Предыдущая публикация
Спасибо большое за поддержку. Бориса кремировали и развеем прах над морем мой тоже т.к. в Одессе никого не останется. Для нас его болезнь была шоком. Болеть желудок начал в феврале потом карантин но если бы обратился в феврале то это ничего бы не дало. Вот такое коварство этой страшной болехни! С увадением его супруга теперь вдова ---какое страшное слово!
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 10
Случилось то, что случается с каждым заболевающим смертельною внутреннею болезнью.
Сначала появляются ничтожные признаки недомогания, на которые больной не обращает внимания, потом признаки эти повторяются чаще и чаще и сливаются в одно нераздельное по времени страдание.
Страдание растёт, и больной не успеет оглянуться, как уже сознаёт, что то, что он принимал за недомогание, есть то, что для него значительнее всего в мире, что это — смерть.
Тоже случилось и со мной.
Я понял, что это — не случайное недомогание, а что-то очень важное, и что если повторяются всё те же вопросы, то надо ответить на них.
И я попытался ответить.
Вопросы казались такими глупыми, простыми, детскими вопросами.
Но только что я тронул их и попытался разрешить, я тотчас же убедился:
- во-первых, в том, что это не детские и глупые вопросы, а самые важные и глубокие вопросы в жизни,
- и, во-вторых, в том, что я не могу и не могу, сколько бы я ни думал
...ЕщёСлучилось то, что случается с каждым заболевающим смертельною внутреннею болезнью.
Сначала появляются ничтожные признаки недомогания, на которые больной не обращает внимания, потом признаки эти повторяются чаще и чаще и сливаются в одно нераздельное по времени страдание.
Страдание растёт, и больной не успеет оглянуться, как уже сознаёт, что то, что он принимал за недомогание, есть то, что для него значительнее всего в мире, что это — смерть.
Тоже случилось и со мной.
Я понял, что это — не случайное недомогание, а что-то очень важное, и что если повторяются всё те же вопросы, то надо ответить на них.
И я попытался ответить.
Вопросы казались такими глупыми, простыми, детскими вопросами.
Но только что я тронул их и попытался разрешить, я тотчас же убедился:
- во-первых, в том, что это не детские и глупые вопросы, а самые важные и глубокие вопросы в жизни,
- и, во-вторых, в том, что я не могу и не могу, сколько бы я ни думал, разрешить их.