Латышский доброволец делает на шоссе надпись: «Германия победит». Октябрь 1944 г .
Теперь же он оцепенело смотрел на берег, где бушевала толпа людей, желавших попасть на корабли. Несмотря на то, что у Озолиньша были все необходимые документы для выезда в Германию – паспорт, выданный окружным комиссаром пропуск, удостоверение о дезинфекции и билет на пароход, — в порт он попал с трудом. В городе было трудно дышать – многие здания горели, небо заволокло смрадным черным дымом. Рижские улицы были пустынны, по ним бегали лишь полупьяные жандармы с автоматами, разгоняя жителей, которые пытались тушить горящие дома. Мужчин нигде не было видно – все они давно были либо в лесах, либо прятались по подвалам.
На борту парохода Озолиньша сразу же притиснуло к леерам. Толпившиеся вокруг люди подавленно и зло переговаривались по-латышски и по-немецки:
— Русские уже форсировали Киш-эзерс и взяли Межапаркс! Слышите пушки с той стороны?
— Но мосты еще стоят, значит, не всё потеряно…
— Всё равно их взорвут перед приходом русских, чтобы они не переправились в Пардаугаву.
От всего этого Озолиньшу было пусто и холодно. Душу грело только одно: во внутреннем кармане пиджака лежал толстый бумажник, набитый самой разнообразной валютой. Ее Озолиньш начал скупать заблаговременно, на всякий случай, еще год назад. Вот и не прогадал. Были в бумажнике и германские рейхсмарки, и шведские кроны, и швейцарские франки, и даже американские доллары, которые найти на черном рынке было практически нереально…
«Ничего, — думал Озолиньш, — не всё еще потеряно. В конце концов, в Курземе немцы сопротивляются стойко… Глядишь, и можно будет еще вернуться. И тогда… Тогда это снова будет мой город».
Он обвел взглядом видневшиеся вдалеке крыши Старой Риги. Сколько же всего было под этими крышами!.. Вон Рижский замок, бывший президентский дворец, над которым еще развевался флаг со свастикой. Почему-то Озолиньш вспомнил один из дипломатических приемов накануне войны, где виделся с Карлисом Петерсом – тогда еще полковником-лейтенантом армии Латвии… Лицо Озолиньша исказила злорадная ухмылка. И где сейчас Карлис, друг сердечный, с которым каким-то странным образом связана вся жизнь?.. Нет, если что и сделано хорошо, так это устранение семьи Петерсов, мозолившей ему глаза с юности. Сам Карлис был арестован еще летом 41-го, его жена тоже. А за распадом его сына Ивара Озолиньш наблюдал с особым наслаждением. Хороший вроде бы парень, летчик, стал палачом, убийцей. Где он сейчас, Озолиньш не знал, но это и неважно. Или пропадет на фронте, или грохнут русские, когда придут сюда… А они придут.
«Странно все-таки устроена жизнь, — думал Озолиньш, машинально следя глазами на несколькими черными точками, движущимися в небе. – Двадцать четыре года назад я был комиссаром у русских… И если бы кто-нибудь мне сказал о том, что будет со мной в 1944-м – не поверил бы. А где я буду через следующие двадцать четыре года? Какой тогда будет год? 1968-й. Наверняка буду уже на покое, сидеть на веранде собственного дома неважно где…»
— Русские самолеты! – заорал на верхней палубе какой-то немец. – Тревога! Тревога!..
Люди на борту закричали. Толпа, стоящая на берегу, разом отхлынула от парохода. Озолиньш со страхом следил за стремительно приближавшимися к судну самолетами. Уже можно было разглядеть большие красные звезды на их фюзеляжах.
Нет комментариев