Предыдущая публикация
Она куталась в шарф, прикрыв глаза.
Вокруг суетливо носилось бесконечное количество людей. Приближалось начало концерта. Музыканты столпились перед большим подиумом, откуда шел подъем на громадную сцену. Она кинула взгляд на телевизионный монитор, транслирующий зал в полумраке: он был полностью забит.
— Вы готовы? — нервно спросил у нее один из директоров-организаторов.
Она молча посмотрела на него и кивнула, еще больше закутываясь в шарф. Ее знобило так, что дрожь била все тело от пальцев ног до головы. Заболела она совсем некстати. Хотя артисты всегда болеют совсем некстати.
Концерт этот был частью мирового тура, так что перенос, сбивающий весь график, означал бы кучу проблем и неприятностей. Она это понимала: нужно было собраться и отработать.
Услышав предзаписанный текст, объявляющий ее, музыканты гурьбой потянулись на сцену. Стихла приветственная музыка, и ее ребята вступили. Как только до конца интро оставалось несколько тактов, она сделала три шага к сцене.
Вдруг директор сжал ее локоть.
— Как ты? Уверена?
Сглотнув, она вновь молча кивнула и передвинула рычажок на микрофоне. Загорелся зеленый огонек.
— Видишь, он готов. И я готова, — и не дожидаясь ответа, вышла на сцену.
Несколько десятков тысяч человек тут же взревели от восторга.
Программа была долгой, около двух часов. Все ее звездные песни. Используя весь свой опыт, природные данные и умение пользоваться голосом, она мастерки обходила сложные вокальные места. А как иначе с температурой под сорок и разрывающимся от простуды горлом?
Врач в клинике, куда она специально легла ради этого тура, предупреждал, что иммунитет ее ни к черту. Что из-за приема веществ она приговорила свой организм, поэтому восстановление будет каждый раз даваться все с большим и большим трудом.
А зритель даже и не замечал, что она поет не в полную силу. Им было достаточно просто видеть ее и слышать.
Музыканты, играющие с ней не первый год, все понимали. Играя вживую, старались не загоняться; барабанщик даже изначально брал темп чуть медленнее, слыша, что ей все труднее и труднее контролировать голос.
Шла вторая половина концерта, и все, затаив дыхание, ждали главный хит. Сказать, что все пришли ради него? Конечно нет. Но без него — никак.
Закончилась песня. Остановив оркестр, она вдруг обратилась к залу. Постепенно рев стих, и она тихо сказала в микрофон:
— Я хочу перед вами извиниться. Правда в том, что я больна и не уверена, что смогу. Я знаю, вы ждете. И вы правы. Но обмануть вас я не могу. Давайте я попробую. Хорошо?
По удивленному залу прошел шепот. Потом раздались первые аплодисменты, переходящие в бурную овацию. Она повернулась назад и щелкнула пальцами. Музыканты вступили.
Все получалось. И пока саксофонист играл соло после второго куплета, она в голове начала обратный отсчет. Дело в том, что там была запредельная модуляция. Ее она проходила легко, но не сейчас. Не сейчас.
«Попробовать? А вдруг опозорюсь?..» — метались мысли в ее голове.
Еще один такт.
Она подняла руки и... бессильно опустила их. Дала оркестру знак «стоп».
Зал затих.
— Простите... — шептала она в микрофон. — Я не могу. Правда не могу. У меня не получится. Простите меня...
И тут буквально через мгновение, словно по команде, зал запел. Хор в несколько десятков тысяч человек, не сговариваясь, легко и очень трогательно начал подпевать ей. Быстро сориентировавшись, со второй строчки вступили музыканты.
Зал пел хором. Для нее. Только для нее. Песня признательности и благодарности. Она стояла, глотала слезы и молча смотрела на этот праздник, не в силах произнести ни слова.
Сверху спустились ее бэк-вокалистки и окружили ее, обнимая. Музыканты продолжали играть, а зал продолжал петь. Как только стих финальный аккорд, началась овация, которая длилась около двадцати минут. Ее не отпускали со сцены.
Она покинула нас давно. Но она с нами. Навсегда. Великая Уитни Хьюстон. Маленькая негритянская девочка с очень непростой судьбой. С огромным талантом.
Великая певица и одна из лучших артисток двадцатого века.
Следующая публикация
Комментарии 2