Школа Андрияки. «Одно завещаю вам всем – только любите!»

24 мая – 9 дней после смерти Народного художника России, основателя Академии акварели и изящных искусств Сергея Николаевича Андрияки. О рисовании для всех, новой классике, пельменях по-андрияковски вспоминают друзья мастера.
Он всю жизнь кому-то помогал
Дмитрий Анатольевич Буташин:
Сергей Николаевич Андрияка – это человек, в котором сочеталось огромное количество различных дарований. Ему было дано видеть красоту мира, и он учил других лицезреть этот мир преображенным и запечатлевать это прозрение красками.
Но главное – ему было даровано любить людей. И он стал потрясающим педагогом, который создал свою школу и воспитал огромное количество учеников, академистов-студентов. А многих из них вывел в педагоги. Он видел возможности каждого и давал талантам состояться.
Он действительно создал школу Андрияки. Не просто как учебное заведение, хотя и это важно. Но когда заходишь в какую-нибудь галерею и видишь работу, школу Андрияки видно сразу! Смотришь – да, какая-то знакомая фамилия, кто-то из учеников или может быть даже незнакомая фамилия. А тоже – ученик. При этом это потрясающей скромности человек. Он никогда не говорил, что он талантлив.
ТАЛАНТ – ЭТО МАКСИМУМ 5% ТОГО, ЧТО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА. ОСТАЛЬНЫЕ 95% – ТРУД, РАБОТА. И НА ЭТО ОН НАТАСКИВАЛ РЕБЯТ.
Сам он был фантастически работоспособен. Я с трудом могу вспомнить, а мы знакомы больше 30 лет, чтобы он спал больше 4-5 часов в сутки. Всегда с кисточкой, с карандашом – делал зарисовки. Только перед смертью провел день без набросков, этюдов – без карандаша, без кисти в руках.
Но его дело продолжают ученики – сколько уже выпусков у его школы, Академии. И это же беспрерывно с середины 90-х годов! Он запустил и отработал до мельчайших нюансов полный цикл подготовки высоко профессиональных кадров по различным направлениям художественных изящных искусств. Была возрождена Императорская Академия художеств. То, что было утеряно.
ОН КЛАССИК ВО ВСЕХ СМЫСЛАХ СЛОВА: И В ДУШЕ, И В ИСКУССТВЕ.
И он именно классическую школу возрождал, поддерживал.
ВСЕГДА ГОВОРИЛ: ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ВИДЕТЬ МИР ТАКИМ, КАКОЙ ОН ЕСТЬ, А НЕ ТАК, КАК ОН СЕБЕ ЕГО ВОЗНАМЕРИЛСЯ ТАМ ПРЕДСТАВИТЬ.
Относился с уважением к свободе, но надо же с уважением относиться и к первообразу, созданному Творцом.
Он всю жизнь кому-то помогал: найти себя, вылечиться, стать профессионалом, материальные трудности преодолеть. Чуть что случится, он всегда прибегал первый. Зачастую мир делится на художников и меценатов. А Сережа объединял в себе и то, и другое.
Тащил всё из дома в школу, в Академию. Покупал на свои деньги материалы для того, чтобы ребята могли работать, творить, учиться, – и это было на протяжении всей жизни. Помню, закупит кучу провианта и тащит сам, и нас всех загрузит. «Куда столько-то?!» – «Рисовать!». Это он, оказывается, студентам все эти яблоки, помидоры, хлеб на натюрморты нес, расставлял. «Они потом всё съедят!»
У него его собственный дом всегда был не на первом месте. Сначала – школа, Академия. Он мог не появляться по неделе дома, оставаясь ночевать в мастерской, делая какую-нибудь большую вещь к очередной выставке.
Про себя стоически шутил: «Чем хуже, тем лучше». Единственное, предупреждал и учеников, и друзей: от Бога только не отходите. Иначе, отходя от Света, мы сами попадаем туда, где действуют законы тьмы. Это будет очень мучительно.
От того-то от его картин исходят тепло, добро, свет, – что душа его стремилась к Богу, и он вкладывал душу в каждую из картин. Концентрация всей его жизни – в этих легких и столь мощных акварелях. У Сережи они светлые, даже если с грустинкой, – смотришь и на сердце легко.
Его мастерская была открыта для всех
Павел Храмшин:
Сережа – не просто друг, он – брат духовный. Когда к нему вдохновение приходило, а оно к нему приходило часто, мы заслушивались его! Так он глубоко и проникновенно говорил о духовной жизни. Причем не абстрактно, а практически – о насущном: о любви, о самоотвержении. Вроде как о самых простых человеческих ценностях, но так всё это у него одухотворенно получалось. В нем была такая внутренняя сила! Ее было не скрыть. Она и в общении проявлялась, как и в его работах.
У НЕГО НЕ ПРОСТО СВОЙ ПОЧЕРК, А КАКАЯ-ТО ОСОБАЯ ЭНЕРГЕТИКА У ЕГО КАРТИН. ВСЕ СРАЗУ ВИДЯТ: ЭТО АНДРИЯКА, НАСТОЯЩИЙ НАРОДНЫЙ ХУДОЖНИК.
Но как бы он ни был признан, сам он никогда не делил людей – по статусам, рангам. Субординацию знал, но окружающих никогда не делил, они всегда были для него равными. Так может только тот, кто сам живет по-Божьи. Поэтому он и был народным художником. Немногим это присуще.
И САМ СТАРАЛСЯ, И ДРУГИХ УЧИЛ «БЫТЬ, А НЕ КАЗАТЬСЯ».
В этом верность всем, кто тебя воспитал, Родине. Потому у него и творчество такое настоящее, что он был вот так в реальности укоренен, – не кривил, не лицемерил.
Как-то мы у друга генерал-лейтенанта Романа Владимировича Кутузова прыгали с парашютом. Сережа ногу себе повредил. Дело чуть ли не ампутацией грозило. В Склифе два месяца пролежал, – какие только светила науки проблему ни пытались решить, – всё безрезультатно.
Для Сережи это было еще и духовное испытание: «Это всё моё, – принимал, – это мне наказание».
Он и в последнюю свою болезнь говорил: «Мне надо еще потерпеть немножко. Господь меня очищает».
Вот и тогда врачи уже расписались в своем бессилии и выписали его на дачу: мол, если ухудшение будет – тогда только отнятие ноги. Так он на даче и лежал еще около полугода, нога загнивала...
Его Алексей Юрьевич Заров, главврач церковной больницы святителя Алексия, спас тогда. «Я, – сказал, – ничего не обещаю, но давайте попробуем». Помолились, и он еще раз прооперировал его. Собственно, даже говорил: «Я ничего особенного и не сделал…» Разрезали, почистили, опять зашили, снова – помолились.
Нога стала заживать. И человек восстановился. Феникс! Мы с ним потом еще и по Европе путешествовали. В Лувре для него было важно посмотреть определённые вещи. Я по этому городу за ним бежал, еле успевал, а он тогда ногу еще только разрабатывал! Он всегда был выше всех обстоятельств. Духом жил.
На Соловки любил ездить, – студентов, нас всех, своих друзей, туда возил. Каждый год, лет 10 подряд, мы всё время там все вместе в августе на Преображение бывали.
Даже я там с Сергеем Николаевичем писать пристрастился. Года три назад в первый раз взялся за карандаш. Оказывается, могу не 5 минут, а 4 часа сидеть. Сам сильно удивился. Хотя понял, что могу запросто писать именно когда вот такой мастер рядом находится.
Он и ставил себе это сверхцелью: всех научить рисовать. Смеялся: «Даже ежика научим рисовать. Хотел бы только сам ежик научиться». Только с ним на Соловках у меня всё и получилось, – больше ни разу не взялся. Мы сидели вместе с ним и рисовали. Красота вокруг: рассветы, закаты. Сидишь пишешь…
Там, на этих живописнейших Соловецких островах, что еще все и усеяны озерами, он стал, благодаря владыке Порфирию, рыбаком. В последние 2-3 года мы постоянно там рыбачили. Наместник там любит рыбалку, у него есть маленький катерочек. Сергей Николаевич никогда в жизни рыбу не ловил, попробовал, такую треску вытащил!
А еще он там грибы он собирал! Очень любил грибной суп и селедку по-соловецки. Свежую, сами солим – под груз, через час-полтора готова. Замечательная закуска была. Изыски он не любил.
ОН ВСЕГДА БЫЛ НА ЗЕМЛЕ – КОМУ ЧТО, А ЕМУ ВОТ КАРТОШЕЧКУ С СЕЛЁДОЧКОЙ.
Еще у него был фирменный рецепт от мастера, «соус по-андрияковски». Сметана, хрен, горчица – все смешивается, и – к пельменям. Первый всегда пробовал он. «Еще горчицы!» «Еще хрена!» А потом попробует, проберет аж до испарины на лысине. «Вот это – то, что надо!»
Его мастерская была открыта для всех. Я приводил к нему и тех, кто уже отчаялся. И он многих просто возвращал к жизни. У нас одна знакомая была в очень тяжёлом состоянии. А тогда как раз запустили в метро по Арбатско-Покровской ветке вагон, где развесили его акварели. Она ехала, такая подавленная, и вдруг – этот свет на картине! Говорит: в ней что-то как будто перевернулось. Стала смотреть, читать – Сергей Андрияка. Вспоминала, что мы с супругой знаем его. «Познакомьте меня с ним», – попросила. А потом уже – благодарила. У нее новая жизнь началась. Они и семьями сдружились.
Последние его дни были очень светлыми. Прощения просил, сам всех прощал. Это было настолько трогательно.
«ОДНО ЗАВЕЩАЮ ВАМ ВСЕМ – ТОЛЬКО ЛЮБИТЕ! ЛЮБИТЕ, ЧТОБЫ ВСЕ С ДРУГ ДРУГОМ БЫЛИ ВМЕСТЕ».
Любовь – и цель, и итог его жизни.