Блицкриг по-русски
Но не только мощь обрушенного на врага смертоносного металла и броня армады танковых армий позволяла нашим воинам такими удивительными темпами гнать немца с оккупированных им наших территорий. На освобождаемых землях наши победоносные воины ежедневно сталкивались с результатами действий зверей в человеческом обличии.
Несколько ранее, следуя по землям западных русских областей, Псковщины и Одесской области, Брянщины и Малороссии, Смоленщины и Крыма, Донских степей и Белоруссии, буквально на каждом шагу освободители сталкивались со следами звериных повадок оккупантов: сожженными селами, до основания разрушенными городами, где повсеместно следы преступной деятельности вторгшихся полчищ басурман взывали к отмщению.
Но увиденное и на территории Польши не могло оставить равнодушным никого. Вот что сообщает Маршал Жуков о своем впечатлении после увиденного в освобожденном лагере Майданек:
«Как известно, фашисты истребили в этом лагере около полутора миллионов человек, в том числе стариков, женщин и детей. То, что рассказали мне очевидцы, забыть невозможно» (Маршал Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Том 2. Издательство агентства печати новости. М., 1978. С. 232–233).
Именно подобные впечатления помогали русскому человеку крушить орды этих людоедов совершенно без намека на какие-либо по отношению к ним сантименты.
Но и после захвата всех иных немецких лагерей впечатлений для поводов к жесточайшему отмщению этим изуверам было более чем предостаточно:
«1944 год был самым тяжелым для узников Освенцима… Особенно зверствовали эсесовцы с апреля до сентября… Бывали дни, когда в крематориях и на кострах сжигали в сутки до 15 тысяч человек. Крематорий дымил, и костры во рвах горели днем и ночью» (Решин Е.Г. Генерал Карбышев. Издательство ДОСААФ СССР. М., 1973. С. 343).
Но и много позже поводов для перемены к ним отношения у нормальных людей не имеется и в самом еще зачатии:
«Фашистские зверства в Майданеке, ставшие позднее известными всему миру, были квалифицированы как тягчайшие преступления против человечества» (Маршал Жуков Г.К., с. 232–233).
А вот что они сделали со столицей Польши:
«“Фашистские варвары уничтожили столицу Польши — Варшаву. С ожесточенностью изощренных садистов гитлеровцы разрушали квартал за кварталом. Крупнейшие промышленные предприятия стерты с лица земли. Жилые дома взорваны или сожжены… Десятки тысяч жителей уничтожены… Город мертв” (Архив МО СССР, ф. 223, оп. 2356, д. 570, л. 4.).
Слушая рассказы о зверствах, которые творили немецкие фашисты во время оккупации, и особенно перед отступлением, трудно было даже понять психологию и моральный облик вражеских войск.
Особенно тяжело переживали разрушение Варшавы польские солдаты и офицеры. Я видел, как плакали закаленные в боях воины и давали клятву покарать потерявшего человеческий облик врага. Что касается советских воинов, то все мы были ожесточены до крайности и полны решимости крепко наказать фашистов за все злодеяния.
Войска смело и быстро ломали всякое сопротивление противника и стремительно продвигались вперед» (Там же, с. 258).
А потому хоть и были превращены границы этого волчьего логова, именуемого Восточной Пруссией, в настоящую крепость, но для победоносной армии, стремящейся отомстить врагу за лютую смерть своих родных и близких от рук негодяев, пытающихся теперь спрятаться за бетонированными долговременными укреплениями от справедливого возмездия, эти укрепления непреодолимыми не являлись. И вот что сообщают наши бойцы, ворвавшиеся в эти бетонные норы:
«Мы увидели здесь бетонированные траншеи полного профиля, блиндажи, проволочные заграждения, бронеколпаки, артиллерийские капониры, убежища. Но продвижение войск было столь стремительным, что противник не успел занять по-настоящему этот рубеж, и солдаты 3-й армии преодолели его почти что с ходу» (Рокоссовский К.К. Солдатский долг. Воениздат. М., 1968. С. 315).
И так велико было у наших солдат желание настичь и покарать это крысиное людоедское племя, пытающееся улизнуть в свою глубокую нору, что застигнутые на марше вражеские колонны во мгновение ока сметались с нашего пути, оставляя на полях русской славы горы трупов и искореженного железа:
«Главное командование немецких войск перебросило в район Лодзи из Восточной Пруссии танковую дивизию “Великая Германия” и еще пять дивизий с Запада, чтобы остановить наступление 1-го Белорусского фронта, но эти войска были разбиты, не успев даже как следует развернуться. Удар был настолько стремительным и ошеломляющим, что немцы потеряли всякую надежду…» (Маршал Жуков Г.К., с. 258).
Днем 25 января Жукову позвонил Сталин:
«Выслушав мой доклад, он спросил, что мы намерены делать дальше.
— Противник деморализован и не способен сейчас оказать серьезное сопротивление, — ответил я. — Мы решили продолжать наступление с целью выхода войск фронта на Одер» (Там же).
Решение было правильным, потому как:
«26 января разведка 1-й гвардейской танковой армии достигла мезерецкого укрепленного рубежа и захватила большую группу пленных. Из их показаний было установлено, что этот укрепленный район на многих участках еще не занят немецкими войсками, их части еще только выдвигаются туда. Командование фронта приняло решение ускорить движение…» (Там же, с. 259).
И вновь темпы нашего стремительного наступления не давали врагу опомниться:
«Ведущую роль в преследовании противника играли танковые объединения и соединения, а также механизированные и кавалерийские корпуса. Используя свою подвижность, они действовали по отдельным направлениям, обходя узлы вражеского сопротивления, смело развивали наступление в глубину, отрываясь от главных сил общевойсковых армий на 45–100 км. Наступая с темпом 35–45 км в сутки, они срывали планы противника по организации обороны на подготовленных рубежах. Вслед за подвижными соединениями продвигались и общевойсковые армии с темпом до 30 км в сутки…
К исходу 19 января 3-я гвардейская танковая, 5-я гвардейская и 52-я армии передовыми частями пересекли границу. Как большой праздник отмечали войска вступление на территорию фашистской Германии… Все рвались в бой, Раненые требовали скорейшей выписки из госпиталей…» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10. Воениздат М., 1979. С. 77).
«К утру 31 января передовой отряд форсировал Одер и захватил плацдарм в районе Кинитц—Гросс—Нойендорф—Рефельд.
Появление советских войск в 70 километрах от Берлина было ошеломляющей неожиданностью для немцев.
В момент, когда отряд ворвался в город Кинитц, на его улицах спокойно разгуливали немецкие солдаты, в ресторане было полно офицеров. Поезда по линии Кинитц—Берлин курсировали по графику…» (Маршал Жуков Г.К., с. 260).
И вдруг — русские танки…
Однако же немцы вскоре опомнились — захваченный нами плацдарм на Одере угрожал скорым падением самого Берлина. А потому:
«…гитлеровцы с трех сторон атаковали передовой отряд.
Противник, несмотря на большие потери, упорно лез вперед. Его танкам даже удалось прорваться в район огневых позиций… Создалась критическая обстановка. Танки врага угрожали выйти в тыл отряда, и тогда едва ли можно было удержаться на захваченном рубеже. Дело дошло до того, что в батарее капитана Н.И. Кравцова осталось только одно противотанковое орудие. Его расчет под командованием старшего сержанта Н.А. Бельского вступил в единоборство с 8 танками противника.
Весь боезапас орудия составляли тринадцать снарядов.
Николай Бельский еще раз пересчитал их. Да, всего тринадцать, а танков восемь.
— Будем бить в упор, наверняка, сказал он товарищам. — Умрем, но не пропустим врага.
Старший сержант Н.А. Бельский и его боевые друзья Каргин и Кчерюсов были опытными бойцами. От их стойкости и мастерства зависел исход боя.
Они заранее закатили пушку в сарай и, проломив отверстие в стене, установили ее на прямую наводку. Здесь была защита от огня и в то же время можно было бить в борт танков.
Уже слышан лязг гусениц. Старший сержант Н.А. Бельский сам встал за прицел. До головного танка оставалось не более 150 метров. Отчетливо виден фашистский крест.
Стараясь быть спокойным, сержант Н.А. Бельский прицелился, подпустил танк поближе. Выстрел. Снаряд угодил в бак с горючим. Над танком вспыхнуло рыжее пламя. Следующий снаряд тоже метко попал в цель — второй танк безпомощно завертелся с перебитой гусеницей. Через минуту пламя окутало третий танк. Это была мастерская работа!
Пять фашистских танков уже дымились перед нашими окопами. Три остальных повернули назад» (Там же, с. 261).
То есть поступили для немца весьма приобыденнейше — струсили: жажда жизни сильней.
И вот подоспела помощь:
«Вслед за передовым отрядом начал захват и расширение плацдарма 26-й гвардейский стрелковый корпус…
…286-й и 283-й гвардейские полки завязали бой на плацдарме, опрокидывая сопротивлявшегося противника» (Там же).
А вот как дела обстояли несколько севернее — в зоне действия 2-го Белорусского фронта:
«Введенная в прорыв 5-я гвардейская танковая армия устремилась к морю, сметая на своем пути разрозненные, захваченные врасплох неприятельские части, не давая им возможности закрепиться. Опорные пункты с организованной обороной танкисты обходили — их добивали двигающиеся следом части 48-й и 2-й Ударной армий. Уже 25 января танковая армия своими передовыми частями, а 26-го — главными силами вышла к заливу Фриш-Гаф в районе Толькемито (Толькмицко) и блокировала Эльбинг, отрезав этим пути отхода противнику из Восточной Пруссии на запад» (Рокоссовский К.К., с. 316).
Для попытки остановки безудержного вала русского наступления немцы перекинули:
«…из внутренних районов Германии и с западного фронта 29 дивизий и 4 бригады (Сборник материалов по составу, группировке и перегруппировке сухопутных войск фашистской Германии, вып. 5, с. 16–20, 36–42). Однако это не спасло противника от сокрушительного поражения. 35 вражеских дивизий было уничтожено, 25 потеряли от 50 до 70 процентов своего состава (Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945. Краткая история. М., 1970. С. 466). Только в плен было взято 147, 4 тыс. фашистских солдат и офицеров, захвачено около 14 тыс. орудий и минометов, до 1, 4 тыс. танков и штурмовых орудий и много другого вооружения и военного имущества (Архив МО, ф. 233, оп. 2356, д. 572, лл. 252–253; ф. 236, оп. 2673, д. 2747, л. 15)” (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10. Воениздат М., 1979. С. 85).
«Оперативное командование вермахта металось в поисках правильного решения. 26 января Гитлер отстранил от командования группой армий “Центр” генерал-полковника Рейнгарда…
За семь месяцев немецкое командование сместило трех командующих войсками группы армий “Центр”» (Шапиров А. Черняховский. «Молодая гвардия». М., 1985. С. 298).
Но все не впрок. Вот как подытоживает безоговорочное поражение своих войск Гудериан:
«“Ужасный месяц январь подтвердил все наши опасения в отношении крупного наступления русских… В первые дни февраля наше положение… стало роковым” (H. Guderian. Erinnerungen eines Soldaten, S. 392)…
Избранный Ставкой Верховного Главнокомандования способ разгрома противника путем нанесения мощных глубоких, рассекающих ударов полностью соответствовал сложившейся обстановке. Такой способ сорвал замыслы гитлеровского командования последовательной обороной подготовленных между Вислой и Одером рубежей измотать и обезкровить советские войска. Висло-Одерская операция — образец подготовки и осуществления крупнейшей стратегической операции. Ее результаты показали, что решительных целей можно достигнуть не только в боевых действиях на окружение, но и при нанесении мощных фронтальных ударов… всего 23 дня потребовалось советским войскам, чтобы продвинуться в глубину до 500 км со средним темпом почти 25 км в сутки» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10., с. 86).
«Большую помощь пехоте на западном берегу оказывала авиация 4-й воздушной армии, совершившая в этот день 3 260 самолетовылета. Наше господство в воздухе было полное. Действия вражеской авиации ограничивались разведкой» (Рокоссовский К.К., с. 365).
А всего:
«За период с 12 января по 3 февраля 16-я и 2-я воздушные армии совершили 24, 5 тыс. самолетовылетов…» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10., с. 86).
Шквал русского наступления был для врага губителен:
«Противник нес огромные потери, но остановить нас не мог.
…Враг вводил все новые и новые резервы, вплоть до наспех созданных батальонов с названием городов, их сформировавших. Но это была уже агония. Как смертельно раненый зверь огрызается в диком безумии, так и фашисты дрались до последнего. У них оставалась последняя надежда дождаться подхода англичан и американцев, сдаться им… На большее, по-видимому, они уже не рассчитывали и потому дрались с ожесточением самоубийц.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев