Лермонтов 26

Усть-сысольский Христос деревянный
С монголоидным круглым лицом
И усами, скуластый и странный,
Может верным служить образцом
Местных мук и пермяцкой печали,
Разведенных на камской воде.
Что за блеклые краски и дали!
А страданья примерно везде
Одинаковы, разве чуть глуше
На Урале они и темней.
Кто считает несчастные души
Среди бревен, болот и камней?
У природы суровой и хмурой
Есть резон и величье свое.
Любовался я бедной скульптурой:
Не молиться же мне на нее!
Да и как? Все равно не умею.
С той и с этой зайду стороны,
Понимая: еще пожалею
Там, где счастливы все и равны.
Александр Семенович Кушнер

* * *
...в «Костре» работал. В этом тусклом месте,
вдали от гонки и передовиц,
я встретил сто, а может быть, и двести
прозрачных юношей, невзрачнейших девиц.
Простуженно протискиваясь в дверь,
они, не без нахального кокетства,
мне говорили: «Вот вам пара текстов».
Я в их глазах редактор был и зверь.
Прикрытые немыслимым рваньём,
они о тексте, как учил их Лотман,
судили как о чем-то очень плотном,
как о бетоне с арматурой в нём.
Всё это были рыбки на меху
бессмыслицы, помноженной на вялость,
но мне порою эту чепуху
и вправду напечатать удавалось.
Стоял мороз. В Таврическом саду
закат был жёлт, и снег под ним был розов.
О чем они болтали на ходу,
подслушивал недремлющий Морозов,
тот самый,