Предыдущая публикация
Снайпер из шахтёров...
Максим Семенoвич Брыкcин
Статья за 28 мая 1944 года.
Я.Макаренко. 1-й Украинский фронт.
(От военного корреспондента «Правды»)
Осенью 1941 года стрелок из шахтёров Максим Брыксин прибыл в снайперскую школу. На испытаниях он поразил всех своей необычайной меткостью, быстро расстреляв все указанные ему мишени. Тогда для него придумали особую, очень трудную цель. На вкопанный в землю столб положили плашмя бутылку и предложили выбить с расстояния в двести метров дно бутылки — так, чтобы пуля прошла через горлышко. Брыксин прицелился, выстрелил. Звякнуло выбитое дно бутылки. А горлышко осталось целым, — пуля снайпера даже не зацепила его краёв.
Через десять дней Максим Брыксин вернулся в свою часть. Шли тяжёлые бои за Донбасс. Немцы захватили почти весь Донецкий бассейн, докатились до Шараповки, где Максим прежде жил, работал, растил детей своих. Горько было на душе у шахтёра. Но сердце его не дрогнуло, глаза и руки не ослабели. Ненависть была сильнее горя. Он сделал свою винтовку страшным орудием возмездия. Он убивал каждый день по два—три, а когда была удача, — по пять и шесть немцев: научился хорошо маскироваться, подбирался чуть не к самым окопам противника, выработал свои особые снайперские приёмы и был неуловим. За два месяца Максим уничтожил 130 немецких солдат и офицеров. Его имя стало известно всему фронту. Командующий подарил Брыксину новую именную снайперскую винтовку и наградил орденом Красного Знамени.
В один из зимних дней Брыксин сразу намного увеличил свой боевой счёт. Рано утром, когда только начало светать, снайпер неслышно перешёл реку и, взобравшись на выступ горы, возвышавшейся в «нейтральной» полосе, очутился в нескольких десятках метров от вражеских окопов. Немецкий офицер вывел солдат на полянку и заставил их маршировать вокруг своего блиндажа. «На выбор, как в магазине, — подумал Максим. — Начнём с головного». Он дал один за другим три выстрела. Три солдата упали, а остальные юркнули в окопы. По горе, откуда стрелял Брыксин, тотчас же стал бить миномёт, но Максим уже переменил позицию.
Ему повезло. Не успел он облюбовать для себя новое укрытие, как из окопов высыпало десятка полтора солдат и принялось делать гимнастику. «Гутен морген», — сказал про себя Максим и нажал спусковой крючок...
В этот день он убил девять гитлеровцев.
Весной Максим Брыксин организовал в батальоне свою снайперскую школу. Он подготовил первый десяток снайперов, и вскоре его ученики — Ахмет Ералиев, знатный шахтер — Петр Фаустов и шестнадцатилетний Вася Курка — уже заслужили известность. Теперь Брыксин выходил охотиться на немцев со всем своим выводком...
Знойным летом 1942 года гитлеровские полчища заняли весь Донбасс и покатились на Дон, а затем на Кубань. Брыксин долго смотрел на уплывающие вдаль синие терриконы и верил в свое скорое возвращение. Он переносил все невзгоды с мужеством бывалого солдата. Лишь тоска по семье, по детям, по родной шахте незаметно плела сеть морщин, откладывая их у рта, на лбу и под глазами.
Он был на шахте веселым, задушевным и незлобивым парнем. Но война резко изменила его характер. Максим посуровел, ожесточился. Только в одном остался он прежним — в своей неиссякаемой любви к детям. И каждый раз, когда ему приходилось видеть раздавленного немецким танком или убитого немецким солдатом ребенка, он приходил в неописуемую ярость, а по ночам плакал, не стыдясь перед товарищами этой своей слабости. Наутро, поднявшись чуть свет, снова укрывался где-нибудь в степи и отводил душу, щелкая немцев одного за другим.
Как-то раз на Дону комбат послал Максима Брыксина с боевым приказом в окруженную немцами роту. Снайпер отправился туда верхом. Прошел вечер, ночь, весь следующий день. — Брыксин не возвращался. Друзья уже решили, что он погиб где-нибудь в неравной схватке.
Максим не погиб. Пробираясь в роту, он столкнулся с шестью немцами. Немецкие солдаты открыли по всаднику стрельбу из автоматов и убили под ним лошадь. Тогда Брыксин снял с плеча винтовку и, укрывшись за убитым конем, уничтожил всех шестерых гитлеровцев. Однако последний из них, прежде чем умереть от меткой снайперской пули, ранил Максима в ногу. Его подобрали санитары.
Лежа в госпитале в Махач-Кале, а затем в Ереване, Брыксин спрашивал у соседей: не знают ли они, где его батальон. Но никто не знал. Так прошло три долгих месяца. Выйдя из госпиталя, Максим опять принялся разыскивать свой батальон, но так и не нашел его. Во время розысков Брыксин повстречался с товарищем, служившим в кавалерии, вспомнил вдруг, что и сам когда-то был конником, и потянуло его к казакам.
Максима послали в казачьи сотни. Казаки приняли его хорошо, радушно. В первых же конных атаках новичок показал себя незаурядным кавалеристом, и вскоре его назначили командиром эскадрона. Максим скакал со своим эскадроном по степям Ставропольщины, бился с немцами под Моздоком и Прикумском. рубил их на Кубани. Он упорно шел вперед — через Кубань, через Дон — к своему родному Донбассу.
В лихой атаке его ранили. Это было весной 1943 года, под Матвеевым Курганом. Очнулся в госпитале. Было горько лежать на койке, когда фронт приближался к Донбассу, но ничего не поделаешь, пришлось...
Вышел Брыксин из госпиталя летом. Врачи признали его временно не пригодным к военной службе, и он приехал домой.
Печальное зрелище открылось перед ним, когда он увидел свою родную Шараповку. Там, где раньше высились копры и тянулись эстакады, теперь лежали бесформенные обломки, груды изуродованного металла. Дома в шахтерском поселке зияли черными провалами окон. Немцы разрушили всё шахтное хозяйство, не оставили камня на камне. Горе ждало Максима и в родном доме. Он переступил порог и пошатнулся: дом был опустошен, в углу, на тряпье, сидели дети, у печки, сгорбившись, стояла поседевшая жена Прасковья.
— Максим, родной! — закричала она и бросилась ему на шею.
С криками и слезами кинулись к нему дети. Их было двое. А другие? Где же Витя и Лида? Прасковья, рыдая, рассказала ему, как немцы глумились над маленьким сыном, как до полусмерти избили семилетнюю Лиду и как она, мучаясь, умерла на ее руках.
В глазах Максима стояли скупые, жгучие слезы. «Значит, мало еще убивал, мало извел немцев, — думал он. — Значит, лежит твой путь, Максим, снова на фронт...».
Вскоре сбылось его желание. Однажды на улице его кто-то окликнул. Он повернулся по-солдатски кругом и увидел перед собой Васю Курку.
— Батько, здравствуй! — воскликнул тот и прижался к Брыксину, как к родному. — Уж больше года, как мы тебя ждем в батальон!
К ним подошли старые друзья и земляки Максима — Петр Синяговский и Василий Попов. Брыксин рассказал им, как он чуть не попал на Дону в лапы к немцам, как лежал в госпитале, как дрался в коннице. Затем коротко поведал о своем горе и умолк.
— Ну, Максим, — сказали ему друзья, — одна тебе дорога: с нами на фронт.
Максим молча кивнул головой. В тот же день, распрощавшись с женой и детьми, он уехал в свой родной батальон, на Украину. Знатного снайпера встретили там радостно и душевно. Новый комбат преподнес ему снайперскую винтовку, а армейская газета напечатала большой очерк под заглавием «Возвращение Максима». В первый же день Максим ушел за передний край и убил трех немцев.
И снова началась для снайпера Брыксина страдная пора. Он уходит на огневую позицию ранним утром, возвращается поздно вечером и не теряет попусту ни одного дня. На боевом счету снайпера уже значится 278 убитых немецких солдат и офицеров. Он создал у себя в батальоне новую снайперскую школу, и слава о нем, как и прежде, гремит по всему фронту, по всей Украине. //Я.Макаренко. 1-й Украинский фронт.
СнайперыВеликойОтечественной
Через десять дней Максим Брыксин вернулся в свою часть. Шли тяжёлые бои за Донбасс. Немцы захватили почти весь Донецкий бассейн, докатились до Шараповки, где Максим прежде жил, работал, растил детей своих. Горько было на душе у шахтёра. Но сердце его не дрогнуло, глаза и руки не ослабели. Ненависть была сильнее горя. Он сделал свою винтовку страшным орудием возмездия. Он убивал каждый день по два—три, а когда была удача, — по пять и шесть немцев: научился хорошо маскироваться, подбирался чуть не к самым окопам противника, выработал свои особые снайперские приёмы и был неуловим. За два месяца Максим уничтожил 130 немецких солдат и офицеров. Его имя стало известно всему фронту. Командующий подарил Брыксину новую именную снайперскую винтовку и наградил орденом Красного Знамени.
В один из зимних дней Брыксин сразу намного увеличил свой боевой счёт. Рано утром, когда только начало светать, снайпер неслышно перешёл реку и, взобравшись на выступ горы, возвышавшейся в «нейтральной» полосе, очутился в нескольких десятках метров от вражеских окопов. Немецкий офицер вывел солдат на полянку и заставил их маршировать вокруг своего блиндажа. «На выбор, как в магазине, — подумал Максим. — Начнём с головного». Он дал один за другим три выстрела. Три солдата упали, а остальные юркнули в окопы. По горе, откуда стрелял Брыксин, тотчас же стал бить миномёт, но Максим уже переменил позицию.
Ему повезло. Не успел он облюбовать для себя новое укрытие, как из окопов высыпало десятка полтора солдат и принялось делать гимнастику. «Гутен морген», — сказал про себя Максим и нажал спусковой крючок...
В этот день он убил девять гитлеровцев.
Весной Максим Брыксин организовал в батальоне свою снайперскую школу. Он подготовил первый десяток снайперов, и вскоре его ученики — Ахмет Ералиев, знатный шахтер — Петр Фаустов и шестнадцатилетний Вася Курка — уже заслужили известность. Теперь Брыксин выходил охотиться на немцев со всем своим выводком...
Знойным летом 1942 года гитлеровские полчища заняли весь Донбасс и покатились на Дон, а затем на Кубань. Брыксин долго смотрел на уплывающие вдаль синие терриконы и верил в свое скорое возвращение. Он переносил все невзгоды с мужеством бывалого солдата. Лишь тоска по семье, по детям, по родной шахте незаметно плела сеть морщин, откладывая их у рта, на лбу и под глазами.
Он был на шахте веселым, задушевным и незлобивым парнем. Но война резко изменила его характер. Максим посуровел, ожесточился. Только в одном остался он прежним — в своей неиссякаемой любви к детям. И каждый раз, когда ему приходилось видеть раздавленного немецким танком или убитого немецким солдатом ребенка, он приходил в неописуемую ярость, а по ночам плакал, не стыдясь перед товарищами этой своей слабости. Наутро, поднявшись чуть свет, снова укрывался где-нибудь в степи и отводил душу, щелкая немцев одного за другим.
Как-то раз на Дону комбат послал Максима Брыксина с боевым приказом в окруженную немцами роту. Снайпер отправился туда верхом. Прошел вечер, ночь, весь следующий день. — Брыксин не возвращался. Друзья уже решили, что он погиб где-нибудь в неравной схватке.
Максим не погиб. Пробираясь в роту, он столкнулся с шестью немцами. Немецкие солдаты открыли по всаднику стрельбу из автоматов и убили под ним лошадь. Тогда Брыксин снял с плеча винтовку и, укрывшись за убитым конем, уничтожил всех шестерых гитлеровцев. Однако последний из них, прежде чем умереть от меткой снайперской пули, ранил Максима в ногу. Его подобрали санитары.
Лежа в госпитале в Махач-Кале, а затем в Ереване, Брыксин спрашивал у соседей: не знают ли они, где его батальон. Но никто не знал. Так прошло три долгих месяца. Выйдя из госпиталя, Максим опять принялся разыскивать свой батальон, но так и не нашел его. Во время розысков Брыксин повстречался с товарищем, служившим в кавалерии, вспомнил вдруг, что и сам когда-то был конником, и потянуло его к казакам.
Максима послали в казачьи сотни. Казаки приняли его хорошо, радушно. В первых же конных атаках новичок показал себя незаурядным кавалеристом, и вскоре его назначили командиром эскадрона. Максим скакал со своим эскадроном по степям Ставропольщины, бился с немцами под Моздоком и Прикумском. рубил их на Кубани. Он упорно шел вперед — через Кубань, через Дон — к своему родному Донбассу.
В лихой атаке его ранили. Это было весной 1943 года, под Матвеевым Курганом. Очнулся в госпитале. Было горько лежать на койке, когда фронт приближался к Донбассу, но ничего не поделаешь, пришлось...
Вышел Брыксин из госпиталя летом. Врачи признали его временно не пригодным к военной службе, и он приехал домой.
Печальное зрелище открылось перед ним, когда он увидел свою родную Шараповку. Там, где раньше высились копры и тянулись эстакады, теперь лежали бесформенные обломки, груды изуродованного металла. Дома в шахтерском поселке зияли черными провалами окон. Немцы разрушили всё шахтное хозяйство, не оставили камня на камне. Горе ждало Максима и в родном доме. Он переступил порог и пошатнулся: дом был опустошен, в углу, на тряпье, сидели дети, у печки, сгорбившись, стояла поседевшая жена Прасковья.
— Максим, родной! — закричала она и бросилась ему на шею.
С криками и слезами кинулись к нему дети. Их было двое. А другие? Где же Витя и Лида? Прасковья, рыдая, рассказала ему, как немцы глумились над маленьким сыном, как до полусмерти избили семилетнюю Лиду и как она, мучаясь, умерла на ее руках.
В глазах Максима стояли скупые, жгучие слезы. «Значит, мало еще убивал, мало извел немцев, — думал он. — Значит, лежит твой путь, Максим, снова на фронт...».
Вскоре сбылось его желание. Однажды на улице его кто-то окликнул. Он повернулся по-солдатски кругом и увидел перед собой Васю Курку.
— Батько, здравствуй! — воскликнул тот и прижался к Брыксину, как к родному. — Уж больше года, как мы тебя ждем в батальон!
К ним подошли старые друзья и земляки Максима — Петр Синяговский и Василий Попов. Брыксин рассказал им, как он чуть не попал на Дону в лапы к немцам, как лежал в госпитале, как дрался в коннице. Затем коротко поведал о своем горе и умолк.
— Ну, Максим, — сказали ему друзья, — одна тебе дорога: с нами на фронт.
Максим молча кивнул головой. В тот же день, распрощавшись с женой и детьми, он уехал в свой родной батальон, на Украину. Знатного снайпера встретили там радостно и душевно. Новый комбат преподнес ему снайперскую винтовку, а армейская газета напечатала большой очерк под заглавием «Возвращение Максима». В первый же день Максим ушел за передний край и убил трех немцев.
И снова началась для снайпера Брыксина страдная пора. Он уходит на огневую позицию ранним утром, возвращается поздно вечером и не теряет попусту ни одного дня. На боевом счету снайпера уже значится 278 убитых немецких солдат и офицеров. Он создал у себя в батальоне новую снайперскую школу, и слава о нем, как и прежде, гремит по всему фронту, по всей Украине. //Я.Макаренко. 1-й Украинский фронт.
СнайперыВеликойОтечественной
Следующая публикация
Комментарии 3