Март 1942 года. Деревня Сергино, Старицкий район, Калининская область.
В конце февраля к нам, в санроту, привозят вышедшего из Мончаловского котла санинструктора Авцина.
Его можно узнать только по глазам – лицо густо покрыто полуседой щетиной и коркой из нарывов, ожогов и ссадин. Он изрядно исхудал и после контузии плохо слышит. После того, как мы отмыли его в бане и накормили, он проспал два дня. В один из вечеров мне удалось его разговорить...
- Как там дивизия? Что с нашими 908 и 914 полками? Кому удалось выйти вместе с тобой?
- Вся дивизия дралась до последнего.
- До последнего? Что ты хочешь сказать?
Санинструктор долго смотрит на меня тяжелым взглядом, потом закрывает на некоторое время лицо руками. Кожа на пальцах его рук, кистях сильно пострадала от обморожения, местами растрескалась, и из этих ран выступает кровь. Чувствуется, что мой вопрос вызывает у него далеко не самые приятные воспоминания. Некоторое время он молчит, а потом начинает быстро говорить: «А то и значит, товарищ Моисеенко, что к середине февраля от двух стрелковых полков и артиллеристов 777 полка в строю сотни три личного состава осталось». Он опускает руки и его пылающие глаза смотрят на меня.
- Вы же помните, что в январе под Гридино происходило? Там мы противника атаковали, обстреливали, бомбили и утюжили танками.
И фашист нам отвечал, поливал огнем и рукопашных никто никого не жалел.
- Да, так и было.
- Мы пополняли припасы и снова в бой. Воодушевление было, азарт! Мы с нашей земли фашиста гоним! За это и помереть было не жалко. И тут мы тоже наступали, даже большие силы немца под Оленино окружили.Еще немного, думали, и пинками их в сугробы загоним, там и похороним. Да вот вышло наоборот. Слишком мы свои силы переоценили. В полках к концу января уже и половины личного состава не оставалось, а тут фрицы из Оленино удар нанесли, да их свежие дивизии нас под Мончалово в плотный мешок загнали. И тут началось! Мы им по ночам рейд по тылам, а они нам каждое утро арт. обстрел крупным калибром из Ржева, потом на завтрак немецкие «штуки»* бомбы 100 - килограммовые бросают, затем снова артобстрел, потом танки, пехота. Отбиваемся и снова их самолеты и артобстрел.
Авцин вскакивает с табуретки и несколько раз обходит нашу комнату. Немного успокоившись, он продолжает начатый разговор.
- Мы сначала прочно держали позиции. Командиры говорили, что окружение - дело временное, и нам на помощь идут соединения армии Лелюшенко. Говорили, что противнику тоже тяжело, зимой воевать не приучен. Да только и немцы оказались не лыком шиты. В один из дней разведчики в плен одного фашиста взяли. Выяснили, что германцы дивизию СС "Das Reich"** на наш участок из Европы пригнали. Пленный сказал, что в этой дивизии солдат больше чем у нас во всей 29 Армии. Вояки они хорошие оказались, да и со снабжением у них все в порядке. Нам через неделю после окружения не только снаряды, но патроны беречь приходилось. Я уже не говорю про питание и медикаменты. Хорошо, что еще наши самолеты кое - какие припасы сбрасывали. Мало этих самолетов было, но и на том, как говорится, спасибо.*** Если бы не эта помощь, нас бы еще в начале февраля всех в Мончаловских лесах похоронили. Артиллерия дивизионов 777 полка в перестрелки с вражескими батареями не вступала – экономили снаряды. Только когда танки и пехота неприятеля были в зоне видимости, наши пушкари выкатывали орудия на прямую наводку и били наверняка.
- А что потом?
- Потом, уже с середины февраля, мы неоднократно пытались идти на прорыв. В одном из таких ночных боев генерал-майор Мельников, комиссары Должиков, Грязнов и весь штаб дивизии погибли. Мы вернулись на исходные позиции. Подполковник Ракчеев стал готовить всех оставшихся для нового прорыва, да только немцы нас опередили . 17 февраля полтора десятка ТIII**** и ТIV***** при поддержке бронетранспортеров******* отрезали нас от соседней 369 дивизии.
У наших пушкарей, на момент атаки, только ящик снарядов на 3 уцелевшие пушки остался, а на всех бойцов – около десятка гранат. Часа полтора мы, как могли, отбивались. Во время этого боя Волыхина пулеметной очередью убило, Борзова - осколками от танкового снаряда посекло. Мне ему даже перевязку сделать нечем было. Ракчеев отдал приказ снова в лес отходить. Но вот старший лейтенант Бойчун…
- Что с Бойчуном?
- Патроны у него в ППШ кончились, гранат тоже не было. Несколько танков группу наших бойцов в окопах гусеницами давить стали. Так он с голыми кулаками на танк набросился! Но что кулаком или автоматным прикладом танку - то сделаешь? Ему кричали, чтобы вернулся, да все бесполезно. Не смог смириться с тем, что его бойцов вот так безнаказанно в землю живыми…
Рассказчик умолкает. Он снова опускает голову, нервно теребит изрядно поседевшую за этот месяц шевелюру израненными руками. Плечи и корпус санинструктора тихо потрясывает от нервного напряжения.
У меня перед глазами проходят все те, кого хорошо знал лично, те, кто еще недавно были живы: Баранов, Выдрин, Пташников, Воднев, Волыхин, Борзов, вот теперь и Бойчун.
Мы еще долго сидим молча. Понимаю, что дальнейшие расспросы не добавят ничего нового к сказанному ранее.
Через неделю после этого разговора я узнаю, что из Мончаловского котла сумели выйти лишь несколько десятков бойцов 908, 914 и 777 полков.
Кто - то из них присоединился к разрозненным соединениям 29 Армии и, пробив брешь в обороне противника юго - западнее Мончалово, вышел из окружения в районе Нелидово. Некоторым, в составе малых групп, удалось просочиться незамеченными через укрепленные районы противника и пересечь линию фронта около деревни Крестьянка. Большинство вышедших солдат направлялись в полковые санитарные батальоны для оказания экстренной медицинской помощи. Многие из нихнаходились в крайней стадии физического истощения, страдали от обморожения и многочисленных ран.
Полная версия текста доступна по ссылке
proza.ru/2020/05/09/119 ЯНВАРЬ-Февраль 1942
Комментарии 18
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней -
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.