Нечаев. Воспоминания
В 1973 году была закрыта последняя шахта (шахта №32 на руч. Болотном), и участок подземных горных работ Буркандино-Сиенской грп (последний остававшийся такой участок в экспедиции на тот момент) был ликвидирован. Но остался в штатах Берелехской геологоразведочной экспедиции геолог подземных горных работ. Это был я. Я работал геологом на шахтах, проходимых для нас прииском Буркандья (руч. Болотный и руч. Раковский, руч. Ашим), занимался проходкой шурфов в Верхне-Аркагалинской грп и в сезонке. Сразу скажу: в буровых отрядах ударно-канатного бурения никогда не работал (почему-то мне часто «припоминают», как я там работал. Нет, я еще раз повторяю, я там никогда не работал). Единственный вид буровых работ, с которым я был иногда связан – это колонковое бурение: пневмо-ударное бурение (оно внедрялось в 1973 году на руч. Болотном на базе горного участка и мне его добавили в нагрузку, когда шурфовал в Верхне-Аркагалинской грп временно подменял заболевшую геологиню, рассчитывал нормативы при внедрении новых технологий и техники гидрогеологам и еще была самоходная буровая установка колонкового бурения. Вот и все мои буровые работы.
В 1976 году вызывает меня Юра Сковордкин (начальник геологического отдела экспедиции) и говорит: «Принято решение восстановить участок подземных горных работ. Будем внедрять крупнообъемное опробование. Подбери для этого объект и пиши проект на этот вид работ. Начальником участка буде Сережа Чистополов (он тогда только окончил Сусуманский горный техникум). Он займется подготовкой к началу работ.» Если проблем с выбором объекта работ проблем особых не было (мы с Чистополовым решили, что лучше всего начать организацию участка рядом с экспедицией, и начальник экспедиции Кашин Виталий Дмитриевич нас в этом полностью поддержал), то с проектом возникла проблема. Это сейчас все знают что такое крупнообъемное опробование, а тогда никто об этом виде работ никакого понятия не имел. Правда, была попытка что-то подобное изобразить в Верхне-Индигирской экспедиции, но она закончилась ничем. Там поперек всей долины реки Нера прошли несколько траншей, весь грунт из них свалили в одну кучу , в прямом смысле, и промыли. Полученные в итоге промывки результаты расписали пропорционально данным бороздовых проб, и стало непонятно: а зачем они все это сделали, если потом все равно считали по бороздовым пробам. Вобщем, они как начали, так быстро все и закончили. Первым делом нам надо было определиться с объемом этих самых крупнообъемных проб. Тут нам со Сковородкиным просто повезло: мы просто каким-то образом угадали их размер. Позже мы научились рассчитывать их объем, но это было позже. А тогда просто угадали. Производственно-техническую часть писал сам начальник ПТО экспедиции Кондратов. Ну как смогли, подготовились к началу работ.
В сентябре 1977года началось возрождение участка подземных горных работ Берелехской геологоразведочной экспедиции. Только теперь он входил в состав Берелехской грп, где начальником тогда еще был Волков (потом его сменил Витя Прилипин), ну а главным геологом партии – Гена Потапенко. Первая шахта №33. Состав участка был тогда «ух какой большой»: кроме меня и Чистополова, были водитель аммонитки Саша Конюхов, целых два проходчика Петя Зубко и Николай Никитин (они еще в Б.-Сиене на шахте работали), имя взрывника я уже не помню (да он только год у нас отработал и ушел), бульдозерист Хугаев (он же компрессорщик и бурильщик вентиляционных скважин), промывкой бороздовых проб на первых порах занимался Миша Гнилицкий (позже удалось переманить из химлаборатории Ольгу Оловягину). Вот и весь первый состав подземного участка горных работ Берелехской ГРП Берелехской ГРЭ.
С началом проходки шахт стало ясно что всю проектно-сметную документацию надо переделывать. Во многом этому были объективные причины. Так, при написании проекта мы ориентировались на данные УКБ, а они явно расходились с тем, что оказалось на самом деле: мощность пласта по УКБ не превышала одного метра, а на деле она оказалась под два и более метров. А уж что касается литологии пород, то я всегда удивлялся как геологи, работающие на УКБ вообще могут определить их по тому, что извлекается при желонировании : по УКБ все золото в речнике, а на деле оно оказалось в коренных породах, а в речнике практически пусто. Кроме того возникла необходимость проведения хронометражных работ и составления нормативной документации, которая соответствовала бы нашим условиям работ. С тем, как проводится хронометраж и делаются на его основе расчеты, я познакомился еще на Болотном. Особенно большие работы по хронометражу там проводились, когда внедрялось пневмобурение, по которому никаких нормативных документов на тот период не существовало вообще. Тогда эти работы проводили Саша Базилевский и Коля Красиков (оба в то время работали нормировщиками), ну а я был при них (путался у них под ногами). Так что проблем с хронометражом и составлением нормативной документации у меня не возникло, да и экспедиция рядом, её спецы в этом деле всегда могли помочь и помогали на самом деле. Хронометраж был сделан, расчеты все выполнены, главный инженер БГРЭ Валерий Леонидович Ределин успешно утвердил их в Магадане, и в дальнейшем писались проекты и рассчитывались планы и нормы выработки исключительно на основе этих полученных данных.
Итак, работы идут, валовые пробы отбираются и складируются возле шахт, маркшейдера, как положено, все замеряют. Приближается весна 1978г., и надо готовиться к промывке валовых проб. Готовиться-то надо, а в экспедиции ничего для этого нет. Где т как Володя Голота (он тогда был техруком Берелехской ГРП) все доставал – спросите у него. Из объединения мы не получили ничего. Все, что нужно для промывки валовых проб Голота достал, и начался монтаж промывочной установки. В тот год пробы промывались на месте. Для монтаха промприбора была создана бригада из ИТР экспедиции, в которую входили главный инженер экспедиции Валерий Леонидович Ределин, Витя Прилипин, который к тому времени был назначен начальником Берелехской ГРП, и другие (я уже не помню кто). Пришло лето, прибор они смонтировали. Наступило время пробного запуска, стали откручивать вентиль насоса, а он не крутиться. Ну ребята здоровые, разом навалились и башку этому вентилю свернули. А оказалось, что они просто не в ту сторону его крутили. Вентиль заменили, промывка началась. Промывкой занимался Хугаев: он и на бульдозере, он и на мониторе. Съемкуу тогда делали контрольные промывальщики Миша Гнилицкий и Коля Красиков (он к тому времени ушел из нормировщиков в контрольные промывальщики)
Результаты промывки валовых проб были положительные, но тут надо сказать ободной детали. В то время существовало мнение, что шахтами можно только заверять уже выделенные с помощью УКБ струи. Под эту теорию и был написан первый проект горных работ. В результате первая шахта №33 располагалась за полем, вторая - №34 – перед полем, а третья - №35 – возле коровника. Работы показали, что мы шахтами не только не заверим то, что было по УКБ, но и «зарежем» все, что можно. А с другой стороны те же данные показывали, что месторождение есть, но оценку объекта надо производить целиком без выделения отдельных струй. То есть надо прекращать заверочные работы и переходить к полноценной разведке шахтами. А разрешения нам Магадан не давал на это. Мы пошли на свой страх и риск и без разрешения начали разведку шахтами в расчете на то, что все-таки удастся то разрешение получить. В начале 1979 года в экспедиции, как обычно в начале каждого года, приехала большая комиссия из Магадана. Все руководство объединения приехало. Нас выслушали и только посмеялись над нами, но разрешение на проведение разведочных работ шахтными сечениями не дали.
Смеялись над нами все, кроме одного человека – нового главного геолога объединения Мария Евгеньевича Городинского. После совещания он вызвал к себе главного геолога Берелехской экспедиции Бориса Дмитриевича Комогорцева и меня и сказал, чтоб мы через неделю прибыли к нему в Магадан со всеми материалами по шахтам (буквально со всеми – с первичной документацией, промывочными и т.д.). Единственное что он попросил, так это не пытаться ему впаривать «клюкву». Мы приехали в Магадан. Он дня два внимательно все изучал, мучал нас разными вопросами. И дал «добро» на проведение разведки. Одновременно получили выговора Комогорцев и Сковородкмн. Ну а я мимо выговора пролетел. Это был тот редкий случай, когда мне ничего не было. На меня приказ должны были писать Комогорцев и Сковородкин, но они меня пожалели и приказ писать не стали. Мне даже обидно: выговора не получает лишь тот, кто ничего не делает – давать не за что. Я, вроде бы как, и не при чем оказался.
Работы шли полным ходом, объемы работ резко взрастали, мне потребовался в помощь техник-геолог. Вначале мне дали какую-то якутку, но она долго не продержалась. Прихожу я как-то на шахту, прошу показать её мне первичную документацию, смотрю её и ничего не понимаю. Спрашиваю: «Ты как это все зарисовывала? В шахту спускалась?» А в ответ слышу: «А что для этого надо еще и в шахту спускаться?» Пришлось от неё избавиться. После неё пришла Люда Каротаева. Ну а еще позже и Леша Каротаев к нам перешел.
С Людой Каротаевой тоже произошел забавный случай. К нам часто приезжали геологи из различных исследовательских фирм. Как приехал к нам из ЦКТЭ Владимир Иванович, вот фамилию его точно не помню, кажется Терновой. Привез с собой более десяти человек геологов. Вот они целыми дням лазят по шахте, что-то делают там. И тут пришла Люда документировать ту шахту. Она пробыла в шахте около часа, все задокументировала и ушла. Это возмутило Владимира Ивановича: «Как можно за час все задокументировать, если вся его орава занимается этим больше недели и никак не могут довести все до конца!» Пришлось мне взять Людину документацию и идти с Владимиром Ивановичем её проверять. Люда час документировала, Владимир Иванович полдня её проверял. Что он потом высказал своим архаровцам я тут писать не буду. У Люде у него претензий не было. Он её даже уважать стал и ставил своим в пример.
В 1979г., в связи с возросшим объемом работ по промывке валовых проб, было решено организовать централизованную промывку с вывозкой туда валовых проб. Для этого был выбран старый заброшенный полигон на Нексиканке. Если сегодня кто-то думает, особенно молодежь, что котлован, в котором купался весь поселок существовал всегда, то глубоко ошибаются. Он был создан именно тогда для нужд промывки валовых проб. До того в нем и воды-то не было. Евгений Васильевич Слепокуров, председатель поселкового совета, без всяких проблем выделил нам земельный отвод, но поставил условие, что там будет создано нечто-то похожее на зону отдыха поселка. Непосредственно работами по организации централизованной промывки руководил Голота. Была прорыта траншея для подвода воды с Нексиканки, были приняты все возможные меры, чтобы муть с промприбора не попадала в речку, а возвращалась назад в котлован, а на противоположном берегу был, по возможности разровнен старый отвал, туда завезли мелкий гравий и песок, в общем, как смогли, сделали эту зону отдыха. Насколько я помню, нексиканцы с удовольствием ходили туда купаться.
Одновременно с началом промывки начались жалобы во все инстанции с требованием убрать оттуда промприбор, «так как он загрязняет водоем», хотя грязная вода с промприбора до того берега даже не доходила, и вода там всегда была чистой. Но с этими жалобщиками и их жалобами хорошо справлялся Слепокуров, и мы до самого окончания работ на объекте так и продолжали там промывать валовые пробы.
Вывозку валовых проб осуществляли самосвальщики экспедиции. Они все были сдельщиками, и их заработок зависел от тонно-километров. Поначалу они косо смотрели на эту работу, но быстро поняли, что их заработок тут не пострадает, и в дальнейшем уже сами решали кто из них выходит на вывозку проб с утра, а все остальные присоединялись после поездки за углем. Если кто-то думает, что мы там занимались приписками объемов вывозимых проб, то я напомню, что объемы всех валовых проб строго измерялись маркшейдерами и эти замеры потом участвовали в подсчете запасов. Так что приписать сколько-нибудь мы просто не могли, да нам, как геологам это было просто даже невыгодно. Этих объемов хватало и без приписок – только вози.
Результаты получили положительные, объект получался крупный. Наступила пора давать ему геолого-экономическую оценку. В объединении, насколько я помню, группы по расчету кондиций не существовало, а доверять эту работу СВЗ и, в частности, Сусуманскому ГОКу было бессмысленно – они и так на все наши работы глядели косо. Первые кондиции я рассчитывал сам. Хотя из-за неимения у меня опыта расчета кондиций, они получились плохими, тем не менее я отправил их в СуГОК для отзыва. Как и ожидалось, заключение СуГОКа было отрицательным, но что больше всего удивило, так это то, что внятно они обосновать свое заключение не смогли. Когда Городинский увидел это их заключение, то было принято решение создать при ЦКТЭ группу по расчету кондиций. Группу возглавил Виктор Михайлович Батрак, горняк по образованию и хорошо разбирающийся во всех тонкостях эксплуатации месторождений. Подключены были экономисты и геологи, в частности в состав группы был введен я. Кондиции были рассчитаны и успешно утверждены в ГКЗ СССР в 1981г. С тех пор объект стал официально называться «Месторождение р. Берелех в районе пос. Нексикан».
Работы шли полным ходом. Чем лучше у нас были результаты, тем чаще к нам стали наведываться представители разных НИИ и давать нам рекомендации по разведке, на которые мне приходилось писать сочинения на тему «А почему мы эти рекомендации не применяем на практике». Один раз дошло даже до ругани с представителями ЦНИГРИ. Эти работники произвели статистическую обработку наших данных, выделили отдельные участки, которые они назвали «флажками» и настойчиво рекомендовали их оценивать отдельно. Иначе: мы делали все, чтобы оценивать объект без выделения отдельных струй и обогащенных участков, а они, наоборот, возвращали нас к выделению этих струй и участков, которые они почему-то назвали «флажками». Ну я тут не выдержал и сказал им: «Что вы тут нам по нарисовали какие-то знамена! Или помогайте нам провести оценку месторождения целиком, или не мешайте!» Уже в 90-е я встретился в Москве с одним из представителей ЦНИГРИ. Мы дружественно поговорили. Но он мне припомнил все-таки те мои «знамена». Обиделись они тогда на нас здорово и больше к нам не приезжали.
Наступил 1984 год, время написания отчета с подсчетом запасов и утверждения их в ГКЗ СССР. Самое интересное, что состав группы по написанию отчета был тем же самым, что и 1974г. при написании отчета для утверждения в ГКЗ по месторождению руч. Болотный и руч. Раковский: то я, Вера Ределина, Рая Красикова, Лена Базилевская и маркшейдер Иван Егорыч Иванов. Изменения были в руководящем составе: в 1974г. – начальник россыпного отдела объединения А.Г. Беккер, главный геолог БГРЭ Б.Д. Комогорцев и старший геолог Буркандино-Сиенской ГРП В.П. Полеванов; в 1984г. – начальник россыпного отдела объединения В.П. Полеванов, главный геолог БГРЭ Генадий Иванович Потапенко. Да, еще был тот же самый стол, что и в 1974г.
В 1974г. мы писали отчет в кабинете главного инженера объединения. Работы велись в авральном порядке, и нам приходилось ночевать прямо в кабинете. Все устраивались спать на стульях, а я спал на столе главного инженера. В 1984г. отчет писали в россыпном отделе объединения, и тот стол был тут: за ним работал В.П. Полеванов. На этот раз работы проходили в спокойной обстановке, и ночевать в объединении не было необходимость, тем более спать там на столах и на стульях. У нас даже хватало времени на посещения концертов по вечерам (билеты нам доставали по линии профсоюза через Облсовпроф, как «командированным из области для выполнения важного государственного задания»). Потом этот стол оказался у генерального директора объединения Наталенко. Куда он потом делся – я не знаю.
Отчет был написан. В ГКЗ СССР никаких особенных проблем с экспертами не было. Само заседание комиссии ГКЗ СССР по утверждению отчета и запасов длилось не более 20 минут. Отчет был утвержден с оценкой «хорошо» («отлично» в ГКЗ никому не ставят). В это время в объединении разгорелся очень крупный скандал по не подтверждению данных разведки по ряду крупных месторождений как россыпного золота, так и коренного. Была создана специальная группа для разбирательства и поиска виновных, куда включен был и я. Доразведку участка месторождения в районе пос. Холодный проводил уже Леша Каротаев, что он успешно сделал и утвердил запасы в ТКЗ.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 8
" Моим друзьям"
Лилово- розовый рассвет,
Морозный воздух сух.
И наст, принявший первый след
Уже тревожит слух .
Дышали воздухом одним,
Делили радость, боль.
Был кодекс чести нерушим.
Работа словно бой ,
Маршруты, карты, карабин,
Палатка и рюкзак.
Мир высоты и мир глубин
Жил в душах и сердцах!