Но она скрывала боль. Она была возле своего мужа, любовь к которому с годами становилась только горячей. На шутливый вопрос декабриста И.Д. Якушкина: “Кого же вы любите больше: Бога или Никитушку”, она ответила с улыбкой: “Господь не обидится, что Никитушку люблю более”. Красивая, нежная, добрая, отзывчивая на чужую беду она была опорой и примером для всех ее окружавших.
Проявляя заботу о других, она нередко забывала о себе самой.
Осенью 1832 года тяжело заболевает Никита Михайлович, затем дочь. Александра Григорьевна выходила обоих, однако волнения не прошли бесследно.
В конце октября 1832 года опять беременная Муравьёва сильно простудилась, бегая в каземат к своему ненаглядному Никитушке. От того, может, у неё снова случились неудачные роды, нареченная Аграфеной ( Агриппиной) девочка прожила всего восемнадцать часов.
Александра Григорьевна писала свекрови:
«Дорогая и добрейшая матушка! Не думайте, умоляю вас, что из-за последней утраты и по причине таких страданий я не могла написать вам, но у меня болело сердце, была слабость и сейчас, выздоравливая, я имею такие головокружения, что не могу присесть ни на мгновенье, и если мой почерк нехорош, то это потому, что я прилегла».
Вскоре она сама слегла. Два месяца боролась она со смертью, но организм, подточенный постоянным напряжением сил, моральными страданиями, болью потерь, страхом за близких, сдавал. Силы уходили, жизнь угасала. По каким-то семейным преданиям она боялась пожаров, считая их недобрым предзнаменованием. Во время ее болезни у них загорелась баня. Пожар погасили, но впечатление осталось. Затем в ее комнате загорелся абажур на свече, и она сказала окружающим: “Значит скоро конец”. За несколько дней до смерти она узнала, что Фонвизина родила сына и воскликнула: “Я знаю дом, где теперь радуются, но есть дом, где скоро будут плакать!” Это и сбылось.
Осенним вечером 22 ноября 1832г она составила последние письма родным и, не желая будить дочь, "простилась", поцеловав ее любимую тряпичную куклу.
22 ноября 1832 г. Александра Муравьева, которая стала для своего мужа не только женой, но и верным другом, и ангелом-хранителем, скончалась. Никита Муравьев, узнав о смерти жены, за одну ночь поседел.
У него остался только портрет, на котором его жена навсегда осталась молодой, здоровой и цветущей.
Ее отпевал плачущий местный священник, а в это время, всегда внешне спокойная и сдержанная на проявление эмоций Волконская, рыдала, стоя в сенях, и шептала: "Она умерла на своем посту". "В эту печальную ночь никто из нас не сомкнул глаз, мы бродили из угла в угол, как отуманенные", – запишет позже декабрист Н.И. Лорер.
Перед смертью Александра Григорьевна завещала похоронить ее в родовой усыпальнице, рядом с могилами родителей. Мастер на все руки декабрист Николай Бестужев отливает свинцовый гроб, делает и украшает деревянный. Однако царь не дает разрешения перевезти тело в Россию. Александру Григорьевну хоронят в Петровском Заводе. Сибирская земля в ноябре была скована льдом.
Могилу рыли каторжники-уголовники – только они, сызмальства привыкшие к физической работе, могли справиться с промерзшей на многие метры землей. Когда им предложили денег, уголовники ответили: «Какие деньги? Мы же мать хороним! Понимаете – мать!»
Неудивительно: Александрина помогала всем. Не только каторжникам, но и стражникам тоже. Нечеловеческие условия существования уравнивали всех.
Спустя какое-то время, когда из Петербурга придет очередной отказ перенести прах Александры в Тагино, Никита Михайлович и Н. Бестужев спроектируют и построят часовню с неугасимой лампадой над могилой. Ее свет, по выражению одного из декабристов, как путеводная звезда еще долго будет светить путникам, подъезжающим к Петровскому. По свидетельству Горбачевского, к могиле Александры Григорьевны, приходили и простые люди, чтобы поклониться памяти "первомученицы".
Лампада светилась в течение 37 лет, поддерживаемая декабристами. Часовня с прахом Александры Муравьевой сохранилась по сей день.
Комментарии 11