Люблю Эдуарда Асадова с самого детства. Какие у него замечательные, трогательные, житейские стихи. Его стихи можно читать всю жизнь и они будут звучать по - новому. СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ВЕЛИКОМУ ПОЭТУ!!!!
Боль свою вы делите с друзьями, Вас сейчас утешить норовят, А его последними словами, Только вы нахмуритесь, бранят.
Да и человек ли в самом деле Тот, кто вас, придя, околдовал, Стал вам близким через две недели, Месяц с вами прожил и удрал.
Вы встречались, дорогая, с дрянью. Что ж нам толковать о нем сейчас?! Дрянь не стоит долгого вниманья, Тут важнее говорить о вас.
Вы его любили? Неужели? Но полшага – разве это путь?! Сколько вы пудов с ним соли съели? Как успели в душу заглянуть?!
Что вы знали, ведали о нем? То, что у него есть губы,...ЕщёБоль свою вы делите с друзьями, Вас сейчас утешить норовят, А его последними словами, Только вы нахмуритесь, бранят.
Да и человек ли в самом деле Тот, кто вас, придя, околдовал, Стал вам близким через две недели, Месяц с вами прожил и удрал.
Вы встречались, дорогая, с дрянью. Что ж нам толковать о нем сейчас?! Дрянь не стоит долгого вниманья, Тут важнее говорить о вас.
Вы его любили? Неужели? Но полшага – разве это путь?! Сколько вы пудов с ним соли съели? Как успели в душу заглянуть?!
Что вы знали, ведали о нем? То, что у него есть губы, руки, Комплимент, цветы, по моде брюки — Вот и все, пожалуй, в основном?!
Что б там ни шептал он вам при встрече, Как возможно с гордою душой Целоваться на четвертый вечер И в любви признаться на восьмой?!
Пусть весна, пускай улыбка глаз… Но ведь мало, мало две недели! Вы б сперва хоть разглядеть успели, Что за руки обнимают вас!
Говорите, трудно разобраться, Если страсть. Допустим, что и так.
Он зрение потерял на войне, об этом писал в стихотворении Моему сыну
Я на ладонь положил без усилия Туго спеленатый теплый пакет. Отчество есть у него и фамилия, Только вот имени всё ещё нет...
Имя найдем. Тут не в этом вопрос. Главное то, что мальчишка родился! Угол пакета слегка приоткрылся, Видно лишь соску да пуговку-нос...
В сад заползают вечерние тени, Спит и не знает недельный малец, Что у кроватки сидят в восхищеньи Гордо застывшие мать и отец!
Раньше смеялся я, встретив родителей, Слишком пристрастных к младенцам своим. Я говорил им: "Вы просто вредители, Главное – выдержка, строгость, режим!"
Так поучал я. Но вот, наконец, В комнате нашей заплакал малец, Где наша выдержка? Разве ж мы строги? Вместо покоя – сплошные тревоги:
То наша люстра нам кажется яркой, То сыну – холодно, то сыну – жарко, То он покашлял, а то он вздохнул, То он поморщился, то он ч...ЕщёОн зрение потерял на войне, об этом писал в стихотворении Моему сыну
Я на ладонь положил без усилия Туго спеленатый теплый пакет. Отчество есть у него и фамилия, Только вот имени всё ещё нет...
Имя найдем. Тут не в этом вопрос. Главное то, что мальчишка родился! Угол пакета слегка приоткрылся, Видно лишь соску да пуговку-нос...
В сад заползают вечерние тени, Спит и не знает недельный малец, Что у кроватки сидят в восхищеньи Гордо застывшие мать и отец!
Раньше смеялся я, встретив родителей, Слишком пристрастных к младенцам своим. Я говорил им: "Вы просто вредители, Главное – выдержка, строгость, режим!"
Так поучал я. Но вот, наконец, В комнате нашей заплакал малец, Где наша выдержка? Разве ж мы строги? Вместо покоя – сплошные тревоги:
То наша люстра нам кажется яркой, То сыну – холодно, то сыну – жарко, То он покашлял, а то он вздохнул, То он поморщился, то он чихнул...
Впрочем, я краски сгустил преднамеренно. Страхи исчезнут, мы в этом уверены. Пусть холостяк надо мной посмеется, Станет родителем – смех оборвется.
Спит мой мальчишка на даче под соснами, Стиснув пустышку беззубыми деснами... Мир перед ним расстелился дорогами С радостью, горем, покоем, тревогами...
Вырастет он и узнает, как я Жил, чтоб дороги те стали прямее. Я защищал их, и вражья броня Гнула, как жесть, перед правдой моею!
Шел я недаром дорогой побед. Вновь утро мира горит над страною! Но за победу, за солнечный свет Я заплатил дорогою ценою.
В гуле боев, десять весен назад. Шел я и видел деревни и реки, Видел друзей. Но ударил снаряд – И темнота обступила навеки...
– Доктор, да сделайте ж вы что-нибудь! Слышите, доктор! Я крепок, я молод! – Доктор бессилен. Слова его – холод: – Рад бы, товарищ, да глаз не вернуть...
– Доктор, оставьте прогнозы и книжки! Жаль, вас сегодня поблизости нет. Ведь через десять полуночных лет, Из-под ресниц засияв, у сынишки Снова глаза мои смотрят на свет!
Раньше в них было кипение боя, В них отражались пожаров огни, Нынче глаза эти видят иное, Стали спокойней и мягче они, Чистой ребячьей умыты слезою...
Ты береги их, мой маленький сын! их я не прятал от правды суровой, Я их не жмурил в атаке стрелковой, Встретясь со смертью один на один.
Ими я видел и сирот и вдов: Ими смотрел на гвардейское знамя, Ими я видел бегущих врагов, Видел победы далекое пламя.
С ними шагал я уверенно к цели, С ними страну расчищал от руин. Эти глаза для Отчизны горели! Ты береги их, мой маленький сын!
Тени в саду все длиннее ложатся... Где-то пропел паровозный гудок... Ветер, устав по дорогам слоняться, Чуть покружил и улегся у ног...
Спит мой мальчишка на даче под соснами, Стиснув пустышку беззубыми деснами. Мир перед ним расстелился дорогами С радостью, горем, покоем, тревогами...
Нет! Не пойдет он тропинкой кривою. Счастье себе он добудет иное: Выкует счастье, как в горне кузнец! Верю я в счастье его золотое. Верю всем сердцем! На то я – отец!
Комментарии 171
Вас сейчас утешить норовят,
А его последними словами,
Только вы нахмуритесь, бранят.
Да и человек ли в самом деле
Тот, кто вас, придя, околдовал,
Стал вам близким через две недели,
Месяц с вами прожил и удрал.
Вы встречались, дорогая, с дрянью.
Что ж нам толковать о нем сейчас?!
Дрянь не стоит долгого вниманья,
Тут важнее говорить о вас.
Вы его любили? Неужели?
Но полшага – разве это путь?!
Сколько вы пудов с ним соли съели?
Как успели в душу заглянуть?!
Что вы знали, ведали о нем?
То, что у него есть губы,...ЕщёБоль свою вы делите с друзьями,
Вас сейчас утешить норовят,
А его последними словами,
Только вы нахмуритесь, бранят.
Да и человек ли в самом деле
Тот, кто вас, придя, околдовал,
Стал вам близким через две недели,
Месяц с вами прожил и удрал.
Вы встречались, дорогая, с дрянью.
Что ж нам толковать о нем сейчас?!
Дрянь не стоит долгого вниманья,
Тут важнее говорить о вас.
Вы его любили? Неужели?
Но полшага – разве это путь?!
Сколько вы пудов с ним соли съели?
Как успели в душу заглянуть?!
Что вы знали, ведали о нем?
То, что у него есть губы, руки,
Комплимент, цветы, по моде брюки —
Вот и все, пожалуй, в основном?!
Что б там ни шептал он вам при встрече,
Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвертый вечер
И в любви признаться на восьмой?!
Пусть весна, пускай улыбка глаз…
Но ведь мало, мало две недели!
Вы б сперва хоть разглядеть успели,
Что за руки обнимают вас!
Говорите, трудно разобраться,
Если страсть. Допустим, что и так.
Веселые спорыМы спорим порой будто две державы,
А после смеемся, слегка устав.
И все же не могут быть оба правы,
При спорах один все равно не прав.
Ах, люди! Ведь каждый, ей богу, дивен.
Вот книгу читаем и снова спор:
«Ты знаешь, прости, но роман наивен» —
«Наивен? Но это же просто вздор!»
А может ли сеять раздор природа?
Еще бы! И даже порой с утра:
«Взгляни: нынче сказка, а не погода!»
«Да, да — препаскуднейшая жара!»
А бывает ли так: не склоня головы,
Оба спорят, но оба при этом правы?!
Да, когда они фразу за фразой рубят,
Но при этом безбожно друг друга любят!
5 августа 2001 г.
Красновидово
Два слова поэту
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
— Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
...Ещёа это моё любимое с детства, помню наизусть, стихи о рыжей дворнягеПо шпалам, из сил выбиваясь,
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
— Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…
Труп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце — чистейшей породы!
Я на ладонь положил без усилия
Туго спеленатый теплый пакет.
Отчество есть у него и фамилия,
Только вот имени всё ещё нет...
Имя найдем. Тут не в этом вопрос.
Главное то, что мальчишка родился!
Угол пакета слегка приоткрылся,
Видно лишь соску да пуговку-нос...
В сад заползают вечерние тени,
Спит и не знает недельный малец,
Что у кроватки сидят в восхищеньи
Гордо застывшие мать и отец!
Раньше смеялся я, встретив родителей,
Слишком пристрастных к младенцам своим.
Я говорил им: "Вы просто вредители,
Главное – выдержка, строгость, режим!"
Так поучал я. Но вот, наконец,
В комнате нашей заплакал малец,
Где наша выдержка? Разве ж мы строги?
Вместо покоя – сплошные тревоги:
То наша люстра нам кажется яркой,
То сыну – холодно, то сыну – жарко,
То он покашлял, а то он вздохнул,
То он поморщился, то он ч...ЕщёОн зрение потерял на войне, об этом писал в стихотворении Моему сыну
Я на ладонь положил без усилия
Туго спеленатый теплый пакет.
Отчество есть у него и фамилия,
Только вот имени всё ещё нет...
Имя найдем. Тут не в этом вопрос.
Главное то, что мальчишка родился!
Угол пакета слегка приоткрылся,
Видно лишь соску да пуговку-нос...
В сад заползают вечерние тени,
Спит и не знает недельный малец,
Что у кроватки сидят в восхищеньи
Гордо застывшие мать и отец!
Раньше смеялся я, встретив родителей,
Слишком пристрастных к младенцам своим.
Я говорил им: "Вы просто вредители,
Главное – выдержка, строгость, режим!"
Так поучал я. Но вот, наконец,
В комнате нашей заплакал малец,
Где наша выдержка? Разве ж мы строги?
Вместо покоя – сплошные тревоги:
То наша люстра нам кажется яркой,
То сыну – холодно, то сыну – жарко,
То он покашлял, а то он вздохнул,
То он поморщился, то он чихнул...
Впрочем, я краски сгустил преднамеренно.
Страхи исчезнут, мы в этом уверены.
Пусть холостяк надо мной посмеется,
Станет родителем – смех оборвется.
Спит мой мальчишка на даче под соснами,
Стиснув пустышку беззубыми деснами...
Мир перед ним расстелился дорогами
С радостью, горем, покоем, тревогами...
Вырастет он и узнает, как я
Жил, чтоб дороги те стали прямее.
Я защищал их, и вражья броня
Гнула, как жесть, перед правдой моею!
Шел я недаром дорогой побед.
Вновь утро мира горит над страною!
Но за победу, за солнечный свет
Я заплатил дорогою ценою.
В гуле боев, десять весен назад.
Шел я и видел деревни и реки,
Видел друзей. Но ударил снаряд –
И темнота обступила навеки...
– Доктор, да сделайте ж вы что-нибудь!
Слышите, доктор! Я крепок, я молод! –
Доктор бессилен. Слова его – холод:
– Рад бы, товарищ, да глаз не вернуть...
– Доктор, оставьте прогнозы и книжки!
Жаль, вас сегодня поблизости нет.
Ведь через десять полуночных лет,
Из-под ресниц засияв, у сынишки
Снова глаза мои смотрят на свет!
Раньше в них было кипение боя,
В них отражались пожаров огни,
Нынче глаза эти видят иное,
Стали спокойней и мягче они,
Чистой ребячьей умыты слезою...
Ты береги их, мой маленький сын!
их я не прятал от правды суровой,
Я их не жмурил в атаке стрелковой,
Встретясь со смертью один на один.
Ими я видел и сирот и вдов:
Ими смотрел на гвардейское знамя,
Ими я видел бегущих врагов,
Видел победы далекое пламя.
С ними шагал я уверенно к цели,
С ними страну расчищал от руин.
Эти глаза для Отчизны горели!
Ты береги их, мой маленький сын!
Тени в саду все длиннее ложатся...
Где-то пропел паровозный гудок...
Ветер, устав по дорогам слоняться,
Чуть покружил и улегся у ног...
Спит мой мальчишка на даче под соснами,
Стиснув пустышку беззубыми деснами.
Мир перед ним расстелился дорогами
С радостью, горем, покоем, тревогами...
Нет! Не пойдет он тропинкой кривою.
Счастье себе он добудет иное:
Выкует счастье, как в горне кузнец!
Верю я в счастье его золотое.
Верю всем сердцем! На то я – отец!
Эдуард Асадов