Герои нашего времени!
В 2000 году при боевом выходе подорвался на мощном фугасе. Шесть лет проходил реабилитацию. Не сломался и продолжил служить. Александр Михайлович Соловьёв дослужился до майора. Само собой при таких чудовщных повреждениях тела, на боевые больше не ходил, служил инструктором. Александр Михайлович вспоминает про подрыв:
Психологически был готов, что могут ранить и убить. Но не догадывался, что так может покалечить… Ну, ранят, сделают «духи» дырку пулей или осколком — врачи зашьют. Ну, оторвёт тебе кусок мяса, ну и что. Да, а всё оказалось гораздо страшней…
Я даже не успел понять, что произошло. Это был взрыв мощного фугаса… На мне было два ряда металлических магазинов, они и приняли удар осколков, да такой, что патроны вылезли наружу. Фугас был нашпигован гвоздями, подшипниками, гайками. У меня на рёбрах были гранаты, которые от удара взрываются, РГО, а на ремне — трофейный «духовский» пояс смертника — как они не сдетонировали, не понимаю. Ничего не вижу и не слышу… Ног не чувствую. Несколько раз машинально обматывал руку ремнём автомата. Чувствую — сейчас попаду в плен. Разведчиков не отпускают живыми, поглумятся. Автомат не работает, отпускаю его, достаю пистолет Стечкина, а он же автоматический — пара очередей вправо, влево. Слышу: «Держи пистолет, держи!» Чьи-то крики, а речь не понимаю. Бросаю пистолет и ищу гранату. Совершенно потерял ориентацию, где свои, где чужие. Они борются со мной, не пойму кто, думаю — чеченцы. Пытаются скрутить, несколько рук меня держат. Слышу: «Держи руку, у него там граната!» Одна граната у меня была спрятана в кармане на случай плена. — «Свои, дурак, свои, Саня!» — в ухо кричат. Кто-то меня за ноги схватил, я не сопротивляюсь. Потом чувствую, игла пошла, вторая, прямо через одежду промедол колят. Потом кто-то: «Командир, что нам дальше делать, куда уходить? Где «духи»? — «Стоять на месте! Вызывать артиллерию!» — «Артиллерии нет, радиста кончили! Как вызывать, куда вызывать?» Я по памяти с трудом назвал квадрат и частоту, бойцы вызвали огонь артиллерии. Слышу: «Командир не умирай, что делать-то нам?». Потом я стал терять сознание. Как ребята меня тащили — ничего не знаю. Очнулся на броне БМП — такая дикая боль...
Не едем, а летим, километров под 80 по снегу неслись. Я ещё боялся, что меня ветром с машины сдует. Ничего не чувствовал. Нащупал за спиной на броне БМП какой-то болтик и за него держался. «Ты живой? Пальцем пошевели!». Меня стянули жгутами, а лицо не перевязывали, как перевяжешь всё в клочья, всё в крови. Пена пошла изо рта, крови полный рот. Боялся, что своей кровью захлебнусь.
И тут я провалился в беспамятство. Потом мне ребята рассказывали, что в операционную палатку вызвали сапёров: на мне гранаты, которые от удара взрываются, ВОГи. Всё надо снимать, а как? Чувствую, как по мне под штанами идёт холодный нож. Матом ругался: «Суки, новая тельняшка, новая разгрузка!». Мне так было жалко эту тельняшку. А сапёр ремень уже режет — он с училища со мной!