Предыдущая публикация
У ВАС АНАЛИЗЫ ТРУПА...
Ee везли на кресле по коридорам областной больницы.
- Куда? – спросила одна медсестра другую. – Может, не в отдельную, может, в общую?
Она заволновалась.- Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?
Сестры посмотрели на нее с таким искренним сочувствием, что она несказанно удивилась. Это потом она узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.
- Врач сказала в отдельную, – повторила медсестра.
Она успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что она уже никому ничего не должна, и вся ответственность ее сошла на нет. Она ощущала странную отстраненность от окружающего мира, и ей было абсолютно все равно, что в нем происходит. Ее ничего и никто не интересовал. Она обрела право на отдых. И это было хорошо. Она осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только она и она. Ушли проблемы, ушла суета и важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным показалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждет там, за небытием…
И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего ей в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города – сигналы машин, спешащее цоканье каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… Господи, как замечательна Жизнь! И она только сейчас это поняла…
- Ну и пусть, - сказала она себе. – Но ведь поняла же. И у тебя есть еще пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить ее всем сердцем.
Охватившее ее ощущение свободы и счастья требовало выхода, и она обратилась к Богу, ведь он был к ней уже ближе всех.
- Господи! – радовалась она. – Спасибо тебе за то, что ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить ее. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!
Ее заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом божественной Любви. Она ощущала эти мощные волны ее энергии. Казалось, Любовь стала плотной и в то же время мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила все пространство вокруг, даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной, пульсирующей водой. Ей казалось, все, что она видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Она Любила! И это было слиянием мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.
Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз четвертой степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и к ней потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Она понимала их трудности: о чем говорить с умирающим человеком? Который, тем более, об этом знает. Ей было смешно смотреть на их растерянные лица.
Она радовалась: когда бы она еще увидела их всех! А больше всего на свете ей хотелось поделиться любовью к Жизни – ну разве можно не быть от этого счастливым! Она веселила родных и друзей, как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Примерно на третий день ей надоело лежать, она начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала ее врач, сначала закатив истерику по поводу того, что ей нельзя вставать.
Она искренне удивилась:
- Это что-то изменит?
- Нет, - теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.
- Почему?
- У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали.
Прошел отведенный ей максимум – четыре дня. Она не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Ей было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а она начала выходить в холл смотреть телевизор.
Врача было жалко. Любовь требовала радости окружающих.
- Доктор, а какими вы бы хотели видеть эти анализы?
- Ну, хотя бы такие. – Она быстро написала ей на листочке какие-то буквы и цифры. Она ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела на нее, что-то пробормотала и ушла.
В девять утра она ворвалась к ней в палату с криком:
- Как вы это делаете?!
- Что я делаю?
- Анализы! Они такие, как я вам написала.
- А-а! Откуда я знаю? Да и какая, на фиг, разница?
Лафа кончилась. Ее перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и ходить перестали.
В палате находились еще пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча и активно умирали. Она выдержала три часа. Ее Любовь начала задыхаться. Надо было что-то срочно делать. Выкатив из-под кровати арбуз, она затащила его на стол, нарезала и громко сообщила:
- Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.
По палате поплыл запах свежего снега. К столу неуверенно подтянулись остальные.
- И правда снимает?
- Угу, - со знанием дела подтвердила она, подумав: «А хрен его знает».
Арбуз сочно захрустел.
- И правда, прошло, - сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.
- И у меня… И у меня… - радостно подтвердили остальные.
- Вот, - удовлетворенно закивала она в ответ. – Как-то случай у меня один был… А анекдот про это знаешь?
В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:
- Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать не даете!
Через три дня врач нерешительно попросила ее:
- А вы не могли бы перейти в другую палату?
- Зачем?
- В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжелых.
- Нет! – закричали ее соседки. – Не отпустим.
Не отпустили. Только в их палату потянулись соседи, просто посидеть, поболтать, посмеяться. И она понимала почему. Просто в их палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно. Особенно ей нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали ее похожей на зайчонка. У нее был рак лимфоузлов, и ей казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю она увидела, какая у нее обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, они устроили праздник, накрыв шикарный стол. Венчали его бутылки с кумысом, от которого они быстро забалдели, а потом перешли к танцам. Пришедший на шум дежурный врач ошалело смотрел на них, после сказал:
- Я тридцать лет здесь работаю, но такое вижу первый раз.
Развернулся и ушел. Они долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.
Она читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила все, что видела: книгу, компот, соседку, машину во дворе за окном, старое дерево. Ей кололи витамины. Надо же было что-то колоть. Врач со ней почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала:
- Гемоглобин у вас на 20 единиц выше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать.
Казалось, она за что-то сердится на нее. По идее, получалось, что она дура и ошиблась с диагнозом, но быть этого никак не могло, и она это тоже знала.
А однажды она ей пожаловалась:
- Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть.
- А какой у меня диагноз?
- Я еще не придумала, - тихо ответила она и ушла.
Когда ее выписывали, врач призналась:
- Так жалко, что вы уходите, у нас еще много тяжелых.
Из их палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30 процентов.
Жизнь продолжалась. Только взгляд на нее становился другим. Казалось, что она начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего. А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить, и тогда ваши возможности станут безграничными, а все желания сбудутся, если вы, конечно, будете эти желания формировать с любовью. И никого не будете обманывать, не станете завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так все просто и так все сложно.
Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить…
Следующая публикация
Комментарии 3