Предыдущая публикация
Право на жизнь ...
Бабка Матрёна слыла очень добрым и рассудительным человеком. Односельчане любили советы от бабы Моти. Казалось, у неё на всё про всё имелся готовый ответ.
Молодёжь в шутку называла старушку «ходячей энциклопедией», а старшее поколение не без гордости величало кладезем мудрости. С искренним уважением относились к Матрёне все её дети, зятья, снохи, внуки.
А одна из невесток Кира просто души не чаяла в свекрови. Та поистине заменила ей мать. Семнадцатилетнюю детдомовку Киру младший сын Матрёны привёз из армии, представил женой. Любовь меж ними чувствовалась сильная и Матрёна была рада за сына и спокойна за судьбу сиротки. Счастливой ступала по чужой земле Кира.
Но однажды молодая женщина прибежала к Матрёне вся в слезах, с большим грузом переживаний на сердце.
- Это кто ж тебя так обидел? - Встревожилась старушка, - сказывай всё как есть.
- Из поликлиники я, мама. Опять беременна, - стыдливо выдавила из себя Кира, - наказание какое - то, у всех по одному, по два ребёнка, а у нас уже четверо, - всхлипывая, продолжала она, - что делать не знаю, но рожать точно больше не буду.
- Моя ты, жалкая, ну-ка присядь, отдышись маленько, - мягким голосом принялась успокаивать Матрёна дорогую гостью, а я пока на стол соберу, пополднуем вместе, потолкуем не спеша. Но сперва, открою тебе, доченька, сокровенную тайну, о которой знал лишь мой покойный супруг.
- До войны, - издалека повела рассказ Матрёна, - не успела я своей семьёй обзавестись, а после, каждый завалящий мужичок был на вес золота. Хромой, косой брал в жёны первую девку. А невесты кругом подрастали и расцветали с каждым годом, как маков цвет. Мне ли, засиделке, о замужестве мечтать. Думала так и придётся век одной «куковать». А счастье - то, как оказалось, рядышком ходило. Соседский парень, какого с пелёнок помнила, вдруг ко мне посватался.
По правде сказать, боязнь одолевала, ему ведь едва двадцать годков исполнилось, а я к тому времени уже четвёртый десяток разменяла. Неровён час молоденькая какая сманит. Но мыслила так – хоть детишки народятся. И послал мне Господь к сорока летам друг за дружкой пятерых ребяток. Прокоп кроме своей Матрёнушки, так он называл меня лестно, никаких женщин не замечает. На детвору не налюбуется.
Но бабий век короток, вот и мой под закат покатился. Годы к полувеку "подкрались". Морщинки паутинками на лицо легли, виски посеребрила седина. В организме начались возрастные перемены. Но как-то чую – не в переменах дело. Подташнивает, солёненького так и манится в рот положить. Испугалась тогда до смерти. Страшила не бедность наша, не многодетность, а годы большие. Боялась, помру раньше, чем «последышек» на свои хлебушки пойдёт.
И надумала, окаянная, сгубить зародившееся чадушко. Прокоп по - началу и слушать не захотел, но, в конце концов, поддался на мои уговоры. Грех свой решили от людей скрыть, да не учли «неразумные» всевидящего ока Божьего.
Подались мы со своей «бедой» к мужниной сестре Сюньке, жившей за много вёрст. Золовка первенца ждала, а акушерка у неё в подругах ходила. Надеялась тишком всё и сладится.
Сюньку дома мы не застали, тремя днями раньше её в роддом отправили. Мы – туда. Золовка свою дочку – «куколку» нам в оконце показывает, сама насквозь счастьем светится. А вокруг весна просыпается. Каждая букашечка к жизни тянется.
- Знаешь, что, Матрён, не союзник я тебе боле в затеянном, - впервые строго заговорил со мной Прокопка, - дитя губить не позволю. А я и сама признаться – уже опомнилась.
В тот год Гагарин к звёздам полетел. Его именем мы и нарекли народившегося сынка. В нашей избе, словно ангелок поселился. Тихий, смышлёный Юрок стал общим любимцем. Он уже делал первые шажочки, когда Господь послал мне великое испытание.
Тяжёлая хвороба непомерной громадой навалилась на кроху. Как свеча таял на глазах мальчонка. Поздновато поняли мы с Прокопом, что без докторов не обойтись. Еле живого довезли мы Юрика до районной больницы. Там у него признали двустороннее воспаление лёгких.
Лечащий врач лишь с укоризной махнул рукой и раздосадованный вышел из палаты. А я реву, горемычная, прижимаю к груди своё «ясно солнышко» и прощаюсь с ним навек. Сынок милый подкатил «пустые» глазки и стук сердечка не слышу уже за своими рыданиями. Того гляди умру вместе с «яхонточкой».
Тут сестричка в белом влетела, в руке два укола держит. Один для успокоения мне ввела, а другой наспех сынку вколола. И вдруг Юрик как встрепенулся, заморгал, задышал часто, часто.
На крик медсестрички доктора сбежались, и с этой минуты началась их трудная борьба за жизнь моего мальчика. Долгие дни и ночи почти не спала, не ела, всё к Богу взывала о помиловании, о прощении греховных помыслов. Сжалился Отец Небесный – оставил сынка на белом свете.
От горестных воспоминаний Матрёны, у Киры к горлу подступил удушливый ком. Соскочив с табуретки, она припала к ногам свекрови. Целуя её натруженные сухонькие руки, Кира слёзно приговаривала: «Спасибо, мамочка, спасибо, родная, тысячу раз спасибо за всё».
Дом матери Кира покинула уже затемно.
…Через полтора года бабки Матрёны не стало. В последний путь её провожали всем миром. Безутешным было горе родных. Особенно убивалась младшая невестка. Киру всё время бережно обнимал за плечи и тихо успокаивал муж, её единственный, любимый Юра.
А на другом краю села, в доме Киры и Юрия, в детской кроватке сладко посапывал их меньшенький сыночек Юрочка. Покряхтывает малец, улыбается во сне, и не знает пока, что жизнью своею он обязан бабушке Матрёне…
© Copyright: Нина Пигарева,
Следующая публикация
Комментарии 1