Предыдущая публикация
Ко Дню Великой ПОБЕДЫ!..
"Волна Победы"
1-е место конкурса прозы «День Победы» на литературном сайте.
СМОТРОВАЯ ПЛОЩАДКА
Я приехал в это украинское местечко повидать дядьку Кондрата, удивительного человека, многому научившего меня в этой жизни.
Но оказалось, что он умер уже пять тому назад, городок и его жители очень изменились за время моего отсутствия, и я решил сразу же уехать.
Но мой поезд шел только на следующий день, и мне пришлось заночевать в маленьком гостевом доме с вызывающей вывеской: «Hotel». Утром я спустился в крошечное кафе позавтракать.
- Вам кофе с коньяком? –спросила улыбчивая официантка.
- Спасибо, без, - ответил я.
- А мне с коньяком! – раздалось вдруг из другого угла.
Я оглянулся. За вторым столиком сидел всклокоченный старик в свободных и, как мне показалось, не совсем чистых одеждах.
Я узнал его сразу: это был Соломон Куц, один из закадычных приятелей дядьки Кондрата.
- Соломон, здравствуйте! – радостно воскликнул я. – Вы меня не узнаете?
Старик достал из кармана холщовой рубашки очки с множеством завязок и долго водружал их себе на нос.
- Извините великодушно, что не признал вас сразу! – взволнованно сказал он, взглянув на меня через очки. – А теперь я вижу, что мы действительно встречались в прошлой жизни. Вас зовут Валентин и вы живете в Москве на Мещанской. Только не говорите, что я в чем-то ошибаюсь, моя память работает, как швейцарские часы моего дедушки Юзи Куца, лично знавшего наркома Кагановича.
Он проглотил свой кофе с коньяком и засуетился:
- А чего мы здесь сидим? Давайте возьмем у Сёмы Левинзона совсем маленькую бутылочку коньяка, пойдем на речку за смотровой площадкой, где мы любили сидеть с Кондратом Юхимовичем, и помянем его тихим добрым словом.
-Давайте! – согласился я.
Мы вышли на главную улицу, обогнули обшарпанное здание вокзала и очутились на зеленой полянке меж станционных строений.
- Вот это и есть наша смотровая площадка, - сказал Соломон и, присев, зачем-то погладил зеленую травку.
- Какая же это смотровая площадка, если с нее почти ничего не видно? – удивился я. – Речказа кустами да кусочек поля. Смотровые площадки обычно устраивают на возвышенных местах, откуда открывается вид на красивый город или пейзаж.
Соломон смотрел на меня изумленно и потерянно:
- А вы разве не знаете? Разве Кондрат ничего не говорил вам об этом месте? Нет? Тогда я вам расскажу.
Мы прошли по тропинке к узкой, заросшей ряской протоке и присели на вытоптанный пятачок, облюбованный, видимо, любителями выпить на лоне природы.
Но Соломон почему-то не спешил доставать заветную бутылочку. Он смотрел на воду и о чем-то думал. Потом неожиданно стал говорить, глухо и медленно:
- В тот день моя мама зачем-то надела на меня рубашку – вышиванку и расчесала мне волосы.
Когда в наш двор вошли немец и полицай, она перестала стирать, вытерла руки о фартук и посмотрела на них, как на соседей, которые пришли позычить соли.
- Собирайся, - сказал ей полицай, а немец схватил меня за шиворот и толкнул меня к ней. Я уткнулся прямо в мамин живот, а она прижала меня еще сильнее, согнулась, будто от боли, и прошептала мне на ухо:
- Иди к Дацюкам, они тебя покормят.
А потом она оттолкнула меня от себя так, что я чуть не упал, и закричала:
- Это не мой ребенок, это соседский, вы что, не видите?
Здесь я должен сказать вам, что в детстве я был ужасный блондин. Потом, правда, я стал шатеном, а сейчас, как видите, я – сивый мерин. Мои белесые кудри, которые вы редко увидите в какой-либо еврейской семье, и украинская рубашка с петухами, вероятно, заставили этих хазеров поверить, что я не сын мамы Розы.
- Иди до дому, - сказал мне полицай.
Но я не пошел, а спрятался за тыном и стал смотреть, что будет дальше. А когда они повели маму на улицу, пошел за ними.
По дороге из других дворов тоже выводили женщин – евреек и гнали их до станции. А там уже стояли вагоны, а в них кричали женские голоса… По перрону бегал солдатик и стучал в двери вагонов прикладом:
- Мольчать! Schweigen!
Чтобы меня не заметил этот недоросток, мне пришлось обойти весь поезд, и, когда я выбрался на задворки вокзала, я увидел страшную картину…
Женщины стояли шеренгой на той площадке, которую я вам показал, и были совершенно голыми…
А перед ними ходил немец в офицерской форме со стеком в руке. Он открывал им рты, поднимал груди и раздвигал колени…
Вы знаете, это сейчас я понял, что это был самый обыкновенный примат… Обезьяна, которую Гитлер обучил сначала чистить банан, потом орудовать этим стеком и стрелять из пистолета. А тогда я думал, что он человек, и мне было страшно…
Потом он подошел к моей маме… Она была молодой и красивой, и немец улыбнулся ей.
Потом провел стеком по ее груди… Один раз, другой, третий… Но этого ему показалось мало и он взял ее грудь в ладонь.
И тогда моя мама размахнулась и ударила его по лицу… Очень громко…
… Немец медленно расстегнул кобуру, достал из нее пистолет и выстрелил моей маме в живот…
Мамин крик, который раздался после этого, был невыносим для ушей любого человека, и все женщины закричали тоже, а мне показалось, что закричал весь мир. Почему не закричал я, не знаю…
Я только видел, что немец, сделал три шага назад и выстрелил в мамину голову…
Дальше я ничего не помню..
… До самой Победы я жил у Дацюков, для которых стал третьим сыном. Когда пришли наши, я пошел в школу, а на День Победы мне исполнилось ровно девять лет.
Ночью к нам в окно постучала соседка. Она сказала, что выступал Левитан и сообщил, что война закончилась.
Утром все пошли на митинг, а меня словно кто-то толкнул в спину, и я обошел шумную площадь и направился на станцию.
Там стоял воинский эшелон. На перроне вовсю танцевали молодые солдаты. Скорее всего, они ехали на войну, а она закончилась….
Я вышел на смотровую площадку, упал на нее и поцеловал молодую траву на том месте, где Она стояла… И сказал Ей, что войны больше нет…
Соломон замолчал, и над миром повисла оглушительная тишина, которая ужасней самого страшного крика…
- Выпейте, - услышал я, и в ладонь мне уткнулась фляжка с коньяком. – Я вижу, что не в себе вы… Зря я рассказал вам это, на вас совсем лица нет…
- Не зря, - ответил я, сделав терпкий глоток. – Такое надо знать… И помнить..
- Это вы верно сказали,- грустно отозвался Соломон. – Если мы это забудем, все повторится…. - Борис Аксюзов
Высокая цена была заплачена за Великую Победу. Четыре мучительных года... Трудно найти достойные слова, чтобы выразить благодарность ветеранам за то что они совершили. Судьбы их не измерить привычной мерой, и жить им вечно — в памяти народной, в цветах, монументах, в первых шагах детей по той земле, которую они отстояли.
Уходят ветераны – живые свидетели войны. И теперь уже наша задача, их детей, внуков, правнуков, — хранить память о том, какой ценой досталась Победа.
©Дутов Андрей
Следующая публикация
Комментарии 2