том свете будем отдыхать. Женщина недовольно посмотрела на мужа и цокнула. – Сплюнь и постучи об стол три раза. На том свете он собрался отдыхать. Городит. Дед на это дурацкое суеверие бабки лишь усмехнулся и в ответ ничего не сказал. – А ты все шьешь сидишь, швея? – недовольно буркнул Трофим, завидев сию привычную картину. Он знал, что в поселке не так давно начали приводить в порядок местный храм и его жене-швее настоятель церкви стал частенько подкидывать разную халтуру, что-нибудь такое вышить. – Отец Иван просил помочь. – спокойно сказала супруга и быстро-быстро закрутила гладкий маховик. – Отец Иван. Кхм. Отец Иван. Тоже мне, отец нашелся. Недавно только семинарию окончил, а уже отец. – прокряхтел с досадой старик и опять ухмыльнулся. – Деньжонок даст отец твой, или опять ты задарма на них батрачишь? Кхм. Добрая душа. Простодыра. – Будя богохульничать-то, ты. – строго отмахнулась от мужа старушка. – Мне рази трудно им на пенсии по-мочь? Глядишь, может потом на небе, че зачтется. – Ага, зачтется. Жди. – И подожду. Мне спешить некуда. – Ну, жди-жди. У моря погоды. Хе. – Это ты всю жисть, чего-то коробчал свое, химичил. – Чего это я коробчал свое, мне интересно? – А че, не коробчал? Ведь сколько людям делал ты добра, то обязательно за деньги. – Я че, дурак, без денег помогать? Тоже мне, доброго дядю нашли. Ха! Нет уж, мать, благотворительностью я не занимаюсь. – Вот весь в этом ты. А я могу для нашей церкви за бесплатно сделать. Мне не долго, не убудет. Хм. – Плохо рази я накоробчал? – повысив голос, спросил старик. – Такой ей дом отгрохал, терем, поглядите. Да если бы не я, жила бы в богадельне щас. Сидит, как барыня в тепле, еще меня и обвиняет. Кхм. Лязгнув зубами, дед поставил кружку на стол, скинул с себя тут же в прихожей верхнюю одежду, прошел в горницу и сразу лег на диван. Продолжать разговор с упрямой, простодушной бабой, дальше было бессмысленно. Где-то через час у старика вдруг нестерпимо заболело сердце, и как-то нехорошо застреляло в груди. – Че это ты жмуришься лежишь? – мельком увидела бабка болезненную гримасу на лице старика. – Плохо? Дед едва приоткрыл глаза и прошептал. – Ой. Что-то в левый бок вступило, не пойму. Бабушка тут же отложила в сторону свое ремесло и живо подошла к старику. – Наробился давича. Сердце? – серьезно спросила она. – Наверно помираю, мать. Ой-ой-ой. – еще сильней простонал Трофим и снова громко ойкнул. – Походу точно помираю. Вот дурак, и вправду ведь накаркал. А. Жена мигом подскочила к серванту, выдвинула из него продолговатый ящик и стала в нем, что-то искать. – Да Господи! – заохала она на всю избу. – Да, что ты старый говоришь? Дед вцепившись обеими руками за левую половину груди, раскрыл широко глаза и синими губами прохрипел. – Ой, сердце, не могу! Ой-ой-ой. Старушка с трудом отыскала в ящике какие-то таблетки и живо метнувшись на кухню за водой, сунула их мужу точно в зубы. – Легче? Легче? А? – вытаращив на супруга глазища, с нетерпением залепетала она. – Ступай бегом за сыном, ты! – как ошалелый просипел старик. – Скажу ему, где спрятал деньги. А то сейчас помру, и прахом все уйдет в трубу. – Ты че дурак буровишь? Деньги? Дед утвердительно кивнул головой и задрожал. Единственный сын Седовых, сорокалетний механизатор местного колхоза Станислав жил с родичами на одной улице в паре сотен метров. Так как сегодня был выходной, он со своим семейством весь день находился дома. – Только ба не опоздали. – свернувшись калачиком, все ойкал дед. – Ведь и вправду щас, как миленький издохну. – и то и дело посматривал на стрелки часов на стене. Минут через десять бабушка вместе с сыном были как штык на пороге. Опрометью влетев в комнату к старику, он уже сидел на диване и лыбился. Рядом с ним на табурете стояла отпитая бутылка самогона. – Не смотрите волком. Хе-хе-хе. Отдыгал. – блаженно прокряхтел дед и кинул веселый взор на родных. – Ну, слава Богу. – выдохнула бабка и присела рядом с мужем на диван. – А мы уж думали, что не успеем. Фуу. – Ну, где батяня деньги-то лежат? Хе-хе-хе. – не думая ни о чем другом, радостно спросил довольный наследник. – Да ладно вам про деньги. – шутливо отмахнулся Трофим. – Где надо. Хе-хе-хе. Там и лежат. Хе-хе-хе. Рано в ямку мне ложиться. Еще не время видно в матушку мою. Выпив на дорожку чашку чая, Станислав еще раз убедившись, что отец очень бодрый и живой, убыл счастливым восвояси. – Пугаешь только нас, дурило. – вдруг завозмущалась бабка. – И мужика по выходным гоняешь, как кого. – Он че, чужой нам, что б гонять его? Ему ить все достанется после нашей смерти. – Может все-таки в больницу позвонить? А то, не приведи Господь, опять возьмет, прихватит сердце. Дед отрицательно замотал головой и вновь развалился на диване. – Ты мне скажи, где деньги-то свои ты спрятал? – Тебе только скажи. Хе-хе. Отдам вот так тебе, ты мигом в церковь все их стащишь. Или мужика, какого в избу после моей смерти приведешь. А так я спрятал денежки надежно. Искать решите, хрен найдешь! – Будя болтать-то, приведешь. – с ходу обиделась жена. – Нужен он мне тут, чужой-то. Грязь мне, что ль за ним месить. Скажи, давай. Скажи. – но сразу отмякла. – Вот буду помирать, тогда скажу. Ха-ха-ха! – загоготал дед. – А пока живу, не ждите. – и отвернулся к стене. – Ладно, скупердяй, лежи. – со слезами на глазах, нервно промолвила бабка и собралась выйти из избы. Разборчиво расслышав оскорбления в свой адрес, Трофим тут же сел на диване и зажужжал: – Эх ты, метелка. – строго посмотрел он на старуху-жену. – Своим коровьим языком метешь. А че метешь, сама не знаешь. Да щедрей меня во всем селе с огнем не сыщешь. Смотри ка, скупердяя в ком нашла. Приклеила ярлык на лоб?! Глядите на нее, умыла. Ха-ха-ха! Как сказочница тут рассочинялась. Тьфу! – Хватит материться! Хватит! Мало сердце-то болит? – Ты мое сердце не тронь. Как-нибудь без тебя разберемся с мотором. – Как ты меня назвал? Сказочница? Я сказочница говоришь? Так ты меня еще не обзывал. Дурой была, еще курвой была, холерой, сволочью тоже бывать приходилось, вот сказочницей меня еще не называли. – Конечно сказочница. Кто же ты еще? Тебе с Архипычем хотя б с годок пожить. Хе-хе. Вот тогда б на жисть ты эту по-другому посмотрела. – Интересно, как? – Как-как. Каком кверху. Он так ба постелил тебе постельку, давно бы уж на небо отошла. Они, помню я, зарплату с бабой, как своей получат, он все тут же до копейки заберет. И выдает ее опосля частями. А так ни-ни. Только попроси хоть рупь, в один момент отучит попрошаить. – Можно подумать ты у нас другой? – ухмыльнулась бабка. – Забыл, как тоже две зарплаты прятал? – Че это я прятал? Че это я прятал, говорю? Так, для порядка забирал. Тебе только волю дай, ты глазом даже не моргнешь и до копейки за неделю все истратишь. Вот я и прибирал ее для экономии семейного бюджета. Хе-хе-хе. – Эх, ты. Ой-ой-ой! Экономный какой. Счетовод нашелся. Погляди-ка. – Че, скажешь, деньги в жизни не давал? – Отчего же не давал. Давал. Ха. Только на хлеб и на провизию какую, ну, и на курево тебе еще. И то мне надо было со слезами попросить да на коленочках поклянчить. А вспомни, сколько я тебя упрашивала, что б мне хоть капельку одежку подновить. Ну, вспомнил? – Кхм. – Вот то-то и оно. Не вспомнишь. Всю жисть, как нищенка донашивала чьи-то тряпки, или сама сидела шила по ночам. А хочешь я тебе еще напомню? А? – Не хочу. Настроения нету лаяться седня с тобою. – Нет, ты все-таки послушай. – Ха! – Всю жисть ты жадным был. Куркуль! – ??? – Жадным, жадным, ничего не говори. Куркулем зря я обзывать тебя не стану. – Да почему же сразу я куркуль? Обоснуй. – А я не знаю почему. Видно свекровка таким неутолимым родила. – ??? – Ладно. – безнадежно махнула старушка рукой. – Господь с тобой. Не нужны твои мне деньги. Че хочешь с ними делай. Даром не нужны. На этом разговор их был закончен. Ночью у старика вновь произошел сердечный приступ. – Беги за сыном, мать. Помру! – резко толкнул Трофим свою сонную жену в бок и крепко схватился за грудную клетку. Накинув без лишних разговоров поверх комбинации пальто, старушка вновь помчалась сломя голову к сыну. Когда минут через десять родные снова оказались на пороге, дед уже был мертв. Сказать, где он все-таки спрятал свои накопленные за годы жизни сбережения, ему было уже не суждено. Александр Мазаев

🎨Любовь Гильман

🎨Палачёв Вячеслав

Художник Павел Попов "Суббота. Бани топят"

Вдали от суеты: деревенская живопись Дмитрия Лёвина

картина Андрея Шатилова