Не очень молодая, да и не очень красивая, и не самая стройная. По-настоящему ярким был лишь ее костюм – щедро усыпанная блестками полупрозрачная юбка и короткий лиф, оставляющий открытым ее смуглый живот. Я был несколько разочарован тем, что танец, о котором я слышал так много, и который мне предстояло сейчас увидеть, впервые для меня откроет женщина, ничем особенным не отличающаяся от десятков других, подсмотренных мною раньше на восточных базарах по всему свету. В тот момент я еще наивно полагал, что восторг моих знакомых от этого танца был таким сильным только потому, что его исполнительницами наверняка являлись какие-то немыслимые красотки с ослепительными формами, подобные луноликим гуриям из восточных сказок
А женщина тем временем медленно подняла руки, вдруг жарко обожгла меня чернущим взглядом и, как-то по-особенному взмахнув бедром, начала танцевать.
Сначала я видел только отдельные фантастические движения ее, как оказалось, невероятно гибкого тела. Я был удивлен, с какой чуткой изобретательностью отзывается оно на тончайшие изменения в замысловатом рисунке звучащей мелодии. Но постепенно мне стал открываться и более глубокий смысл происходящего. Я вдруг прозрел. Каким же я был слепцом! Как я сразу не рассмотрел, что глаза ее – это две звезды, мерцающие колдовским светом, что губы ее – как медовая роза, сводящая с ума своим благоуханием? Как мог я не заметить дивных блестящих волос, окутывающих ее, словно богатый дамасский шелк? Я видел ее руки, подобные ароматным лилиям, волшебно ожившим в лучах рассветного часа. И вся она была, как сто солнц – такой от нее пылал жар, такой была ее страсть, и такой мощной была ее женская сила. А танец все длился и длился. Теперь я мог прочитать все ее сокровенные тайны и понимал, что нет им числа. Она показывала мне свою жизнь, самую обычную жизнь, какой живут все женщины – от первого еще детского чувства, когда ее маленькое невинное сердечко замирало от страха и любопытства, до своей первой настоящей любви, когда временами ей хотелось умереть от отчаяния и счастья. И кульминацией всего ее танца было признание в том, что только теперь, познав самые бурные душевные потрясения, выжив после всех испепелявших ее когда-то страстей, она, наконец, достигла абсолютного примирения со своей женской сущностью и готова принимать все грядущие испытания судьбы с полным пониманием, терпением и радостью. И во всем этом была такая удивительная мудрость, великая сила и высочайшее целомудрие, что я сто раз умер и воскрес вместе с ней. Танец закончился. Я был ошеломлен и долго не мог прийти в себя. В эту минуту я знал лишь то, что теперь на каждую женщину я буду смотреть с чувством только что пришедшего ко мне понимания, восхищения и легкой грусти. Доверенных мне тайн было вполне достаточно для того, чтобы почувствовать, насколько, оказывается, ничтожен и прост я по сравнению со Вселенной, живущей в женском сердце…»
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 9