У этого термина существуют и другие значения, см. Гений (значения).
Змея — гений места, согласно древнеримской мифологии
Genius loci (рус. Гений места (добрый гений, дух-покровитель)) — латинское крылатое выражение.
Выражение применимо к человеку, ревностно оберегающему неповторимую атмосферу места[1].
Согласно римской мифологии у каждого мужчины существовал свой гений, или дух-хранитель (у женщин эти духи назывались юнонами). У каждого уголка земли, здания и заведения также существовал свой добрый дух или гений. Однако в отличие от человеческого его представляли в виде змеи и называли гением места (лат. genius loci).
Термин встречается у Вергилия в Энеиде
Замер Эней. А змея, изви
...Ещё
У этого термина существуют и другие значения, см. Гений (значения).
Змея — гений места, согласно древнеримской мифологии
Genius loci (рус. Гений места (добрый гений, дух-покровитель)) — латинское крылатое выражение.
Выражение применимо к человеку, ревностно оберегающему неповторимую атмосферу места[1].
Согласно римской мифологии у каждого мужчины существовал свой гений, или дух-хранитель (у женщин эти духи назывались юнонами). У каждого уголка земли, здания и заведения также существовал свой добрый дух или гений. Однако в отличие от человеческого его представляли в виде змеи и называли гением места (лат. genius loci).
Термин встречается у Вергилия в Энеиде
Замер Эней. А змея, извиваясь лентою длинной, Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила, Всех отведала явств и в гробнице снова исчезла, Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув. Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает, Гений ли места (лат. Genius loci) ему иль Анхиза прислужник явился[2]
Комментируя эти строки Вергилия, грамматик IV в. н. э. Сервий пишет: «Nullus enim locus sine genio est» (лат. Ибо нет места без гения). Данную фразу использовал Эдгар По в качестве эпиграфа к рассказу «Остров феи».
Связь человека с местом его обитания - загадочна, но очевидна. Или так: несомненна, но таинственна. Ведает ею известный древним genius loci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с их материальной средой. Для человека нового времени главные точки приложения и проявления культурных сил - города. Их облик определяется гением места, и представление об этом - сугубо субъективно. Субъективность многослойная: скажем, Нью-Йорк Драйзера и Нью-Йорк О.Генри - города хоть и одной эпохи, однако не только разные, но и для каждого - особые. Любопытно отнестись к своим путешествиям как к некоему единому процессу. В ходе его неизбежны сравнения - главный инструмент анализа. Идея любой главы этой книги и состоит в двойном со- или противопоставлении: каждый город, воспринятый через творческую личность, параллелен другой паре "гений-место". Руан не просто становится понятнее благодаря Флоберу, а Флобер - благод
...Ещё
Связь человека с местом его обитания - загадочна, но очевидна. Или так: несомненна, но таинственна. Ведает ею известный древним genius loci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с их материальной средой. Для человека нового времени главные точки приложения и проявления культурных сил - города. Их облик определяется гением места, и представление об этом - сугубо субъективно. Субъективность многослойная: скажем, Нью-Йорк Драйзера и Нью-Йорк О.Генри - города хоть и одной эпохи, однако не только разные, но и для каждого - особые. Любопытно отнестись к своим путешествиям как к некоему единому процессу. В ходе его неизбежны сравнения - главный инструмент анализа. Идея любой главы этой книги и состоит в двойном со- или противопоставлении: каждый город, воспринятый через творческую личность, параллелен другой паре "гений-место". Руан не просто становится понятнее благодаря Флоберу, а Флобер - благодаря Руану, но и соседняя пара - Париж-Дюма - дает дополнительный ракурс. Понятно, что "гений" имеет к "месту" непосредственное биографическое отношение. Лишь в случае Вероны использован взгляд чужака, никогда в городе не бывавшего, но этот чужак - Шекспир. Еще: хотелось отклониться от российской традиции литературоцентризма, обращаясь не только к писателям, но и к живописцам, архитекторам, композиторам, кинематографистам. Выбор имен, стоит еще раз повторить, определен лишь пристрастиями автора. На линиях органического пересечения художника с местом его жизни и творчества возникает новая, неведомая прежде, реальность, которая не проходит ни по ведомству искусства, ни по ведомству географии. В попытке эту реальность уловить и появляется странный жанр - своевольный гибрид путевых заметок, литературно-художественного эссе, мемуара: результат путешествий по миру в сопровождении великих гидов.
Комментарии 2
У этого термина существуют и другие значения, см. Гений (значения).
Змея — гений места, согласно древнеримской мифологииGenius loci (рус. Гений места (добрый гений, дух-покровитель)) — латинское крылатое выражение.
Выражение применимо к человеку, ревностно оберегающему неповторимую атмосферу места[1].
Согласно римской мифологии у каждого мужчины существовал свой гений, или дух-хранитель (у женщин эти духи назывались юнонами). У каждого уголка земли, здания и заведения также существовал свой добрый дух или гений. Однако в отличие от человеческого его представляли в виде змеи и называли гением места (лат. genius loci).
Термин встречается у Вергилия в Энеиде
Замер Эней. А змея, изви
...ЕщёУ этого термина существуют и другие значения, см. Гений (значения).
Змея — гений места, согласно древнеримской мифологииGenius loci (рус. Гений места (добрый гений, дух-покровитель)) — латинское крылатое выражение.
Выражение применимо к человеку, ревностно оберегающему неповторимую атмосферу места[1].
Согласно римской мифологии у каждого мужчины существовал свой гений, или дух-хранитель (у женщин эти духи назывались юнонами). У каждого уголка земли, здания и заведения также существовал свой добрый дух или гений. Однако в отличие от человеческого его представляли в виде змеи и называли гением места (лат. genius loci).
Термин встречается у Вергилия в Энеиде
Замер Эней. А змея, извиваясь лентою длинной,
Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила,
Всех отведала явств и в гробнице снова исчезла,
Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув.
Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает,
Гений ли места (лат. Genius loci) ему иль Анхиза прислужник явился[2]
Комментируя эти строки Вергилия, грамматик IV в. н. э. Сервий пишет: «Nullus enim locus sine genio est» (лат. Ибо нет места без гения). Данную фразу использовал Эдгар По в качестве эпиграфа к рассказу «Остров феи».
Связь человека с местом его обитания - загадочна, но очевидна. Или
...Ещётак: несомненна, но таинственна. Ведает ею известный древним genius loci,
гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с
их материальной средой. Для человека нового времени главные точки приложения
и проявления культурных сил - города. Их облик определяется гением места, и
представление об этом - сугубо субъективно. Субъективность многослойная:
скажем, Нью-Йорк Драйзера и Нью-Йорк О.Генри - города хоть и одной эпохи,
однако не только разные, но и для каждого - особые.
Любопытно отнестись к своим путешествиям как к некоему единому
процессу. В ходе его неизбежны сравнения - главный инструмент анализа. Идея
любой главы этой книги и состоит в двойном со- или противопоставлении:
каждый город, воспринятый через творческую личность, параллелен другой паре
"гений-место". Руан не просто становится понятнее благодаря Флоберу, а
Флобер - благод
Связь человека с местом его обитания - загадочна, но очевидна. Или
так: несомненна, но таинственна. Ведает ею известный древним genius loci,
гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с
их материальной средой. Для человека нового времени главные точки приложения
и проявления культурных сил - города. Их облик определяется гением места, и
представление об этом - сугубо субъективно. Субъективность многослойная:
скажем, Нью-Йорк Драйзера и Нью-Йорк О.Генри - города хоть и одной эпохи,
однако не только разные, но и для каждого - особые.
Любопытно отнестись к своим путешествиям как к некоему единому
процессу. В ходе его неизбежны сравнения - главный инструмент анализа. Идея
любой главы этой книги и состоит в двойном со- или противопоставлении:
каждый город, воспринятый через творческую личность, параллелен другой паре
"гений-место". Руан не просто становится понятнее благодаря Флоберу, а
Флобер - благодаря Руану, но и соседняя пара - Париж-Дюма - дает
дополнительный ракурс.
Понятно, что "гений" имеет к "месту" непосредственное биографическое
отношение. Лишь в случае Вероны использован взгляд чужака, никогда в городе
не бывавшего, но этот чужак - Шекспир.
Еще: хотелось отклониться от российской традиции литературоцентризма,
обращаясь не только к писателям, но и к живописцам, архитекторам,
композиторам, кинематографистам. Выбор имен, стоит еще раз повторить,
определен лишь пристрастиями автора.
На линиях органического пересечения художника с местом его жизни и
творчества возникает новая, неведомая прежде, реальность, которая не
проходит ни по ведомству искусства, ни по ведомству географии. В попытке эту
реальность уловить и появляется странный жанр - своевольный гибрид путевых
заметок, литературно-художественного эссе, мемуара: результат путешествий по
миру в сопровождении великих гидов.