-------------------------------
Дуэль на просеке
Звонок из штаба: «Объявляй тревогу!
У нас в тылу эсэсовский спецназ.
Да, целый батальон. У них одна дорога -
по просеке лесной. У вас в запасе час.
Твоим таежникам по снегу рейд привычен.
В лесу поляна - цель броска для вас.
Не пропустить!» Ну что ж, приказ обычен.
Плевать, что батальон - от силы рота.
Ну полторы. Добавить могут взвод.
Бойцам же не стрелять - им отдохнуть охота.
Однако, не судьба. Сибиряки, вперед!
И батальон рванул в неплановый поход.
Но вот поляны виден белый круг.
О цирке память детская воскресла.
Но вместо купола над ними звездный фон.
И зрители в сугробах, а не в креслах,
здесь залегли. И тишь сгустилась вдруг.
Минуты потекли. Одна. Другая. Третья.
И бесконечность в каждой как бессмертье.
Четвертая. Вот и они. Пришли.
И тоже в цепь. И тоже залегли.
В снегу лежать им явно не впервой.
Вон офицер их крутит головой.
И что в руке он держит… микрофон?
Нет, рупор! Маскхалат снимает.
В бинокле вот он - прямо в двух шагах.
Спокойно дышит. Говорит как лает.
На форме серой полевой витой погон.
Эсэсовские знаки означают,
что он по званию… ну да… коллега мой.
Но я пехотный старший лейтенант,
а он эсэсовский и-обер-штурм-и-фюрер.
Им кто-то все придумал это сдуру.
Фуражка с мертвой белой головой.
Ага, он встал. Из-за кустов выходит.
Ну что ж, не трус. И рупор тут же с ним.
Его к губам торжественно подносит.
Зачем-то «ахтунг» дважды произносит,
по-русски значит он вниманья просит
у нас дискантом ангельским своим.
- Эй! Рус Иван! Твой батальон - сибирский.
Ты не стреляй пока. Давай поговорим.
Обговорим все выгоды и риски.
Я знаю - твой форнаме Прошутинский.
Твой наме Петр - я Петер. Значит, тезка!
Сибиряки, вы бьетесь очень хлестко.
Послушай, а ля герр ком а ля герр.
Ну то есть, на войне как на войне.
Я это перевел тебе на русский.
Ты вряд ли в свой Сибирь учил французский.
Немецкий вам полезнее вдвойне.
Ну вот тебе всего один пример.
К вам по дороге, ты поверь уж мне,
мы пару ваших деревушек подпалили.
Мои камрады там двух мэдхен прихватили.
Ну, чтобы поразмяться между дел.
А ваши мужики своих девиц отбили
и зверски двух парней моих убили.
За что?! Мной гнев, конечно, овладел.
Всех приказал в один сарай загнать.
Тебе деталей лучше бы не знать…
Ну, это пустяки. Давай-ка ближе к телу.
Тебя я вызываю на дуэль.
Ты понял? Я тебя прошу к барьеру.
Теперь мы друг для друга только цель.
Охотники с тобой мы оба в меру.
Из пистолетов будем мы стреляться.
С тобою «токарев», со мною «вальтер» вечный.
Убьешь меня - твоим сигнал подняться.
Мне повезет - мои рванут, конечно.
Ну а теперь к барьеру, камарад!
Маршрут к тебе я выбрал наугад.
На карте ткнул - вот здесь вам будет мат…
Фашист ко мне спиною повернулся.
Он за кустами даже не пригнулся.
Со мною рядом кто-то матюгнулся.
- Слышь, командир, возьми нас в секунданты.
Дантес плевал на русские таланты.
Для немца ты всего лишь пол-алтына.
Скажи - и мы их в миг без карантина...
- Нет! Всем лежать. Я вам махну рукой.
Познать придется им еще сибирский бой…
Сняв полушубок, «токарев» в руке,
я на опушку вышел налегке.
Он тоже встал на том краю поляны.
Высокий, стройный, словно манекен.
Вот интересно… трезвый или пьяный?
А если пьяный… выпил-то он с кем?
Шаги считаю. Десять. Двадцать. Тридцать.
Не спал, не ел и не успел побриться.
Стреляю. Вижу - он стреляет тоже.
Да черт с ним, мне на нем негоже
зацикливать внимание свое.
Держать прицел на этой сытой роже.
И все! Жаль, не позавтракали все же.
Хорош комбат, туды меня в качель.
Спокойно, хлопцы, я стреляю в цель.
Он вздрогнул, опустился на колено.
Я что… попал!? Ну так какого хрена!
Нет, встал. И вот он ближе, ближе.
А пули от него все ниже, ниже.
Он что, попасть мне хочет между ног?
Что, «вальтер» свой уже поднять не смог?
Nun gut! Сам заварил всю эту кашу.
Los! Тут тебе не мэдхен убивать.
Не деревушки наши поджигать.
Ferflucht! Ты русских девочек любитель.
Ты гнусный и презренный совратитель.
Ты, Schwein, по мне, само исчадье ада!
Я слов других не стану подбирать.
Да за меня Россия нынче рада,
что я в такое зло могу стрелять.
Стреляю! За семью сибирскую мою.
Томск, городок в моем родном краю.
Жена живет в медпункте заводском
со Славкой, сыном, шустреньким жучком.
Стреляю! За отца и младших братьев.
Их принял уже Бог в свои объятья.
Отца добила гибель сыновей.
И это все на совести твоей!
Стреляю! За голодных ленинградцев,
которые не думают сдаваться.
И не сдадутся, и тебя переживут.
Я им пообещал тебя оставить тут,
и ты обязан просто здесь остаться!
Стреляю! За Москву и Сталинград.
Не проведет твой фюрер в них парад.
Стреляю! И в меня моя Сибирь
вливает свою силу, удаль, ширь.
Я вас, фашистов, буду убивать -
вот как сегодня - и не уставать.
А надо будет, буду рвать зубами.
Вы волки, ну и я по-волчьи с вами.
Стреляю! И уж точно зверь такой
подохнет от моей сибирской пули.
О черт, а что же там с щекой…
По ней кувалдой словно саданули.
И тут поляну вдруг накрыла вьюга.
Они крестом упали друг на друга.
Верней, врагом упали на врага.
Комбат шептать пытался: «Ни фига.
Еще не вечер. Бейте их, ребята!
Они же звери… звери, не солдаты.
У нас же на зверей поставлена рука,
как и должно быть у сибиряка»…
Но он не знал - пробитая щека
его была одна сплошная рана.
Хлестала кровь струей, как из-под крана.
От челюстей, зубов одни обломки.
Язык разорван. Хорошо, ничком упал.
А то своей бы кровью захлебнулся.
Но кто же здесь невыносимо громкий!?
А это Вася, верный ординарец,
новосибирец, записной красавец,
с бинтом и ватой ловко подвернулся.
Повязку неумело наложил
и голосом звенящим доложил:
- Мы, командир, сигнал твой уловили!
Ты не волнуйся. Мы их удавили.
Уж извини, но пленных мы не брали,
хотя они от ужаса орали
и вспоминали бога своего.
Эсэсовцы и ахнуть не успели,
как мы в момент на головы им сели…
Читатель! Твоего прошу прощенья.
Комбат не слышал эти откровенья.
Потеря крови. Потерял сознанье.
Когда к нему вернулось пониманье
себя, уже везли к врачебному столу.
А боль скребла железом по стеклу.
Наркоз вдыхал комбат потом не раз.
Хирурги питерские парня полюбили.
Они с ним просто чудо сотворили,
воссоздавая профиль и анфас.
Читатель, убедишься в этом сам.
На сайте посмотри на нашу фотку.
Мужик красавец. Верь своим глазам.
Кто не поверит, дышло ему в глотку.
В госпиталях провел почти полгода.
Уже не верил в то, что из урода
его опять в красавца превратят.
Такого, что медсестры захотят
его пленить, как говорится, с ходу.
Я видел снимки тех военных лет.
Отец был классный офицер, от Бога.
Он в мир смотрел по-командирски строго.
Он так всегда смотрел на белый свет…
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев