Предыдущая публикация
Анатолий Папанов о войне:
Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать. Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Рафаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал…
Мы бежали недалеко друг от друга и перекликались — проверяли, живы ли. И вдруг:
— То-о-о-ли-ик!
Обернулся. Алик падает…
Рядом кто-то кричал:
— Чего уставился? Беги со всеми, а то и самому достанется, если на месте-то…
Я бежал, не помня себя, а в голове стучало: нет Алика, нет Алика… Помню эту первую потерю как сейчас…
Из оставшихся в живых сформировали новый полк — и в те же места. Грохот такой стоял, что порой сам себя не слышал.
А однажды утром была абсолютная тишина, и в ней неожиданно:
— Ку-ка-ре-ку-у!..
Петух какой-то по старой привычке начинал день. Было удивительно, как только он выжил в этом огне. Значит, жизнь продолжается…
А потом тишину разорвал рев танков. И снова бой.
И снова нас с кем-то соединили, и снова — огненная коловерть… Командиром нашего взвода назначили совсем молоденького, только что из военшколы, лейтенанта. Еще вчера он отдавал команды высоким, от юношеского смущения срывающимся голосом, а сегодня… я увидел его лежащим с запрокинутой головой и остановившимся взглядом.
Я видел, как люди возвращались из боя совершенно неузнаваемыми. Видел, как седели за одну ночь. Раньше я думал, что это просто литературный прием, оказалось — нет. Это прием войны…
Но там же я видел и познал другое. Огромную силу духа, предельную самоотверженность, великую солдатскую дружбу. Человек испытывался по самому большому счету, шел жесточайший отбор, и для фронтовика немыслимо было не поделиться с товарищем последним куском, последним куревом. Может быть, это мелочи, но как передать то святое чувство братства — не знаю, ведь я актер, а не писатель, мне легче показать, чем сказать.
Говорят, человек ко всему привыкает. Я не уверен в этом. Привыкнуть к ежедневным потерям я так и не смог. И время не смягчает все это в памяти…
…Мы все очень надеялись на тот бой. Верили, что сможем выполнить приказ командования: продвинуться в харьковском направлении на пять километров и закрепиться на занятых рубежах.
Мороз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться.
Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню…
Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли.
В госпитале меня оперировали, вытащили осколок, а потом отправили санпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске.
Я из своего фронтового опыта помню госпиталь под Махачкалой, заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: «Валенки, валенки…»
Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, а в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте «Валенки»…
Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: «Люди». Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова «за того парня» звучат уж никак не отвлеченно…
После ранения на фронт я вернуться уже не смог. Меня комиссовали подчистую, никакие мои просьбы и протесты не помогли — комиссия признала меня негодным к воинской службе. И я решил поступать в театральный институт. В этом был своего рода вызов врагу: инвалид, пригодный разве что для работы вахтера (я действительно побывал на такой работе), будет артистом. И здесь война вновь страшно напомнила о себе — требовались парни, а их не было… Так что те слезы в фильме «Белорусский вокзал», в квартирке бывшей медсестры, вовсе не кинематографические.
Лично я не стал бы называть войну школой. Пусть лучше человек учится в других учебных заведениях. Но все же там мы научились ценить Жизнь — не только свою, а ту что с большой буквы. Все остальное уже не так важно…
Следующая публикация
Комментарии 1
Когда – то был Союз Советский
И вот нахлынула беда -
Пришёл фашист, солдат немецкий,
Чтобы остаться навсегда.
Война калечит без разбора,
Калечит души и тела…
Страшнее всякого террора
Её проклятые дела!
Но вот и Май! Пришла Победа!
Задумайтесь, прошу я вас.
Ведь не увидит больше света
Солдат, оставшийся без глаз!
Солдат без ног ходить не будет,
Тележка – вот его удел!
И просит он: "Подайте люди!
Я ног лишиться не хотел."
А вот ещё один калека,
Лишился рук он на войне.
Под ним скрипит его телега
И просит он: " Подайте мне!"
А вот ещё один обрубок,
Ни рук, ни ног, не говорит.
Дитя военных мясорубок
У Храма Божьего лежит.
Ни дать, ни взять - лежит полено.
Начальству портит внешний вид!
И так брезгливо и надменно
Оно, сощурившись глядит.
Народ Российский остроумен -
Их " самоварами" нарёк!
Не в злобе, нет - он сам безумен,
Бежит с утра в пивной ларёк.
Их сотни тысяч, год от года -
И добры...Ещё Сталин дал приказ.
Когда – то был Союз Советский
И вот нахлынула беда -
Пришёл фашист, солдат немецкий,
Чтобы остаться навсегда.
Война калечит без разбора,
Калечит души и тела…
Страшнее всякого террора
Её проклятые дела!
Но вот и Май! Пришла Победа!
Задумайтесь, прошу я вас.
Ведь не увидит больше света
Солдат, оставшийся без глаз!
Солдат без ног ходить не будет,
Тележка – вот его удел!
И просит он: "Подайте люди!
Я ног лишиться не хотел."
А вот ещё один калека,
Лишился рук он на войне.
Под ним скрипит его телега
И просит он: " Подайте мне!"
А вот ещё один обрубок,
Ни рук, ни ног, не говорит.
Дитя военных мясорубок
У Храма Божьего лежит.
Ни дать, ни взять - лежит полено.
Начальству портит внешний вид!
И так брезгливо и надменно
Оно, сощурившись глядит.
Народ Российский остроумен -
Их " самоварами" нарёк!
Не в злобе, нет - он сам безумен,
Бежит с утра в пивной ларёк.
Их сотни тысяч, год от года -
И добрый Сталин дал приказ:
"Убрать из городов уродов!
Их с глаз долой! Избавьте нас!"
Хватило ночи, чтоб исполнить.
Желанье Сталина – закон!
Вагоны грязные заполнить,
Из городов героев – вон!
Блестят медали с орденами
И только слышен мат и стон!
"За что же так ты, Сталин, с нами?"
В ответ молчит великий ОН.
Где малярийные болота,
На одиноких островах,
Закончив жизнь свою, пехота
Лежит в нетёсаных гробах…
Танкисты, лётчики, разведка -
У всех калек одна судьба!
И только вскрикнет птица редко
У поминального столба…
Арик Став. Май 2021 год.