Предыдущая публикация
Романы современного японского писателя Харуки Мураками набирают всё большую популярность среди литературных гурманов.
В самых разных странах произведениями Мураками очень увлекается «продвинутая» молодежь, пытаясь найти в книгах ответы на тревожащие их вопросы. Зрелый читатель же с удовольствием насладиться тонким психологизмом, экстравагантностью, так присущей Харуки Мураками.
Такие его романы, как «Охота на овец», «Норвежский лес», «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий» и многие другие замечательные произведения, были переведены на десятки языков и вышли по всему миру многомиллионными тиражами.
Мураками, с одной стороны, очень западный писатель, с другой, чисто японский. Он продолжает традиции, заложенные такими мастерами слова, как Акутагава, Мисима, Танидзаки, Дадзай, но при этом в его творчестве чувствуется сильное влияние Кафки, Сэлинджера и Достоевского.
В России произведения Харуки Мураками начали выходить в конце 90-х и становились бестселлерами. Суммарный тираж его книг, по данным «Эксмо», его российского издателя, составил почти 4,6 млн экземпляров (учитываются данные с 2004 г.). А самой популярной книгой Мураками в России является роман «Норвежский лес», продажи которого составили почти 550 000 экземпляров.
Мураками, с одной стороны, очень западный писатель, с другой, чисто японский. Он продолжает традиции, заложенные такими мастерами слова, как Акутагава, Мисима, Танидзаки, Дадзай, но при этом в его творчестве чувствуется сильное влияние Кафки, Сэлинджера и Достоевского.
В России произведения Харуки Мураками начали выходить в конце 90-х и становились бестселлерами. Суммарный тираж его книг, по данным «Эксмо», его российского издателя, составил почти 4,6 млн экземпляров (учитываются данные с 2004 г.). А самой популярной книгой Мураками в России является роман «Норвежский лес», продажи которого составили почти 550 000 экземпляров.
«Скотт Фицджеральд был моим кумиром, когда я был молод. Но он умер в 40 с чем-то лет. Я люблю Трумена Капоте, но он умер в 50 с чем-то. А Достоевский, мой идеальный писатель, скончался в 59 лет. Сейчас я [старше]. Я не знаю, что будет дальше! У меня нет образца для подражания. Я понятия не имею – когда мне будет 80 лет, что я буду писать?» – сокрушался Харуки в середине прошлого десятилетия на страницах The Guardian. Сейчас ему 73, и он продолжает творить.
Харуки с детства был не похож на сверстников. Он родился в 1949 г. в Киото, древней столице Японии, а вскоре родители перебрались оттуда в Асию, пригород порта Кобе (префектура Хёго). Его семья увлекалась национальной культурой. Дед был буддийским священнослужителем, а родители познакомились, когда оба преподавали японскую литературу. И хотя мать бросила работу, она старалась, чтобы дома всё было пронизано национальными традициями.
Мураками их ненавидел. А потом нашёл другой мир.
«Я читал иностранную литературу, в основном европейских писателей XIX в. – Достоевского, Флобера, Диккенса, – рассказывал он The Guardian. – Взялся за американские книги в мягкой обложке: крутые детективы, научную фантастику, Курта Воннегута, Ричарда Бротигана, Трумена Капоте. После того как я выучил английский язык, начал читать эти книги в оригинале <...> И конечно же, у меня был транзисторный радиоприемник. Там была музыка – Элвис, The Beach Boys, The Beatles. Это было захватывающе. И они стали частью моей жизни».
В 1963 г. у 14-летнего Мураками случилось еще одно откровение: он попал на концерт Арта Блейки и его группы Jazz Messengers и влюбился в джаз.
Мураками их ненавидел. А потом нашёл другой мир.
«Я читал иностранную литературу, в основном европейских писателей XIX в. – Достоевского, Флобера, Диккенса, – рассказывал он The Guardian. – Взялся за американские книги в мягкой обложке: крутые детективы, научную фантастику, Курта Воннегута, Ричарда Бротигана, Трумена Капоте. После того как я выучил английский язык, начал читать эти книги в оригинале <...> И конечно же, у меня был транзисторный радиоприемник. Там была музыка – Элвис, The Beach Boys, The Beatles. Это было захватывающе. И они стали частью моей жизни».
В 1963 г. у 14-летнего Мураками случилось еще одно откровение: он попал на концерт Арта Блейки и его группы Jazz Messengers и влюбился в джаз.
Мураками учился на отделении театральных искусств Университета Васэда. Он думал сделаться сценаристом.
«Но когда я понял, что создание фильма – это коллективное творчество, отказался от этой мысли», – признавался он FT. Он называет себя волком-одиночкой. Например, говоря о студенческих беспорядках в Японии 1968–1969 гг., признавал, что
«духовно был с протестующими, но не находил в себе сил к ним присоединиться».
Он так и остался застенчивым интровертом: редко даёт интервью, обычно отказывается участвовать в ток-шоу и литературных фестивалях, терпеть не может вечеринки и даже не любит глядеть в глаза собеседнику.
Несмотря на начитанность, студентом Мураками был ничем не примечательным, учился спустя рукава. Потом он сильно разочаровал родителей, бросив вуз вскоре после женитьбы в 1971 г.
«Но когда я понял, что создание фильма – это коллективное творчество, отказался от этой мысли», – признавался он FT. Он называет себя волком-одиночкой. Например, говоря о студенческих беспорядках в Японии 1968–1969 гг., признавал, что
«духовно был с протестующими, но не находил в себе сил к ним присоединиться».
Он так и остался застенчивым интровертом: редко даёт интервью, обычно отказывается участвовать в ток-шоу и литературных фестивалях, терпеть не может вечеринки и даже не любит глядеть в глаза собеседнику.
Несмотря на начитанность, студентом Мураками был ничем не примечательным, учился спустя рукава. Потом он сильно разочаровал родителей, бросив вуз вскоре после женитьбы в 1971 г.
Его избранницей стала однокурсница Йоко, они вместе уже более полувека.
«Меня не интересовала работа в Toyota или Sony, – говорил он FT. – Я просто хотел быть независимым. Но это нелегко. В этой стране, если ты не принадлежишь к какой-нибудь группе, ты почти никто. Но из многих ценностей в жизни я больше всего ценю свободу».
Вместе с женой они работали в музыкальном магазине днём и в кафе-баре ночью, чтобы накопить денег. В конце концов, добавив к ним кредит банка и одолженное у отца Йоко, Мураками с Йоко открыли джаз-бар Peter Cat (назван в честь их кота) в токийском районе Кокубундзи.
«Меня не интересовала работа в Toyota или Sony, – говорил он FT. – Я просто хотел быть независимым. Но это нелегко. В этой стране, если ты не принадлежишь к какой-нибудь группе, ты почти никто. Но из многих ценностей в жизни я больше всего ценю свободу».
Вместе с женой они работали в музыкальном магазине днём и в кафе-баре ночью, чтобы накопить денег. В конце концов, добавив к ним кредит банка и одолженное у отца Йоко, Мураками с Йоко открыли джаз-бар Peter Cat (назван в честь их кота) в токийском районе Кокубундзи.
Чтобы остаться на плаву, с раннего утра бар Peter Cat работал как кафе, вечером превращался в джаз-клуб, а по выходным там проходили живые выступления. Мураками занимался всем: подавал напитки, мыл посуду, менял пластинки и приглашал музыкантов. Когда выдавалось свободное время, он ещё и учился и в конце концов получил диплом Университета Васэда.
В детстве Мураками всегда хотел написать рассказ или повесть.
«Но у меня совсем не было жизненного опыта, поэтому мне было нечего писать, – объяснял он The Globe and Mail.
– После тяжелой работы в баре я получил опыт».
Он начал делать записи в середине 1970-х, описывая свои чувства от переменившегося настроя в обществе. В студенческие годы сам воздух, казалось, сочился идеализмом и контркультурой, но к моменту, когда Мураками открыл бар, всему этому пришёл конец.
В детстве Мураками всегда хотел написать рассказ или повесть.
«Но у меня совсем не было жизненного опыта, поэтому мне было нечего писать, – объяснял он The Globe and Mail.
– После тяжелой работы в баре я получил опыт».
Он начал делать записи в середине 1970-х, описывая свои чувства от переменившегося настроя в обществе. В студенческие годы сам воздух, казалось, сочился идеализмом и контркультурой, но к моменту, когда Мураками открыл бар, всему этому пришёл конец.
Мураками рассказывал The Globe and Mail, как решил стать писателем. Одним ясным весенним днем он сидел на трибуне стадиона Дзингу, наблюдая, как бейсбольная команда родного города Yakult Swallows сражается с Hiroshima Carp. Светило солнце, он пил пиво. Когда американский легионер команды его города сделал красивый удар, Мураками услышал приятный треск биты и вдруг подумал: он способен написать роман.
«Я понятия не имел, как писать художественную литературу, – говорил он FT. – Я знал слишком много слов на японском. Это было слишком тяжело. Поэтому я поначалу писал на английском, где мой словарный запас был ограничен <...> У меня не было учителя или коллеги-писателя. Единственное, в чём я разбирался, – это хорошая музыка, ритм, импровизация, гармония».
По-английски ему было легче попасть в ритм, рассказывал Мураками на встрече со студентами Беркли:
«Если в ваших предложениях нет правильного ритма, никто их не прочитает».
Переводя фразы на японский, он старался сохранить этот ритм.
«Я понятия не имел, как писать художественную литературу, – говорил он FT. – Я знал слишком много слов на японском. Это было слишком тяжело. Поэтому я поначалу писал на английском, где мой словарный запас был ограничен <...> У меня не было учителя или коллеги-писателя. Единственное, в чём я разбирался, – это хорошая музыка, ритм, импровизация, гармония».
По-английски ему было легче попасть в ритм, рассказывал Мураками на встрече со студентами Беркли:
«Если в ваших предложениях нет правильного ритма, никто их не прочитает».
Переводя фразы на японский, он старался сохранить этот ритм.
02:06
В его романах почти всегда есть какое-либо музыкальное произведение, задающее тон повествованию. Например, «Норвежский лес» назван в честь песни The Beatles, которую Мураками слушал при написании.
А в «Бесцветном Цкуру Тадзаки и годах его странствий» герой и его друзья слушают Le mal du pays Ференца Листа.
«Я просыпаюсь рано утром и включаю пластинку, виниловую пластинку, когда пишу. Не очень громко. Через 10–15 минут я забываю о музыке, я просто концентрируюсь на своем письме. Но все же мне нужна какая-то музыка, хорошая музыка», – объяснял Мураками The Guardian.
А в «Бесцветном Цкуру Тадзаки и годах его странствий» герой и его друзья слушают Le mal du pays Ференца Листа.
«Я просыпаюсь рано утром и включаю пластинку, виниловую пластинку, когда пишу. Не очень громко. Через 10–15 минут я забываю о музыке, я просто концентрируюсь на своем письме. Но все же мне нужна какая-то музыка, хорошая музыка», – объяснял Мураками The Guardian.
Вскоре после выхода первого романа Мураками «Слушай песню ветра» (1979) его разбудил звонок из японского литературного журнала «Гундзо» – он был номинирован на премию для начинающих японских писателей (и в конце концов стал лауреатом). Мураками повесил трубку и отправился на прогулку с Йоко. Они нашли раненого голубя, которого отнесли в местный полицейский участок.
«То воскресенье выдалось ясным, деревья, здания и витрины магазинов красиво блестели в лучах весеннего солнца, – цитировала воспоминания Мураками The Guardian. – Именно тогда меня осенило. Я собирался выиграть эту премию. И я решил стать писателем, который добьётся определенного успеха. Это было дерзкое предположение, но в тот момент я был уверен, что так оно и будет».
Позже роман «Слушай песню ветра» был отмечен ещё одной престижной премией – журнала «Бунгэй» – и распродан тиражом свыше 150 000 экземпляров. Через год Мураками опубликовал следующий роман, «Пинбол 1973», а затем продал бар, чтобы сосредоточиться на писательстве.
«То воскресенье выдалось ясным, деревья, здания и витрины магазинов красиво блестели в лучах весеннего солнца, – цитировала воспоминания Мураками The Guardian. – Именно тогда меня осенило. Я собирался выиграть эту премию. И я решил стать писателем, который добьётся определенного успеха. Это было дерзкое предположение, но в тот момент я был уверен, что так оно и будет».
Позже роман «Слушай песню ветра» был отмечен ещё одной престижной премией – журнала «Бунгэй» – и распродан тиражом свыше 150 000 экземпляров. Через год Мураками опубликовал следующий роман, «Пинбол 1973», а затем продал бар, чтобы сосредоточиться на писательстве.
Его популярность всё росла, пока не достигла пика в 1987 г. с выходом романа «Норвежский лес». Только в Японии было продано более 2 млн экземпляров книги, т. е. по одному экземпляру на каждую семью в Токио.
«Обычно я предпочитаю более сюрреалистический стиль. Но с «Норвежским лесом» я решил написать стопроцентно реалистический роман, – рассказывал Мураками журналу The Paris Review. – Я мог бы стать культовым писателем, если бы продолжал писать сюрреалистические романы. Но я хотел пробиться в мейнстрим, поэтому мне нужно было доказать, что я могу написать реалистическую книгу <...> [«Норвежский лес» стал] бестселлером в Японии, как раз такого результата я и ожидал».
«Обычно я предпочитаю более сюрреалистический стиль. Но с «Норвежским лесом» я решил написать стопроцентно реалистический роман, – рассказывал Мураками журналу The Paris Review. – Я мог бы стать культовым писателем, если бы продолжал писать сюрреалистические романы. Но я хотел пробиться в мейнстрим, поэтому мне нужно было доказать, что я могу написать реалистическую книгу <...> [«Норвежский лес» стал] бестселлером в Японии, как раз такого результата я и ожидал».
За успехом романа Мураками с Йоко наблюдали из Италии: они жили сначала в Палермо, потом в Риме.
«Когда я жил в Японии, все, чего я хотел, – это поскорее убраться отсюда! У меня с ней было столько проблем», – говорил он «Кансай тайм-аут».
«Я писатель, поэтому свободен идти куда угодно. Детей у нас нет, только жена и я. Вот мы и уехали жить за границу», – продолжал он на страницах The Guardian.
На вопрос, почему он так и не обзавелся потомством, Мураками ответил FT: он не разделяет послевоенного идеалистического взгляда своих родителей на будущее. К тому же книги для него важнее. И, наконец:
«Я не хотел быть родителем, потому что знал, что мои дети станут меня ненавидеть».
«Когда я жил в Японии, все, чего я хотел, – это поскорее убраться отсюда! У меня с ней было столько проблем», – говорил он «Кансай тайм-аут».
«Я писатель, поэтому свободен идти куда угодно. Детей у нас нет, только жена и я. Вот мы и уехали жить за границу», – продолжал он на страницах The Guardian.
На вопрос, почему он так и не обзавелся потомством, Мураками ответил FT: он не разделяет послевоенного идеалистического взгляда своих родителей на будущее. К тому же книги для него важнее. И, наконец:
«Я не хотел быть родителем, потому что знал, что мои дети станут меня ненавидеть».
После этого начались странствия Мураками и Йоко по свету. В 1988 г. он, закончив очередной роман, вернулся в Японию и столкнулся с назойливым вниманием поклонников.
«В Италии мы жили очень тихой и мирной жизнью, – говорит он (здесь и далее цитаты по The Guardian). – В Японии это была какая-то буря. Мне было так не по себе. Я чувствовал, что становлюсь другим человеком. Я становился известным <...> и моя жизнь менялась».
Поэтому они с Йоко вернулись в Европу на несколько месяцев:
«Затем мы снова приехали в Японию в 1990 г., в самый разгар надувания экономического пузыря, когда люди разбогатели и все кругом говорили о деньгах, деньгах, деньгах... Мы ненавидим такое общество, поэтому через 10 месяцев мы снова уехали – в США».
«В Италии мы жили очень тихой и мирной жизнью, – говорит он (здесь и далее цитаты по The Guardian). – В Японии это была какая-то буря. Мне было так не по себе. Я чувствовал, что становлюсь другим человеком. Я становился известным <...> и моя жизнь менялась».
Поэтому они с Йоко вернулись в Европу на несколько месяцев:
«Затем мы снова приехали в Японию в 1990 г., в самый разгар надувания экономического пузыря, когда люди разбогатели и все кругом говорили о деньгах, деньгах, деньгах... Мы ненавидим такое общество, поэтому через 10 месяцев мы снова уехали – в США».
Вернулся в Японию Мураками в 1995 г., после того как страна пережила два потрясения. В январе в Кобе произошло землетрясение, унёсшее жизни почти 6500 человек.
Два месяца спустя в токийском метро произошла газовая атака «Аум Синрикё» (организация признана террористической и запрещена в России). Мураками взял интервью у очевидцев атаки, от исполнителей терактов и их жертв до медиков, и в 1997 г. выпустил документальную книгу «Подземка». С тех пор он живёт и творит в Японии.
Два месяца спустя в токийском метро произошла газовая атака «Аум Синрикё» (организация признана террористической и запрещена в России). Мураками взял интервью у очевидцев атаки, от исполнителей терактов и их жертв до медиков, и в 1997 г. выпустил документальную книгу «Подземка». С тех пор он живёт и творит в Японии.
Западные критики нередко сравнивают Мураками с такими постмодернистами, как Дон Делилло и Томас Пинчон. Но в Японии люди не считают его истории постмодернистскими, объяснял Мураками FT:
«В японской традиции граница между реальным и фантастическим проницаема, поэтому рассказы о черепах единорогов, шестифутовых лягушках и овцах со звездой очень естественны».
При этом его романы не характерны для японской литературы, признавали переводчики Мураками на другие языки.
«В японской традиции граница между реальным и фантастическим проницаема, поэтому рассказы о черепах единорогов, шестифутовых лягушках и овцах со звездой очень естественны».
При этом его романы не характерны для японской литературы, признавали переводчики Мураками на другие языки.
Его проза изобилует отсылками к американской литературе, причём часто не самого высокого стиля, вроде Курта Воннегута, что контрастирует с элегантностью путеводных звёзд японской литературы – Юкио Мисима, Кензабуро Оэ и Дзюнъитиро Танидзаки.
Герои его романов чаще едят макароны, слушают Radiohead и читают Лена Дейтона, чем пьют саке и цитируют Оэ. Это бродяги, работающие неполный рабочий день, без детей и постоянных партнеров, которые отказываются преклонить колени перед японским общепринятым идеалом семьи и корпорации.
«Его стиль может показаться японскому читателю западным, – рассуждал Джей Рубин, который переводил Мураками на английский (цитата по AFP). – Вроде бы это делает перевод на английский лёгким делом, но трудность в том, чтобы сохранить ощущение иностранности».
Герои его романов чаще едят макароны, слушают Radiohead и читают Лена Дейтона, чем пьют саке и цитируют Оэ. Это бродяги, работающие неполный рабочий день, без детей и постоянных партнеров, которые отказываются преклонить колени перед японским общепринятым идеалом семьи и корпорации.
«Его стиль может показаться японскому читателю западным, – рассуждал Джей Рубин, который переводил Мураками на английский (цитата по AFP). – Вроде бы это делает перевод на английский лёгким делом, но трудность в том, чтобы сохранить ощущение иностранности».
Сам Мураками называл себя «изгоем японского литературного мира» в беседе с The Guardian. На первый взгляд это удивительно, учитывая, что мало кто в Японии может сравниться с ним по популярности.
«У меня есть свои читатели <...> Но многие японские критики и писатели меня не любят. Думаю, мы играем в разные игры. Очень похожие, но с другими правилами. Спортинвентарь другой, поле другое. Как теннис и сквош».
А в беседе со студентами Беркли добавлял:
«Сложно быть другим в Японии».
Считается, что в рассказе 1983 г. «Превратности тонгарияки» (англ. The Rise and Fall of Sharpie Cakes) он как раз и говорит об отношении к нему в Японии. Главный герой – финалист конкурса на новый рецепт традиционного кондитерского изделия. Его блюдо очень популярно у молодежи, но встречает резкое неприятие у судей.
«У меня есть свои читатели <...> Но многие японские критики и писатели меня не любят. Думаю, мы играем в разные игры. Очень похожие, но с другими правилами. Спортинвентарь другой, поле другое. Как теннис и сквош».
А в беседе со студентами Беркли добавлял:
«Сложно быть другим в Японии».
Считается, что в рассказе 1983 г. «Превратности тонгарияки» (англ. The Rise and Fall of Sharpie Cakes) он как раз и говорит об отношении к нему в Японии. Главный герой – финалист конкурса на новый рецепт традиционного кондитерского изделия. Его блюдо очень популярно у молодежи, но встречает резкое неприятие у судей.
Типичный главный герой Мураками – такой же отстраненный наблюдатель, как и сам писатель в жизни: спокойный, социально замкнутый и часто безымянный мужчина в возрасте около 30 лет, который кажется скорее заинтригованным, чем встревоженным, когда необъяснимый телефонный звонок или поиск потерянной кошки приводит его в сказочную параллельную вселенную, населённую взрывающимися собаками, мужчинами в костюмах овец, загадочными девочками и людьми без лиц, писала The Guardian.
У Мураками есть теория, согласно которой такого рода повествование пользуется особым спросом во времена политического хаоса:
«Я был очень популярен в России в 1990-х, когда она выделялась из СССР. Царила большая неразбериха, люди были в замешательстве, и им нравились мои книги. [На мои книги был большой спрос] и в Германии, когда пала Берлинская стена».
У Мураками есть теория, согласно которой такого рода повествование пользуется особым спросом во времена политического хаоса:
«Я был очень популярен в России в 1990-х, когда она выделялась из СССР. Царила большая неразбериха, люди были в замешательстве, и им нравились мои книги. [На мои книги был большой спрос] и в Германии, когда пала Берлинская стена».
Мураками не считает себя должным объяснять, откуда берутся те или иные фантастические элементы в его книгах. Он говорит, что доверяет своему подсознанию и считает, что его работа – записывать, что появляется из его тёмных глубин, а не анализировать это.
«Последнее – работа для умных людей, а писатели не обязательно должны быть умными», – говорит он.
В его романе 2002 г. «Кафка на пляже» есть сцена, в которой идёт дождь из рыб.
«Я просто подумал, что что-то должно упасть с неба, – объяснял он. – И решил, что рыба – это было бы хорошо!»
«Последнее – работа для умных людей, а писатели не обязательно должны быть умными», – говорит он.
В его романе 2002 г. «Кафка на пляже» есть сцена, в которой идёт дождь из рыб.
«Я просто подумал, что что-то должно упасть с неба, – объяснял он. – И решил, что рыба – это было бы хорошо!»
За последние 25 лет Мураками перевёл на блестящий японский язык произведения Ф.С. Фитцджеральда, Джона Ирвинга, Дж.Д.Сэлинджера, Трумэна Капоте, Пола Теру, Тима О'Брайена, все рассказы Раймонда Карвера, а также сказки Ван Альсбурга и Урсулы ле Гуин. Автор трёх десятков книг, которые переведены на все основные языки мира и стали бестселлерами.
Уехав из Японии на Запад, он, прекрасно владевший английским языком, впервые в истории японской литературы начал смотреть на свою родину глазами европейца:
"...Я уехал в Штаты почти на пять лет, и вдруг, живя там, совершенно неожиданно захотел писать о Японии и о японцах. Иногда о прошлом, иногда о том, как там всё сейчас. Легче писать о своей стране, когда ты далеко. На расстоянии можно увидеть свою страну такой, какая она есть. До того я как-то не очень хотел писать о Японии. Я просто хотел писать о себе и своём мире" - вспоминал он в одном из своих интервью, которые не очень любит давать.
Мураками одним из первых открыл глаза сотням тысячам читателей на современную Японию с её альтернативной молодёжной субкультурой, мало чем отличающуюся от аналогичной среды в Москве, Нью-Йорке, Лондоне или в Стамбуле.
Уехав из Японии на Запад, он, прекрасно владевший английским языком, впервые в истории японской литературы начал смотреть на свою родину глазами европейца:
"...Я уехал в Штаты почти на пять лет, и вдруг, живя там, совершенно неожиданно захотел писать о Японии и о японцах. Иногда о прошлом, иногда о том, как там всё сейчас. Легче писать о своей стране, когда ты далеко. На расстоянии можно увидеть свою страну такой, какая она есть. До того я как-то не очень хотел писать о Японии. Я просто хотел писать о себе и своём мире" - вспоминал он в одном из своих интервью, которые не очень любит давать.
Мураками одним из первых открыл глаза сотням тысячам читателей на современную Японию с её альтернативной молодёжной субкультурой, мало чем отличающуюся от аналогичной среды в Москве, Нью-Йорке, Лондоне или в Стамбуле.
Мураками своим творчеством разрушает привычные японские ценности, вроде стремления жить в гармонии с окружающим миром, не выделяться из среды и быть одержимым карьерой. Он с удовольствием ломает традиции, за что презираем многими японцами, приверженцами древних устоев и "правильных" привычек.
"Я принадлежу к поколению идеалистов 60-х. Мы действительно верили, что мир станет лучше, если очень постараться. Мы очень старались - но в каком-то смысле всё равно проиграли. Однако я пытаюсь пронести чувство этого идеализма через всю жизнь. И до сих пор верю, что идеализм способен сделать много хорошего в будущем..." - любит повторять автор множества книг, переведенных на 20 иностранных языков.
Он обожает поп-культуру: "Роллинг Стоунз", "Дорз", Дэвида Линча, фильмы ужасов, Стивена Кинга, Рэймонда Чандлера, детективы - всё, что не признается интеллектуальным сообществом и эстетами из просвещённых богемных кругов.
Ему по духу ближе парни и девочки из шумных дискобаров, влюбляющиеся на один день, час и вспоминающие о своих увлечениях лишь несясь на ревущем мотоцикле. Таким он полюбился во всём мире. Таким его любят и в России.
"Я принадлежу к поколению идеалистов 60-х. Мы действительно верили, что мир станет лучше, если очень постараться. Мы очень старались - но в каком-то смысле всё равно проиграли. Однако я пытаюсь пронести чувство этого идеализма через всю жизнь. И до сих пор верю, что идеализм способен сделать много хорошего в будущем..." - любит повторять автор множества книг, переведенных на 20 иностранных языков.
Он обожает поп-культуру: "Роллинг Стоунз", "Дорз", Дэвида Линча, фильмы ужасов, Стивена Кинга, Рэймонда Чандлера, детективы - всё, что не признается интеллектуальным сообществом и эстетами из просвещённых богемных кругов.
Ему по духу ближе парни и девочки из шумных дискобаров, влюбляющиеся на один день, час и вспоминающие о своих увлечениях лишь несясь на ревущем мотоцикле. Таким он полюбился во всём мире. Таким его любят и в России.
Сюрреализм его романов заставляет поклонников его таланта с нетерпением ожидать выхода новых книг. В большей части его произведений присутствуют магические и экстравагантные персонажи или объекты, позволяющие переходить в совершенно новые реалии, а также необычные животные, становящиеся пророками.
Сам писатель говорит о том, что он пишет об очень странных и необычных вещах, но при этом считает себя очень реалистичным человеком. По его мнению, чем более он серьёзен в жизни, тем о более необычных вещах он пишет в романах.
Сам писатель говорит о том, что он пишет об очень странных и необычных вещах, но при этом считает себя очень реалистичным человеком. По его мнению, чем более он серьёзен в жизни, тем о более необычных вещах он пишет в романах.
Будешь читать то же, что и остальные — начнёшь думать, как все. «Норвежский лес»
Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части. «Кафка на пляже»
Даже воздушные замки нуждаются в свежей штукатурке. «К югу от границы, на запад от солнца»
Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... А оказалось — нет. Человек взрослеет мгновенно. «Дэнс, дэнс, дэнс»
Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части. «Кафка на пляже»
Даже воздушные замки нуждаются в свежей штукатурке. «К югу от границы, на запад от солнца»
Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... А оказалось — нет. Человек взрослеет мгновенно. «Дэнс, дэнс, дэнс»
Язык, на котором мы говорим, формирует нас как людей. «Мужчины без женщин»
Человек, у которого отняли свободу, обязательно станет кого-нибудь ненавидеть. «Бесцветный Цкуру Тадзаки и его Годы странствий»
Профессия изначально должна быть актом любви. И никак не браком по расчету. «Токийские легенды»
Сколько людей живёт в этом мире, каждый из нас что-то жадно ищет в другом, и всё равно мы остаёмся такими же бесконечно далёкими, оторванными друг от друга. «Мой любимый sputnik»
Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. «Норвежский лес»
Человек, у которого отняли свободу, обязательно станет кого-нибудь ненавидеть. «Бесцветный Цкуру Тадзаки и его Годы странствий»
Профессия изначально должна быть актом любви. И никак не браком по расчету. «Токийские легенды»
Сколько людей живёт в этом мире, каждый из нас что-то жадно ищет в другом, и всё равно мы остаёмся такими же бесконечно далёкими, оторванными друг от друга. «Мой любимый sputnik»
Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. «Норвежский лес»
Страдание — личный выбор каждого. «О чём я говорю, когда говорю о беге»
Мы ежедневно размышляем о разных вещах. Причём живём ни в коем случае не для размышлений, но и вряд ли размышляем для того, чтобы жить. «Токийские легенды»
Когда тебе плохо, вообрази, что ты счастлива. Это не так трудно. «К югу от границы, на запад от солнца»
Мы ежедневно размышляем о разных вещах. Причём живём ни в коем случае не для размышлений, но и вряд ли размышляем для того, чтобы жить. «Токийские легенды»
Когда тебе плохо, вообрази, что ты счастлива. Это не так трудно. «К югу от границы, на запад от солнца»
Похоже, когда о себе не думаешь, всё ближе к себе становишься. «Хроники Заводной Птицы»
Гармония — далеко не единственное, что связывает вместе человеческие сердца. Куда крепче людей объединяют общие муки. Общие раны. Общие страхи. Нет успокоения без крика боли, как не бывает мира без пролитой крови или прощения без невосполнимых потерь. Вот, что лежит в основе истинной, а не абстрактной гармонии... «Бесцветный Цкуру Тадзаки и его Годы странствий»
Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти... Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается? «Охота на овец»
Гармония — далеко не единственное, что связывает вместе человеческие сердца. Куда крепче людей объединяют общие муки. Общие раны. Общие страхи. Нет успокоения без крика боли, как не бывает мира без пролитой крови или прощения без невосполнимых потерь. Вот, что лежит в основе истинной, а не абстрактной гармонии... «Бесцветный Цкуру Тадзаки и его Годы странствий»
Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти... Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается? «Охота на овец»
Реальность только одна. Всегда. Что бы с тобой ни происходило. Реальность, куда ни кинь, — очень одинокая и холодная штука. «1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель — июнь»
Беседовать с человеком, в котором не нравится ничего, — неприлично. «Край обетованный»
У каждого своё поле боя. «Послемрак»
Все любят своеволие, но страшатся свободы. «Край обетованный»
Беседовать с человеком, в котором не нравится ничего, — неприлично. «Край обетованный»
У каждого своё поле боя. «Послемрак»
Все любят своеволие, но страшатся свободы. «Край обетованный»
Двигаться с высокой эффективностью в неверном направлении ещё хуже, чем вообще никуда не двигаться. «Хроники Заводной Птицы»
Как бы ни хоронили мы свои воспоминания... историю своей жизни не сотрёшь. И как раз об этом лучше не забывать. Историю не стереть и не переделать. Это всё равно что уничтожить самого себя. «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий»
Пожалуй, у каждого в жизни хотя бы раз нечто подобное происходит: начинаешь ненавидеть человека без какой бы на то причины. Вся беда в том, что противоположная сторона, как правило, испытывает те же чувства. «Призраки Лексингтона»
В дороге нужен попутчик, в жизни — сочувствие. «Кафка на пляже»
Если очень сильно хочешь что-то узнать, плати свою цену. «Послемрак»
Как здорово уметь читать книги. «Кафка на пляже».
Как бы ни хоронили мы свои воспоминания... историю своей жизни не сотрёшь. И как раз об этом лучше не забывать. Историю не стереть и не переделать. Это всё равно что уничтожить самого себя. «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий»
Пожалуй, у каждого в жизни хотя бы раз нечто подобное происходит: начинаешь ненавидеть человека без какой бы на то причины. Вся беда в том, что противоположная сторона, как правило, испытывает те же чувства. «Призраки Лексингтона»
В дороге нужен попутчик, в жизни — сочувствие. «Кафка на пляже»
Если очень сильно хочешь что-то узнать, плати свою цену. «Послемрак»
Как здорово уметь читать книги. «Кафка на пляже».
2:13:37
Следующая публикация
Комментарии 4