СТИХИ ПОЭТОВ-ФРОНТОВИКОВ, ПРОШЕДШИХ ЭТОТ НЕЛЕГКИЙ СОЛДАТСКИЙ ПУТЬ, - ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЭТОМУ.
КОГДА ЕГО Я ПОЛУЧИЛ
НА РУБЕЖЕ ИСХОДНОМ,
ТОТ ДЕНЬ БЫЛ ДОРОГ МНЕ И МИЛ,
КАК БУДТО СОЛНЦА ЛУЧ СВЕТИЛ
В ОКОПЕ ГРЯЗНОМ И ХОЛОДНОМ.
И Я ЧУТЬ ДРОГНУВШЕЙ РУКОЙ
ТОТ РАЗОРВАЛ КОНВЕРТ НЕЛОВКО...
НО В ЭТОТ МИГ НАЧАЛСЯ БОЙ -
АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ ПОДГОТОВКОЙ.
РАЗДАЛСЯ СТРАШНЫЙ ГУЛ. И ВОТ
МЫ ПОДНЯЛИСЬ В АТАКУ СМЕЛО.
И Я ПОНЕС ЕГО ВПЕРЕД,
В ОГОНЬ И ДЫМ В КАРМАНЕ ЛЕВОМ.
И ВЫНУЛ СНОВА ЛИШЬ В СЕЛЕ,
ГДЕ ЧАС НАЗАД ВРАГИ СИДЕЛИ.
ГДЕ КРОВЬ ВИДНЕЛАСЬ НА ЗЕМЛЕ
И ХАТЫ РУССКИЕ ГОРЕЛИ.
ГДЕ В ПЕРЕУЛКЕ НА КРАЮ
НАД ПЕПЕЛИЩЕМ ВЕТЕР ПЛАКАЛ.
Я ЛИШЬ УСПЕЛ ПРОЧЕСТЬ "ЛЮБЛЮ"...
И МЫ ОПЯТЬ ПОШЛИ В АТАКУ.
ЭТО СТИХОТВОРЕНИЕ ПОЭТА-ФРОНТОВИКА СЕРГЕЯ ДРАГО, НАПЕЧАТАННОЕ В ГАЗЕТЕ СОВЕТСКАЯ РОССИЯ 9 МАЯ 1983 ГОДА.
МНЕ ОНО ПОНРАВИЛОСЬ, ПОЭТОМУ ХРАНЮ ЕГО ДО СИХ ПОР.
А ВОТ ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ НА СТИХИ ДРУГОГО ПОЭТА-ФРОНТОВИКА МИХАИЛА МАТУСОВСКОГО.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 8
МИХАИЛ ДУДИН
О мёртвых мы поговорим потом.
...ЕщёСмерть на войне обычна и сурова.
И всё-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
Обветренные скулы сведены.
Трёхсотпятидесятый день войны.
Ещё рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас, и молча ж
МИХАИЛ ДУДИН
О мёртвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И всё-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
Обветренные скулы сведены.
Трёхсотпятидесятый день войны.
Ещё рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас, и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.
Загар сначала отошёл с лица,
Потом оно, темнея, каменело.
В мае 1945 года
А. Д. Деменьтьев
Весть о Победе разнеслась мгновенно…
Среди улыбок, радости и слез
Оркестр Академии военной
Ее по шумным улицам пронес.
И мы, мальчишки, ринулись за ним –
Босое войско в одежонке драной.
Плыла труба на солнце, словно нимб,
Над головой седого оркестранта.
Гремел по переулкам марш победный,
И город от волненья обмирал.
И даже Колька, озорник отпетый,
В то утро никого не задирал.
Мы шли по улицам,
Родным и бедным,
Как на вокзал,
Чтобы отцов встречать.
И свет скользил по нашим лицам бледным.
И чья-то громко зарыдала мать.
И Колька, друг мой,
Радостно и робко
Прохожим улыбался во весь рот,
Не зная,
Что назавтра похоронка
С войны минувшей на отца придет.
***
ЮЛИЯ ДРУНИНА
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
Раиса Троянкер, «Самому
родному», 1942 г.
Я не знаю, какого цвета
У тебя, дорогой, глаза.
Мне, наверно, тебя не встретить,
Ничего тебе не сказать.
Правда, знать бы
хотелось очень
Кто ты: техник, стрелок, связист,
Может, ты быстрокрылый лётчик,
Может быть, ты морской радист?
Хорошо, если б эту
записку –
Сухопутье или вода
Принесли к тебе, самому близкому,
Неразлучному навсегда.
Я не знаю, как это было:
Светлый госпиталь, лампы, ночь…
Врач сказал: «Иссякают силы,
Только кровь ему может помочь…»
И её принесли – дорогую,
Всемогущую, как любовь,
Утром взятую, нолевую,
Для тебя мною данную кровь.
И она потекла по жилам
И спасла тебя, золотой,
Пуля вражеская бессильна
Перед силой любви такой.
Стали алыми бледные
губы,
Что хотели б назвать меня…
Кто я? Донор, товарищ Люба,
Очень много таких, как я.
Пусть я даже и
...ЕщёРаиса Троянкер, «Самому
родному», 1942 г.
Я не знаю, какого цвета
У тебя, дорогой, глаза.
Мне, наверно, тебя не встретить,
Ничего тебе не сказать.
Правда, знать бы
хотелось очень
Кто ты: техник, стрелок, связист,
Может, ты быстрокрылый лётчик,
Может быть, ты морской радист?
Хорошо, если б эту
записку –
Сухопутье или вода
Принесли к тебе, самому близкому,
Неразлучному навсегда.
Я не знаю, как это было:
Светлый госпиталь, лампы, ночь…
Врач сказал: «Иссякают силы,
Только кровь ему может помочь…»
И её принесли – дорогую,
Всемогущую, как любовь,
Утром взятую, нолевую,
Для тебя мною данную кровь.
И она потекла по жилам
И спасла тебя, золотой,
Пуля вражеская бессильна
Перед силой любви такой.
Стали алыми бледные
губы,
Что хотели б назвать меня…
Кто я? Донор, товарищ Люба,
Очень много таких, как я.
Пусть я даже и не узнаю,
Как зовут тебя, дорогой,
Всё равно я тебе родная,
Всё равно – я всегда с тобой.