Есть мнение, что Корней Чуковский никогда бы не написал «Мойдодыра» и «Айболита», если бы не его младшая дочь по имени Мура. Корней Иванович вообще не считал себя детским писателем. В его собрании сочинений — 15 томов, и лишь один из них состоит из детских произведений. Он писал научные труды об искусстве перевода и на литературоведческую тему, в его активе — множество высококлассных профессиональных переводов Киплинга, О. Генри, Марка Твена, Конан Дойля... Но когда мы вспоминаем его имя, приходят на ум именно его детские произведения. И это вполне объяснимо.
Общение с детьми — «счастливейший вид отдыха», говорил Чуковский, отец четверых детей. Он женился в 21 год на женщине, которая была на два года старше, — Марии Борисовне.
В этом браке через короткие промежутки времени на свет появились Лидия, Николай и Борис. Лидия впоследствии сделалась правозащитницей, кроме того, она была писательницей и переводчицей — пошла по стопам отца. И Николай, кстати, тоже. Младший сын Борис погиб на фронте.
Говорят, что своих детей Чуковский просто обожал, и они отвечали взаимностью. Часами играли с отцом, и он позволял им буквально все — катал их на плечах, разрешал ползать и прыгать по себе, придумывал захватывающие игры и развлечения.
Когда родилась самая младшая дочь, Мария, она стала для 38-летнего Чуковского не просто любимицей, — она стала его вдохновительницей, музой и даже соавтором.
У Чуковского есть сказка «Чудо-дерево». В ней рассказывается о девочке Мурочке, которая это дерево вырастила. Мурочка — это и есть Мария, так девочку ласково называли дома.
Мура родилась в сложном 1920 году. Шла гражданская война. Книги Чуковского критиковали и запрещали. Чтобы не остаться совсем без денег, он читает лекции и перебивается случайными заработками.
Но именно в те годы, когда Мурочка росла и взрослела, он написал лучшие свои детские произведения. Для нее. Благодаря ей.
Поздняя дочка стала для писателя настоящим счастьем. Он проводил с ней каждую свободную минуту, с трепетом наблюдая и записывая в дневник каждый шаг, каждое новое слово, выученное малышкой.
«24 декабря 1922. Первое длинное слово, которое произнесла Мурка, — Лимпопо». (запись из дневника писателя)
В 1923 году, когда Муре было три годика, вышли знаменитые сказки Чуковского «Мойдодыр» и «Тараканище», а через год — «Бармалей».
Именно для нее Чуковский сочиняет и записывает сказки в стихах. Иначе было нельзя — только с папиными присказками и прибаутками она соглашалась есть и спать. А эти присказки потом складывались в истории.
К тому времени, когда Муре исполнилось 5 лет, Чуковский выпустил сборник «Муркина книга», посвятив его сами теперь понимаете кому.
Живая, смышленая девочка быстро выучилась читать, у нее было удивительно тонкое понимание поэзии, и скоро не было для Корнея Ивановича лучшего собеседника, чем младшая дочь: они подолгу обсуждали прочитанные книги, Мура легко запоминала длинные стихи и с удовольствием декламировала их.
Когда девочке исполнилось 7 лет, родители едва не потеряли ее. Тяжелый приступ аппендицита надолго уложил ребенка в постель. Врачи запрещали ей принимать пищу и рекомендовали прикладывать лед: антибиотиков тогда не существовало, и других способов лечить аппендицит не знали. Чуковский с болью наблюдал, как худенькая дочка становится все невесомее, как заостряется ее личико...
Он уже и не надеялся на выздоровление. Но в тот раз судьба пощадила любящего отца: Мура поправилась. А в сердце писателя поселился страх потерять свою любимицу.
Настоящая беда пришла в декабре 1929-го: у Муры обнаружили костный туберкулез. В то время это была по-настоящему грозная и неизлечимая болезнь. Чтобы с ней бороться, необходим был сильный организм. У девочки, росшей в голодные годы, особых сил не было...
Известие о туберкулёзе пришло почти одновременно с публикацией Корнеем Чуковским отречения от своих произведений в «Литературной газете».
Несмотря на то, что сказки были напечатаны большим тиражом и выдержали множество изданий, они не вполне отвечали задачам советской педагогики.
В феврале 1928 года в «Правде» была опубликована статья заместителя народного комиссара просвещения РСФСР Н. К. Крупской «О „Крокодиле“ Чуковского».
«Такая болтовня — неуважение к ребёнку, — писала вдова Ленина. — Сначала его манят пряником — весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, „Крокодила“ ребятам нашим давать не надо...»
Как это бывало, при коллективном избиении писателей в Стране Советов тут же придумали новый термин — «чуковщина».
Про «чуковщину» тогдашние пропадандисты писали в следующем стиле:
Чуковский и его единомышленники дали много детских книг, но мы за 11 лет не знаем у них ни одной современной книги, в их книгах не затронуто ни одной советской темы, ни одна их книга не будит в ребенке социальных чувств, коллективных устремлений. Наоборот, у Чуковского и его соратников мы знаем книги, развивающие суеверие и страхи («Бармалей», «Мойдодыр», «Чудо-дерево»), восхваляющие мещанство и кулацкое накопление («Муха-цокотуха», «Домок»), дающие неправильные представления о мире животных и насекомых («Крокодил» и «Тараканище»).
Оказавшись в центре скандала, одним из инициатором которого была вдова Ленина, Чуковский растерялся и в декабре 1929 года в «Литературной газете» опубликовал письмо, в котором публично «отрекся» от старых сказок и заявил о намерении изменить направление своего творчества, написав сборник стихов «Весёлая колхозия». Этот сборник так никогда не выйдет из-под его пера, а следующая стихотворная сказка будет написана только через 13 лет.
Писатель до самой своей кончины считал смертельную болезнь дочери возмездием за этот поступок — за «отречение» от сказок, написанных для Муры. Болезнь Муры развивалась стремительно: сначала заболела нога, потом глаз.
Всем существом своим противился Корней Иванович мыслям об её неизбежной гибели. Не верил. Не желал верить! То ему казалось, что врачи ошиблись. Бывает ведь так? То он понимал, что ребёнок гибнет. То, внушив себе, что она больна только временно, что она, несомненно, поправится, заставлял её учиться, задавал ей уроки, чтобы она не отстала от класса. То в полном отчаянии убегал из дома, не в силах выносить страдания ребёнка и горе Марии Борисовны.
На долю Чуковского выпало страшное: изо дня в день видеть, как угасает его любимый ребенок. Мура перестала видеть одним глазом, потом болезнь поразила второй, у нее начинаются боли в ногах...
Чуковский решается перевезти Муру в один из крымских санаториев. Говорили, что климат и мастерство врачей может творить чудеса. Перевозка становится ужасным испытанием: девочка кричит от боли при каждом толчке и повороте машины... Но привезли ее слишком поздно, болезнь была в запущенном состоянии.
Во время сильных приступов боли Мура просила, чтобы отец держал ее за руку и без остановки рассказывал — все равно что, хоть стихи, хоть сказки, главное, не останавливаться.
Вот стихи Мурочки из санатория, записанные отцом. Позднее он включил их в книгу «От двух до пяти»:
Я лежу сейчас в палате
Рядом с тумбой на кровати.
Окна белые блестят,
Кипарисы шелестят,
Ряд кроватей длинный, длинный...
Всюду пахнет медициной.
Сестры в беленьких платках,
Доктор седенький в очках.
«7 мая 1930. Про Муру. Мне даже дико писать эти строки: у Муры уже пропал левый глаз, а правый — едва ли спасется. Ножка ее, кажется, тоже погибла. <...> Как плачет М. Б. — раздирала на себе платье, хватала себя за волосы». (из дневника писателя)
Летом 1931 года Чуковские забрали дочь на съёмную квартиру. В августе ей, казалось, полегчало. Но уже в сентябре Марии снова стало хуже: «Старается быть веселой — но надежды на выздоровление уже нет никакой». К середине октября Мурочке стало совсем плохо.
В итоге после долгих мучений, ампутаций и операций вечером 10 ноября 1931 года Мария Чуковская умерла. Она не дожила до 12 лет. Муру похоронили там же в Крыму, на старом Алупкинском кладбище.
После смерти дочери Чуковский на всю жизнь возненавидит Крым, где его любимый ребенок вынес нечеловеческие страдания.
В июле 1932 года Чуковский писал в дневнике: «И вот уже тянется мутная гряда — Крым, где ее могила. С тошнотою гляжу на этот омерзительный берег. И чуть я вступил на него, начались опять мои безмерные страдания. Могила. Страдания усугубляются апатией. Ничего не делаю, не думаю, не хочу. Живу в долг, без завтрашнего дня, живу в злобе, в мелочах, чувствую, что я не имею права быть таким пошлым и дрянненьким рядом с ее могилой — но именно ее смерть и сделала меня таким. Теперь только вижу, каким поэтичным, серьезным и светлым я был благодаря ей. Все это отлетело, и остался... да в сущности ничего не осталось».
Шло время. Литературные скандалы вокруг Чуковского утихли, его перестали критиковать, затем признали одним из лучших детских писателей. Его стихотворные сказки начали издавать огромными тиражами, а потом и вовсе писателя отметили Ленинской премией и вручили орден Ленина. Только вот он никогда больше не напишет для детей ничего сравнимого с тем, что он писал для Муры.
«24 февраля 1932. Москва. Ясное небо. Звезды. Сегодня день Муриного рождения. Ей было бы 12 лет. Как хорошо я помню зеленовато-нежное стеклянное, петербургское небо того дня, когда она родилась. Небо 1920 года. Родилась для таких страданий. Я рад, что не вижу сегодня этого февральского предвесеннего неба, которое так связано для меня с этими ее появлениями на свет». (из дневника писателя)
- - -
Если ❤️ истории о книгах и писателях, рекомендуем подписаться на наш канал в тг 👆 (см. закрепленный пост)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев