Не обделили это село красивым названием. Гора, да ещё и Пречистая. Раскинулось оно на просторах Юрьевского Ополья, в том месте, где в главную его реку – Колокшу – впадает речушка с милым женским именем Тома. С верхотуры этой возвышенности, а Пречистая Гора действительно находится на крутой горке, убегают вдаль поля и перелески, примостившиеся к пойме двух рек. Далеко округу видать! А вот как владимирский писатель Владимир Алексеевич Солоухин описывал в своей повести «Чёрные доски» Пречистую Гору, которую однажды посетил: «Наши праотцы, основатели российских деревень и сёл, заботились не только об удобстве, но также – о красоте. В расположении каждой деревни отыщется своя прелесть, но мало найдётся сёл, расположенных столь красиво и столь удобно, как Пречистая Гора. Сейчас, правда, названия такого официально не существует. Дело в том, что к селу Пречистая Гора примыкает через овраг большая деревня Кобелиха. Это название показалось неблагозвучным, и решили Кобелиху, а заодно и Пречистую Гору именовать – Красное Поречье.
Из нового названия легко догадаться, что поблизости есть река. Действительно, среди широких лугов, то просто зелёных, то цветущих разными цветами, протекает тихая светлая Колокша. Она сейчас потеряла свой вид, потому что нарушились многие мельницы, подпиравшие воду плотинами, но всё же кое-что и осталось. Меньше воды, больше кувшинок да осоки. Над Колокшей и над лугом поднимается высокий холм, прорезанный в одном месте оврагом, словно раскроили ножом каравай хлеба. На холме по обе стороны оврага и разместились Кобелиха с Пречистою Горой – Красное Поречье». Нет сейчас и такого названия – Красное Поречье. Пречистая Гора так Пречистой Горой и величается, а вот соседняя Кобелиха стала именоваться Красным Заречьем.
Как считается веке этак в XVII-м на холме существовал Покровский женский монастырь, звавшийся в народе монастырём Пречистой Девы. Вот, видать, отсюда и название Горы – Пречистая. Времён его основания и упразднения нам неизвестно. А ведомо то, что в 30-х годах XIX столетия на месте бывшего монастырского храма стояла деревянная часовня с древними иконами, но та однажды сгорела. Погибли и иконы, кроме двух: Воскресения Христова и Боголюбивой Божией Матери. И сохранялись они ещё в конце XIX века в домах местных крестьян. Кроме того, из этого монастыря сохранилась икона Божией Матери, перекочевавшая потом в церковь села Ельтесуново, и Животворящий чудотворный крест, оказавшийся потом в храме села Фетинино. Сейчас же на месте и бывшего монастыря, и часовни, как нам поведали местные старожилы, бьёт родник, однако тропа к нему уже заросла бурьяном, хотя ещё совсем недавно на него за студёной и вкусной водой в обязательном порядке ходили жители Пречистой Горы.
«Можно бы и не говорить, что место красивое и благодатное, - продолжал рассуждать о Пречистой Горе в своей книге писатель Солоухин. - Ведь существовал в незапамятные времена на этом холме монастырь, а известно, что основатели всех монастырей были люди со вкусом или, по крайней мере, с соображением. Все монастыри располагались в угодных, в очаровательных уголках земли. Да и нужно было для благолепия, для того, чтобы богомольцам захотелось сюда прийти, а придя, чтобы умилились, а уйдя, чтобы вспоминали, рассказывали и прославляли.
Интересно бы взглянуть, как выглядел холм над рекой в те времена, когда располагался на нём и вырисовывался древний Покровский монастырь. Теперь мы видели только, как дорога, красиво загибаясь, прочертила белой чертой зелёный скат холма от подножия до вершины».
Сейчас здесь постоянно проживает шесть человек, все уже преклонного возраста, хотя домов более полусотни. Наполняются гомоном они в летнее время, когда приезжают дачники. А вот в середине XIX века числилось в Пречистовке, как тогда значилось село, более трёхсот жителей, которые «занимаются хлебопашеством». Своими крыльями воздух расчерчивали две ветряные мельницы.
В 1869 – 1870 годах усердием крестьян Пречистой Горы и деревни Кобелихи была построена здесь церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Престолов в ней было три: холодный – в честь Покрова Богородицы и два тёплых – в честь великомученика Георгия и святых Константина и Елены. С этого же времени в селе существовала и церковно-приходская школа. Сейчас храм представляет собой всего лишь симпатичные руины: элементы остова стен, в которых не сразу и узнаешь былое величие и конфигурацию здания, да сохранившийся пол, выложенный разноцветной плиткой. У развалин недавно сооружён Поклонный крест. А дачники тешат себя надеждой о восстановлении пусть не всего храма, а хотя бы маленькой часовенки. При въезде в село сохранился добротный кирпичный дом бывшего священника. Занят он сейчас также дачниками.
Владимир Солоухин в 1960-х года увидел здесь следующее: «Поднявшись на холм, мы оказались в большом селе, расположенном в два порядка. Между порядками – ужасно разъезженная грузовиками и тракторами дорога. По ухабам проехали вдоль села и прикинули, что домов не меньше семидесяти». Сейчас, если не считать практически исчезнувшего местного населения, многое остаётся, как и тогда. Селяне и становящиеся таковыми в летний период жители Москвы и Подмосковья сетуют на плохую и постоянно размываемую дорогу, отсутствие вывоза мусора, перебои с водой и на очередные обещания высокого начальства провести газ… аж в 2030 году. С другой стороны, не могут не радовать глаз ухоженные улочки с симпатичными деревенскими домиками, улыбающимися затейливыми наличниками, цветастыми палисадниками и припасёнными на зиму поленницами дров, а также мост-красавец через Тому, благодаря которому теперь добираться до Пречистой Горы гораздо проще.
А что же со старинными иконами Покровского монастыря и сгоревшей часовни? На их поиски и отправился Солоухин, которые в подробностях описаны им в «Чёрных досках». В Пречистой Горе писатель насобирал много старинных вещей, но все его помыслы были заняты именно теми двумя иконами. Он выяснил, что древние церковные реликвии могли храниться в одной семье, куда путешественник-писатель-собиратель со своими спутниками и пришёл.
«В кирпичный дом Захаровых, - пишет он, - мы шли, изрядно волнуясь… Прошли через кухню, через переднюю горницу и никого не увидели. Оставалось шагнуть за перегородку, где в полутьме стояла кровать. На кровати сидела худая старуха… Удивило нас то, что женщина разговаривала не как деревенская старушка, а как если бы много читала, жила в городах, или даже была некогда сельской учительницей.
– Икон в нашем доме хранилось очень много. В переднем углу, что получше, в ризах, лампады перед ними. А то ещё в сельнике.
– Но вот «Воскресение» из древнего монастыря…
– Как же, было и «Воскресение». Оно, дед мой рассказывал, сначала хранилось в часовне, а потом часовня сгорела.
– Вот, вот, именно про это «Воскресение» мы говорим.
– И я говорю. После пожара «Воскресение» хранилось у нас. Висело оно, правда, в сельнике, среди других икон, потому что было без ризы.
– Нельзя ли сходить в сельник, посмотреть?
– Смотреть там теперь нечего, нет ни сельника, ни икон. Горели мы, всё погибло в огне.
– И «Воскресение»?
– «Воскресение» – нет. «Воскресение» Бог уберёг.
– Удалось спасти? Вынести из огня?
– По-другому. За месяц до пожара пришёл к нам священник. Наш сельский священник, отец Алексей. «Стало известно мне, – сказал он, – что под кровлей дома сего сохраняется древний образ «Воскресения» спасителя нашего Иисуса Христа. Место ему в храме, дабы все прихожане могли лицезреть и приносить свои молитвы и дабы Божья благодать через тот образ снисходила на них». Одним словом, попросил нашу икону в церковь. Мы, конечно, отдали. Выносили её из дома на полотенцах, с молебном. В церкви обрядили икону цветами, отслужили ещё один молебен, и осталась она там стоять.
– А потом?
– А потом церковь закрыли, иконы все покололи и пожгли, наверно и её, где уж тут уцелеть».
Но Солоухин не унимался с расспросами:
« – Как вы думаете, – спросили мы у бывшей владелицы иконы, – не взял ли ваше «Воскресение» кто-нибудь из прихожан во время закрытия церкви. Икона чтимая. Цветами обряжали, молебны служили, – может быть, нашлась живая душа, спасла.
– Может, и спаслась. Не для того же сохранил её Бог от нашего пожара, чтобы погибла она потом вместе с церковью. Может быть, и спаслась, но не слыхать…»
А описала старушка икону так: «Красного, праздничного много. Одним словом, Воскресение, всем праздникам праздник», закончив свой рассказ словами: «…Ценная была икона. Из темноты веков...»
А ещё Пречистая Гора славилась своими искусными мастерами-рожечниками. Именно в этих краях их искал всё тот же Владимир Солоухин, а описывал уже во «Владимирских просёлках». Интересно так описывал. А вот что позднее в книге «Юрьев-Польский. Историко-краеведческий очерк» о местных рожечниках писал её автор Ю. Г. Галкин, выпущенной в 1985 году: «Владимирский рожок. Звучит рожок при музыкальном сопровождении выступлений песенно-хореографического ансамбля «Русь» — профессионального коллектива Владимирской областной филармонии, гастролирующего не только по городам Советской страны, но и нередко выступающего за рубежом. Пропагандируют народный духовой инструмент энтузиасты ряда коллективов художественной самодеятельности. Звучит он в составе оркестра народных инструментов хора имени Пятницкого, получил прописку в Московском музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, в самодеятельных художественных коллективах Иванова, Ярославля, Новосибирска. А изготовлены многие из этих рожков умельцем Василием Борисовичем Шиленковым из деревни Пречистая Гора.
Долгие годы тишину утра над окрестным окоёмом будила нехитрая мелодия рожка, только что законченного Василием Борисовичем. Когда-то в детстве он пастушил и был покорён голосистым инструментом, овладел игрой на нём не хуже старших, маститых, если можно так сказать, пастухов, а потом научился сам их изготавливать. Позднее был он солдатом, держал оборону в Волховских болотах. Работал на восстановлении заводов. Стал мастером на все руки, освоив профессию столяра, столяра-краснодеревщика, жестянщика, колёсника (чинил колхозное тягло). Даже стрижку-причёску мог соорудить. Одним словом, мастер на все руки.
С возрастом и с уходом на пенсию вернулся к увлекшему его когда-то занятию.
— Вот заготовка будущего рожка, — объяснял он однажды секрет мастерства, показывая деревянный брусок, слегка обработанный топором. Да, как ни парадоксально, инструмент начинается с деревянного бруска (груша, яблоня, вяз) и топора. Потом обработка на станке, сверление, просушка. Затем чуть ли не полсотней собственноручно изготовленных инструментов должен коснуться мастер до деревянной заготовки, прежде чем готовый, отшлифованный, отполированный и настроенный по камертону рожок запоёт одному ему присущим голосом. И пусть будет это бас, полубас, прима-рожок или обыкновенный — любой из них годится для музыканта.
Редко обращается сейчас Василий Борисович к любимому занятию; сказываются возраст (ему далеко за семьдесят) и нездоровье. Но изготовленные им рожки ещё поют: приложил к ним умелец свои золотые руки и душу».
Несколько десятилетий назад Пречистую Гору и её красоты облюбовали столичные художники. Попали сюда случайно, да так полюбились им эти места, что к первым живописцам-мастерам приехал в гости друзья, и не просто так приехали, а со временем здесь и осели. Ко вторым приехали третьи. И ещё, и ещё… Так что теперь здесь летом обживается целая артель творческой интеллигенции. Видать, не зря именно здесь когда-то появился монастырь, а вместе с ним и первые жители села. Пленила их здешняя привольность, расположила своими широтами природа Ополья.
Вот таким мы увидели село с красивым названием Пречистая Гора, пришедшего к нам, как та древняя икона, по словам её хранительницы, «из темноты веков», и жившая столетия трудом многих умельцев с «золотыми руками и душой».
Комментарии 4