Кладбище было там, где сейчас стоит парк справа от моста на левой стороне улицы Москатова напротив школы юных техников. Хватило ума не строить дома на костях, хотя изначально планы такие были построить вдоль линии ЖД ряд 2-ух этажных сталинок в начале 50-ых годов.
О воинском кладбище я впервые узнал осенью 1985 года, когда гуляли здесь с женой и сыном в коляске. Присели на единственную тогда там лавочку, где уже сидела пожилая женщина. Она долго смотрела на нас, а потом сказала, чтобы мы не приходили сюда, так как здесь плохая аура - души погибших немецких солдат наблюдают за нами. С тех пор, часто проходя мимо парка, рука тянется помолиться как положено на погосте, а мозг вспоминает одну историю.
Недалеко от Дуровского (Банного) спуска к морю, который начинается от улицы Энгельса, в доме под № 41 до войны находился небольшой продуктовый магазинчик, или как его тогда называли «продуктовая лавка». Магазин и по сей день там находится. Только теперь у него другие хозяева и несколько иной ассортимент товаров. А до войны за прилавком стоял маленький, тихий еврей, которого все называли не иначе как по отчеству — Маркович. У Марковича можно было купить продукты в долг. Он вел амбарную книгу, в которую записывал постоянных клиентов, а потом наступал день расчетов, и все исправно отдавали ему долги. Эта старая традиция жила в городе еще с дореволюционных времен. Торговля «в кредит» придавала лавке популярность и делала ей хорошую рекламу. Сюда зачастую забегали соседи близлежащих дворов перехватить пятерку-другую до получки. И Маркович никому не отказывал. Особой выручки лавка не давала, но в летний период, когда на городской пляж шли тысячи горожан, нарасхват шел холодный лимонад местно...ЕщёНедалеко от Дуровского (Банного) спуска к морю, который начинается от улицы Энгельса, в доме под № 41 до войны находился небольшой продуктовый магазинчик, или как его тогда называли «продуктовая лавка». Магазин и по сей день там находится. Только теперь у него другие хозяева и несколько иной ассортимент товаров. А до войны за прилавком стоял маленький, тихий еврей, которого все называли не иначе как по отчеству — Маркович. У Марковича можно было купить продукты в долг. Он вел амбарную книгу, в которую записывал постоянных клиентов, а потом наступал день расчетов, и все исправно отдавали ему долги. Эта старая традиция жила в городе еще с дореволюционных времен. Торговля «в кредит» придавала лавке популярность и делала ей хорошую рекламу. Сюда зачастую забегали соседи близлежащих дворов перехватить пятерку-другую до получки. И Маркович никому не отказывал. Особой выручки лавка не давала, но в летний период, когда на городской пляж шли тысячи горожан, нарасхват шел холодный лимонад местного пивзавода, на котором можно было заработать копеечку. Приторговывал Маркович и рыбой, которую ему таскали местные рыбаки-соседи. В один из первых оккупационных дней (если не в первый), около магазинчика Марковича остановился немецкий легковой автомобиль. Из машины вышел офицер и с ним еще два младших чина. Компания ввалилась в лавку и с любопытством стала осматривать опустевшие витрины. Немцы о чем-то весело переговаривались и пальцами указывали по сторонам. По всей видимости, их развеселили пустые полки далеко не европейского вида магазинчика. Офицер ткнул перчаткой в продавца: «Jude?» — спросил немец. «1а, ich bin Jude», — ответил до смерти перепуганный Маркович. «Gibt's Schnaps?» — последовал новый вопрос. «1а, naturlich, ein Moment, Неггеп», — услужливо ответил продавец и скрылся в подсобке магазина. Через минуту он появился с тарелкой в руках. На тарелке лежала закуска и порезанный хлеб. Под мышкой он держал бутылку водки из старых запасов. Немцы при виде угощения дружно закивали головой, приговаривая: «О, gut! Sehr gut!» Но пить не стали. Они приказали Марковичу все лежащее в тарелке завернуть в чистую бумагу. Забирая из рук продавца бутылку, офицер, коверкая слова, произнес: «Карашо, отшень карашо!» И вся компания направилась к выходу. За всем этим через зарешеченное окно магазина наблюдали подошедшие соседи, которые при виде немцев войти внутрь не рискнули. Мало ли что! А на утро по улице уже разносилась молва, как Маркович «угощал» немцев. Через девять дней безобидного еврея Марковича расстреляют в старом глиняном карьере села Петрушино, как и тысячи его соплеменников, только за то, что их угораздило родиться под звездой Давида.
То, что воинское кладбище было рядом с ЖД вокзалом не удивительно. Небольшое кладбище начало бурно разрастаться с августа 1942 года. С Харькова на Сталинград через Таганрог шли эшелоны с техникой, боеприпасами и личным составом. Обратно шли эшелоны с раненными. В Таганроге снимали умерших и тут же рядом с вокзалом хоронили. Читал воспоминания офицера Вермахта: " В Таганроге сняли более сотни умерших. Весь перрон вокзала чернел от тел "... Шла Сталинградская битва.
Сообщение о смерти солдата Вермахта. Получил ранение 9 ноября 1942 года в Сталинграде. Скончался 16 декабря 1942 года. Снят в Таганроге и захоронен на кладбище у ЖД вокзала. Парню было 19 лет.
Комментарии 59
В один из первых оккупационных дней (если не в первый), около магазинчика Марковича остановился немецкий легковой автомобиль. Из машины вышел офицер и с ним еще два младших чина. Компания ввалилась в лавку и с любопытством стала осматривать опустевшие витрины. Немцы о чем-то весело переговаривались и пальцами указывали по сторонам. По всей видимости, их развеселили пустые полки далеко не европейского вида магазинчика. Офицер ткнул перчаткой в продавца: «Jude?» — спросил немец. «1а, ich bin Jude», — ответил до смерти перепуганный Маркович. «Gibt's Schnaps?» — последовал новый вопрос. «1а, naturlich, ein Moment, Неггеп», — услужливо ответил продавец и скрылся в подсобке магазина. Через минуту он появился с тарелкой в руках. На тарелке лежала закуска и порезанный хлеб. Под мышкой он держал бутылку водки из старых запасов. Немцы при виде угощения дружно закивали головой, приговаривая: «О, gut! Sehr gut!» Но пить не стали. Они приказали Марковичу все лежащее в тарелке завернуть в чистую бумагу. Забирая из рук продавца бутылку, офицер, коверкая слова, произнес: «Карашо, отшень карашо!» И вся компания направилась к выходу.
За всем этим через зарешеченное окно магазина наблюдали подошедшие соседи, которые при виде немцев войти внутрь не рискнули. Мало ли что! А на утро по улице уже разносилась молва, как Маркович «угощал» немцев.
Через девять дней безобидного еврея Марковича расстреляют в старом глиняном карьере села Петрушино, как и тысячи его соплеменников, только за то, что их угораздило родиться под звездой Давида.