– Продолжайте, продолжайте, – изумленно сказал он.
– Писателю мечталось, конечно, не о зеленой американской школьнице, а о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии. В такой мечте я не вижу ничего зазорного для русского дворянина, понявшего всю тщету жизненного подвига. А выбор темы для книги, призванной обеспечить этот достаток, дает представление не столько о тайных устремлениях его сердца, сколько о мыслях насчет новых соотечественников, и еще – о степени равнодушия к их мнению о себе. То, что книга получилась шедевром, тоже несложно объяснить – таланту себя не спрятать…
Заканчивая эту тираду, я мысленно ругала себя последними словами. И было за что.
Я профессионально имперсонирую девочку пограничного возраста с невинными глазами. Такие создания не произносят длинных предложений о творчестве писателей прошлого
...Ещё
– Продолжайте, продолжайте, – изумленно сказал он.
– Писателю мечталось, конечно, не о зеленой американской школьнице, а о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии. В такой мечте я не вижу ничего зазорного для русского дворянина, понявшего всю тщету жизненного подвига. А выбор темы для книги, призванной обеспечить этот достаток, дает представление не столько о тайных устремлениях его сердца, сколько о мыслях насчет новых соотечественников, и еще – о степени равнодушия к их мнению о себе. То, что книга получилась шедевром, тоже несложно объяснить – таланту себя не спрятать…
Заканчивая эту тираду, я мысленно ругала себя последними словами. И было за что.
Я профессионально имперсонирую девочку пограничного возраста с невинными глазами. Такие создания не произносят длинных предложений о творчестве писателей прошлого века. Они говорят односложно и просто, в основном о материальном и видимом. А тут…
– Разошлась, разошлась, – удивленно пробормотал Павел Иванович. – Глазки горят, а? Ты где всего этого набралась?
– Так, – сказала я сумрачным голосом, – делала одному филологу анальный фистинг…
В древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.
Элита здесь делится на две ветви, которые называют „хуй сосаети“ (искаженное „high society“) и „аппарат“ (искаженное „upper rat“). „Хуй сосаети“ – это бизнес-коммьюнити, пресмыкающееся перед властью, способной закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А „аппарат“ – это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым. Только подумай о людях, сумевших построиться в это завораживающее каре среди чистого поля. При этом четкой границы между двумя ветвями власти нет – одна плавно перетекает в другую, образуя огромную жирную кры
...Ещё
В древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.
Элита здесь делится на две ветви, которые называют „хуй сосаети“ (искаженное „high society“) и „аппарат“ (искаженное „upper rat“). „Хуй сосаети“ – это бизнес-коммьюнити, пресмыкающееся перед властью, способной закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А „аппарат“ – это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым. Только подумай о людях, сумевших построиться в это завораживающее каре среди чистого поля. При этом четкой границы между двумя ветвями власти нет – одна плавно перетекает в другую, образуя огромную жирную крысу, поглощенную жадным самообслуживанием.
Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано. Здешний „upper rat“ мог бы рисовать на своих знаменах не медведя, а эту рыбью голову. Хотя медведь – тоже остроумный выбор: это международный символ экономической стагнации, к тому же есть выражение „брать на лапу“. У эскимосов насчитывают тридцать слов для описания разных видов снега, а в современном русском – примерно столько же идиом для обозначения дачи взятки должностному лицу.
Но русские все равно любят свою страну, а их писатели и поэты традиционно сравнивают этот порядок с гирей на ноге волшебного исполина – иначе, мол, помчался бы слишком быстро… Ох, не знаю. Уже давно не видно никакого исполина, а только нефтяная труба и висящая на ней крыса, делающая себе мистический автокефальный уроборос. Иногда мне кажется, что единственная цель русского существования – тащить ее по заснеженной пустыне, пытаясь найти в этом геополитический смысл и вдохновить им малые народы.
– Знаете, Владимир Михайлович, – ответила я, – если сказать честно, я даже не знаю, к чему я испытываю большее равнодушие – к виду окружающих меня вещей или ко мнениям окружающих меня граждан. И то и другое слишком быстро остается в прошлом, чтобы я, как это говорят, парилась.
Разбросайте на улице орехи и пряники -- сейчас же прибегут дети, станут подбирать их, подерутся между собою. Взрослые же не станут драться из-за этого. А пустые скорлупки и дети не станут подбирать.
Для разумного человека богатство, почести, слава -- или детские сласти, или пустые скорлупки. Пусть дети подбирают их, пусть дерутся из-за них, пусть целуют руки богачей и правителей и их прислужников: для разумного человека все это -- скорлупки. Если случайно попадет в руки разумного человека какой-нибудь орех, почему же и не съесть его. Но нагибаться для того, чтобы его поднять, бороться из-за него, валить кого-нибудь с ног или самому валиться -- не стоит из-за таких пустяков. /Эпиктет./
Все время своего существования боги представлялись людям более Могущественными,но все же очень похожими на них самих. Почему же мы до сих пор отказываем им в чувстве юмора?( Роман Злотников "Вечный" )
– Демократия, либерализм – это все слова на вывеске, она правильно сказала. А реальность похожа, извините за выражение, на микрофлору кишечника. У вас на Западе все микробы уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает. Все настроено, как часы, полный баланс и саморегуляция пищеварения, а сверху – корпоративные медиа, которые ежедневно смачивают это свежей слюной. Вот такой организм и называется открытым обществом – на фиг ему закрываться, он сам кого хочешь закроет за два вылета./Священная книга оборотня/
"Каждый народ (или даже человек) в обязательном порядке должен разрабатывать свою религию сам, а не донашивать тряпье, кишащее чужими вшами - от них все болезни… Народы, которые в наше время на подъеме - Индия, Китай и так далее - ввозят только технологии и капитал, а религии у них местного производства. Любой член этих обществ может быть уверен, что молится своим собственным тараканам, а не позднейшим вставкам, ошибкам переписчика или неточностям перевода. А у нас… Сделать фундаментом национального мировоззрения набор текстов, писаных непонятно кем, непонятно где и непонятно когда - это все равно что установить на стратегический компьютер пиратскую версию "виндоуз-95" на турецком языке - без возможности апгрейда, с дырами в защите, червями и вирусами, да еще с перекоцанной неизвестным умельцем динамической библиотекой*.dll, из-за чего система виснет каждые две минуты. Людям нужна открытая архитектура духа, open source. Но иудеохристиане очень хитры. Получается, любо
...Ещё
"Каждый народ (или даже человек) в обязательном порядке должен разрабатывать свою религию сам, а не донашивать тряпье, кишащее чужими вшами - от них все болезни… Народы, которые в наше время на подъеме - Индия, Китай и так далее - ввозят только технологии и капитал, а религии у них местного производства. Любой член этих обществ может быть уверен, что молится своим собственным тараканам, а не позднейшим вставкам, ошибкам переписчика или неточностям перевода. А у нас… Сделать фундаментом национального мировоззрения набор текстов, писаных непонятно кем, непонятно где и непонятно когда - это все равно что установить на стратегический компьютер пиратскую версию "виндоуз-95" на турецком языке - без возможности апгрейда, с дырами в защите, червями и вирусами, да еще с перекоцанной неизвестным умельцем динамической библиотекой*.dll, из-за чего система виснет каждые две минуты. Людям нужна открытая архитектура духа, open source. Но иудеохристиане очень хитры. Получается, любой, кто предложит людям такую архитектуру - это антихрист. Нагадить в далеком будущем из поддельной задницы, оставшейся в далеком прошлом - вот, пожалуй, самое впечталяющее из чудес иудеохристианства." /Виктор Пелевин - Empire V (Ампир В)/
"Европа, Европа, а что в ней хорошего, в этой Европе? Сортиры чистые на вокзалах, и всё. Срать туда ездить, а больше и делать нечего..." Виктор Пелевин - "t"
Мужчина примерно тех же лет был солнечно–круглым и лысым, с лицом покорным и одновременно хитрым. Он походил на колобка, который в юности имел беседу с медведем–прокурором и навсегда усвоил, что в России он просто малая булка, которая никуда ни от кого не уйдет, – но постепенно приладился в этом скромном качестве, обжился и неплохо так покатил. Виктор Пелевин - Ананасная вода для прекрасной дамы
«Первый вариант составленного нами списка пришлось забраковать. Несомненно, Темза в своем верхнем течении недостаточно судоходна и по ней не сможет подняться судно, которое вместит все, что мы сочли необходимым взять с собой в путешествие. Мы разорвали список и озадаченно посмотрели друг на друга.
Джордж сказал:– Так ничего не выйдет. Нужно думать не о том, что нам может пригодиться, а только о том, без чего мы не сможем обойтись.
Просто удивительно! Эта его мысль, несомненно, была мудрой – причем не только по отношению к данному случаю, но и по отношению ко всему нашему странствию по реке жизни. Сколько людей, плывущих по этой реке, рискует затопить свои ладьи, перегружая их всяким нелепым скарбом, который, как им думается, сделает путешествие приятным и удобным, а на самом деле оказывается просто-напросто ненужным хламом.
Чем только не нагружают они свое утлое суденышко, заваливая его до самой верхушки мачты! Тут и нарядное платье и огромные дома; бесполезные слуги и толпы светски...Ещё«Первый вариант составленного нами списка пришлось забраковать. Несомненно, Темза в своем верхнем течении недостаточно судоходна и по ней не сможет подняться судно, которое вместит все, что мы сочли необходимым взять с собой в путешествие. Мы разорвали список и озадаченно посмотрели друг на друга.
Джордж сказал:– Так ничего не выйдет. Нужно думать не о том, что нам может пригодиться, а только о том, без чего мы не сможем обойтись.
Просто удивительно! Эта его мысль, несомненно, была мудрой – причем не только по отношению к данному случаю, но и по отношению ко всему нашему странствию по реке жизни. Сколько людей, плывущих по этой реке, рискует затопить свои ладьи, перегружая их всяким нелепым скарбом, который, как им думается, сделает путешествие приятным и удобным, а на самом деле оказывается просто-напросто ненужным хламом.
Чем только не нагружают они свое утлое суденышко, заваливая его до самой верхушки мачты! Тут и нарядное платье и огромные дома; бесполезные слуги и толпы светских знакомых, которые ценят вас не дороже двух пенсов и за которых вы не дадите и полутора; пышные приемы с их смертной тоской; предрассудки и моды, тщеславие и притворство, и – самый громоздкий и бессмысленный хлам! – опасение, что о вас подумает ваш сосед; тут роскошь, вызывающая только пресыщение; удовольствия, набивающие оскомину; показная красота, подобная тому железному венцу, который в древние времена надевали на преступника и от которого нестерпимо болела и кровоточила голова.
Все это хлам, старина! Выбрось его за борт! Он делает твою ладью такой тяжелой, что ты надрываешься, сидя на веслах. Он делает ее такой неповоротливой и неустойчивой, что у тебя нет ни минуты покоя, ни минуты отдыха, которую ты мог бы посвятить мечтательной праздности; тебе некогда взглянуть ни на легкую рябь, скользящую по отмели, ни на солнечных зайчиков, прыгающих по воде, ни на могучие деревья, глядящие с берегов на свое отражение, ни на зеленые и золотые дубравы, ни на волнующийся под ветром камыш, ни на осоку, ни на папоротник, ни на голубые незабудки.
Выбрось этот хлам за борт, старина! Пусть будет легка ладья твоей жизни, возьми в нее только самое необходимое:уютное жилище и скромные радости; ту, которая тебя любит и которая тебе дороже всех; двух-трех друзей, достойных называться друзьями; кошку и собаку; одну-две трубки; вдоволь еды и вдоволь одежды и немножко больше, чем вдоволь, питья, ибо жажда – страшная вещь.
И ты увидишь тогда, что ладья твоя поплывет легче, что ей почти не грозит опасность перевернуться, да и не беда, если она перевернется: нехитрый, добротный груз ее не боится воды. Тебе хватит времени и на размышление, и на труд, и на то, чтобы насладиться солнечным светом жизни, и на то, чтобы слушать, затаив дыхание, Эолову гармонию, которую посланный богом ветерок извлекает из струн человеческого сердца, и на то, чтобы…»
Комментарии 21
Бог создал этот мир вовсе не с какой-то возвышенной целью, а исключительно для своего развлечения./Виктор Пелевин - "Священная книга оборотня"/
– Продолжайте, продолжайте, – изумленно сказал он.
– Писателю мечталось, конечно, не о зеленой американской школьнице, а о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии. В такой мечте я не вижу ничего зазорного для русского дворянина, понявшего всю тщету жизненного подвига. А выбор темы для книги, призванной обеспечить этот достаток, дает представление не столько о тайных устремлениях его сердца, сколько о мыслях насчет новых соотечественников, и еще – о степени равнодушия к их мнению о себе. То, что книга получилась шедевром, тоже несложно объяснить – таланту себя не спрятать…
Заканчивая эту тираду, я мысленно ругала себя последними словами. И было за что.
Я профессионально имперсонирую девочку пограничного возраста с невинными глазами. Такие создания не произносят длинных предложений о творчестве писателей прошлого
...Ещё– Продолжайте, продолжайте, – изумленно сказал он.
– Писателю мечталось, конечно, не о зеленой американской школьнице, а о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии. В такой мечте я не вижу ничего зазорного для русского дворянина, понявшего всю тщету жизненного подвига. А выбор темы для книги, призванной обеспечить этот достаток, дает представление не столько о тайных устремлениях его сердца, сколько о мыслях насчет новых соотечественников, и еще – о степени равнодушия к их мнению о себе. То, что книга получилась шедевром, тоже несложно объяснить – таланту себя не спрятать…
Заканчивая эту тираду, я мысленно ругала себя последними словами. И было за что.
Я профессионально имперсонирую девочку пограничного возраста с невинными глазами. Такие создания не произносят длинных предложений о творчестве писателей прошлого века. Они говорят односложно и просто, в основном о материальном и видимом. А тут…
– Разошлась, разошлась, – удивленно пробормотал Павел Иванович. – Глазки горят, а? Ты где всего этого набралась?
– Так, – сказала я сумрачным голосом, – делала одному филологу анальный фистинг…
Виктор Пелевин - "Священная книга оборотня"
В древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.
Элита здесь делится на две ветви, которые называют „хуй сосаети“ (искаженное „high society“) и „аппарат“ (искаженное „upper rat“). „Хуй сосаети“ – это бизнес-коммьюнити, пресмыкающееся перед властью, способной закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А „аппарат“ – это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым. Только подумай о людях, сумевших построиться в это завораживающее каре среди чистого поля. При этом четкой границы между двумя ветвями власти нет – одна плавно перетекает в другую, образуя огромную жирную кры
...ЕщёВ древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.
Элита здесь делится на две ветви, которые называют „хуй сосаети“ (искаженное „high society“) и „аппарат“ (искаженное „upper rat“). „Хуй сосаети“ – это бизнес-коммьюнити, пресмыкающееся перед властью, способной закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А „аппарат“ – это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым. Только подумай о людях, сумевших построиться в это завораживающее каре среди чистого поля. При этом четкой границы между двумя ветвями власти нет – одна плавно перетекает в другую, образуя огромную жирную крысу, поглощенную жадным самообслуживанием.
Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано. Здешний „upper rat“ мог бы рисовать на своих знаменах не медведя, а эту рыбью голову. Хотя медведь – тоже остроумный выбор: это международный символ экономической стагнации, к тому же есть выражение „брать на лапу“. У эскимосов насчитывают тридцать слов для описания разных видов снега, а в современном русском – примерно столько же идиом для обозначения дачи взятки должностному лицу.
Но русские все равно любят свою страну, а их писатели и поэты традиционно сравнивают этот порядок с гирей на ноге волшебного исполина – иначе, мол, помчался бы слишком быстро… Ох, не знаю. Уже давно не видно никакого исполина, а только нефтяная труба и висящая на ней крыса, делающая себе мистический автокефальный уроборос. Иногда мне кажется, что единственная цель русского существования – тащить ее по заснеженной пустыне, пытаясь найти в этом геополитический смысл и вдохновить им малые народы.
/"Священная книга оборотня"/
Пардон, - ужо- стара- не дано мне осмыслить- сиих высокоизмышлений...Одно могу сказать: Ай да, Пушкин- ай да- сукин сын!
– Знаете, Владимир Михайлович, – ответила я, – если сказать честно, я даже не знаю, к чему я испытываю большее равнодушие – к виду окружающих меня вещей или ко мнениям окружающих меня граждан. И то и другое слишком быстро остается в прошлом, чтобы я, как это говорят, парилась.
/"Священная книга оборотня"/
Разбросайте на улице орехи и пряники -- сейчас же прибегут дети, станут подбирать их, подерутся между собою. Взрослые же не станут драться из-за этого. А пустые скорлупки и дети не станут подбирать.
Для разумного человека богатство, почести, слава -- или детские сласти, или пустые скорлупки. Пусть дети подбирают их, пусть дерутся из-за них, пусть целуют руки богачей и правителей и их прислужников: для разумного человека все это -- скорлупки. Если случайно попадет в руки разумного человека какой-нибудь орех, почему же и не съесть его. Но нагибаться для того, чтобы его поднять, бороться из-за него, валить кого-нибудь с ног или самому валиться -- не стоит из-за таких пустяков. /Эпиктет./
– Если я вел себя невежливо, я уже извинился. А насчет того, что я книг не читаю, ты ошибаешься. Каждый день читаю.
И он кивнул на журнальный столик, где лежал детектив в мягкой обложке. Название было «Оборотни в погонах».
– Интересная книга? – спросила я.
– Да так. Не очень.
– А чего ты ее читаешь?
– Понять хочется, почему название такое. Мы все наезды проверяем.
– Кто «мы»?
– Неважно, – сказал он. – К литературе это отношения не имеет.
– Детективы тоже не имеют к ней отношения, – сказала я.
– Ты их не любишь?
Я отрицательно помотала головой.
– Почему?
<f s
...Ещё– Если я вел себя невежливо, я уже извинился. А насчет того, что я книг не читаю, ты ошибаешься. Каждый день читаю.
И он кивнул на журнальный столик, где лежал детектив в мягкой обложке. Название было «Оборотни в погонах».
– Интересная книга? – спросила я.
– Да так. Не очень.
– А чего ты ее читаешь?
– Понять хочется, почему название такое. Мы все наезды проверяем.
– Кто «мы»?
– Неважно, – сказал он. – К литературе это отношения не имеет.
– Детективы тоже не имеют к ней отношения, – сказала я.
– Ты их не любишь?
Я отрицательно помотала головой.
– Почему?
– А их скучно читать. С первой страницы знаешь, кто убил и почему.
– Да? Если я тебе первую страницу этих «Оборотней» прочту, скажешь мне, кто убил?
– Я и так скажу. Автор, за деньги.
/Священная книга оборотня/
– Демократия, либерализм – это все слова на вывеске, она правильно сказала. А реальность похожа, извините за выражение, на микрофлору кишечника. У вас на Западе все микробы уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает. Все настроено, как часы, полный баланс и саморегуляция пищеварения, а сверху – корпоративные медиа, которые ежедневно смачивают это свежей слюной. Вот такой организм и называется открытым обществом – на фиг ему закрываться, он сам кого хочешь закроет за два вылета./Священная книга оборотня/
« Надо жить наобум, напролом,
наугад и на ощупь во мгле,
ибо нынче сидим за столом,
а назавтра лежим на столе. »
Губерман, Игорь Миронович
"Каждый народ (или даже человек) в обязательном порядке должен разрабатывать свою религию сам, а не донашивать тряпье, кишащее чужими вшами - от них все болезни… Народы, которые в наше время на подъеме - Индия, Китай и так далее - ввозят только технологии и капитал, а религии у них местного производства. Любой член этих обществ может быть уверен, что молится своим собственным тараканам, а не позднейшим вставкам, ошибкам переписчика или неточностям перевода. А у нас… Сделать фундаментом национального мировоззрения набор текстов, писаных непонятно кем, непонятно где и непонятно когда - это все равно что установить на стратегический компьютер пиратскую версию "виндоуз-95" на турецком языке - без возможности апгрейда, с дырами в защите, червями и вирусами, да еще с перекоцанной неизвестным умельцем динамической библиотекой*.dll, из-за чего система виснет каждые две минуты. Людям нужна открытая архитектура духа, open source. Но иудеохристиане очень хитры. Получается, любо
...Ещё"Каждый народ (или даже человек) в обязательном порядке должен разрабатывать свою религию сам, а не донашивать тряпье, кишащее чужими вшами - от них все болезни… Народы, которые в наше время на подъеме - Индия, Китай и так далее - ввозят только технологии и капитал, а религии у них местного производства. Любой член этих обществ может быть уверен, что молится своим собственным тараканам, а не позднейшим вставкам, ошибкам переписчика или неточностям перевода. А у нас… Сделать фундаментом национального мировоззрения набор текстов, писаных непонятно кем, непонятно где и непонятно когда - это все равно что установить на стратегический компьютер пиратскую версию "виндоуз-95" на турецком языке - без возможности апгрейда, с дырами в защите, червями и вирусами, да еще с перекоцанной неизвестным умельцем динамической библиотекой*.dll, из-за чего система виснет каждые две минуты. Людям нужна открытая архитектура духа, open source. Но иудеохристиане очень хитры. Получается, любой, кто предложит людям такую архитектуру - это антихрист. Нагадить в далеком будущем из поддельной задницы, оставшейся в далеком прошлом - вот, пожалуй, самое впечталяющее из чудес иудеохристианства." /Виктор Пелевин - Empire V (Ампир В)/
Виктор Пелевин - "t"
Паскаль Мерсье "Ночной поезд на Лиссабон"
"Это было гнездо, жуткое змеиное гнездо, набитое отборнейшей дрянью,
специально, заботливо отобранной дрянью, эта дрянь собрана здесь
специально для того, чтобы превращать в дрянь всех, до кого достает
гнусная ворожба радио, телевидения и излучения башен".
© А. и Б. Стругацкие, "Обитаемый Остров"
© Виктор Пелевин - "Лампа Мафусаила"
Джордж сказал:– Так ничего не выйдет. Нужно думать не о том, что нам может пригодиться, а только о том, без чего мы не сможем обойтись.
Просто удивительно! Эта его мысль, несомненно, была мудрой – причем не только по отношению к данному случаю, но и по отношению ко всему нашему странствию по реке жизни. Сколько людей, плывущих по этой реке, рискует затопить свои ладьи, перегружая их всяким нелепым скарбом, который, как им думается, сделает путешествие приятным и удобным, а на самом деле оказывается просто-напросто ненужным хламом.
Чем только не нагружают они свое утлое суденышко, заваливая его до самой верхушки мачты! Тут и нарядное платье и огромные дома; бесполезные слуги и толпы светски...Ещё«Первый вариант составленного нами списка пришлось забраковать. Несомненно, Темза в своем верхнем течении недостаточно судоходна и по ней не сможет подняться судно, которое вместит все, что мы сочли необходимым взять с собой в путешествие. Мы разорвали список и озадаченно посмотрели друг на друга.
Джордж сказал:– Так ничего не выйдет. Нужно думать не о том, что нам может пригодиться, а только о том, без чего мы не сможем обойтись.
Просто удивительно! Эта его мысль, несомненно, была мудрой – причем не только по отношению к данному случаю, но и по отношению ко всему нашему странствию по реке жизни. Сколько людей, плывущих по этой реке, рискует затопить свои ладьи, перегружая их всяким нелепым скарбом, который, как им думается, сделает путешествие приятным и удобным, а на самом деле оказывается просто-напросто ненужным хламом.
Чем только не нагружают они свое утлое суденышко, заваливая его до самой верхушки мачты! Тут и нарядное платье и огромные дома; бесполезные слуги и толпы светских знакомых, которые ценят вас не дороже двух пенсов и за которых вы не дадите и полутора; пышные приемы с их смертной тоской; предрассудки и моды, тщеславие и притворство, и – самый громоздкий и бессмысленный хлам! – опасение, что о вас подумает ваш сосед; тут роскошь, вызывающая только пресыщение; удовольствия, набивающие оскомину; показная красота, подобная тому железному венцу, который в древние времена надевали на преступника и от которого нестерпимо болела и кровоточила голова.
Все это хлам, старина! Выбрось его за борт! Он делает твою ладью такой тяжелой, что ты надрываешься, сидя на веслах. Он делает ее такой неповоротливой и неустойчивой, что у тебя нет ни минуты покоя, ни минуты отдыха, которую ты мог бы посвятить мечтательной праздности; тебе некогда взглянуть ни на легкую рябь, скользящую по отмели, ни на солнечных зайчиков, прыгающих по воде, ни на могучие деревья, глядящие с берегов на свое отражение, ни на зеленые и золотые дубравы, ни на волнующийся под ветром камыш, ни на осоку, ни на папоротник, ни на голубые незабудки.
Выбрось этот хлам за борт, старина! Пусть будет легка ладья твоей жизни, возьми в нее только самое необходимое:уютное жилище и скромные радости; ту, которая тебя любит и которая тебе дороже всех; двух-трех друзей, достойных называться друзьями; кошку и собаку; одну-две трубки; вдоволь еды и вдоволь одежды и немножко больше, чем вдоволь, питья, ибо жажда – страшная вещь.
И ты увидишь тогда, что ладья твоя поплывет легче, что ей почти не грозит опасность перевернуться, да и не беда, если она перевернется: нехитрый, добротный груз ее не боится воды. Тебе хватит времени и на размышление, и на труд, и на то, чтобы насладиться солнечным светом жизни, и на то, чтобы слушать, затаив дыхание, Эолову гармонию, которую посланный богом ветерок извлекает из струн человеческого сердца, и на то, чтобы…»
© Джером К. Джером — Трое в лодке , не считая собаки