Сразу шея - как у курицы. Я ему и так намекала, и эдак. Ну, ладно первые двадцать лет, он тогда менеджером работал в офисе. Но сейчас-то – свой бизнес, активы. Знаешь, как его подчиненные за глаза называют? Слякой! Сля-кой. Потому что у него изо рта постоянно течет. У него эти губы его отвратительные от недостатка места на роже все вниз завернулись. И оттуда течет, понимаешь? Я просила, я угрожала. Пригласила Вазгена Армэныча. Там делов-то один имплант. Ну и ботокс. И нитки Аптос. Ни в какую! А я для него...
За соседним столиком двое. Обе, видимо, "от Вазгена Армэныча". Одинаковый модный булхорн, знаменитые девяносто градусов между шеей и подбородком, очень сильно блестящие лбы – это ботокс, причем – видно, свежий. Брови где-то в районе рожи, но разлёт у границы волос.
Я таращу глаза – это внешне. Ну, а внутренне, я - чистый слух.
Потому что вся эта речуга говорится таким как бы голосом... Вот вы были на школьном собрании? Там всегда есть одна училка. Сорок третий размер ноги. Кофта сверху на трех других кофтах. Шея – вязаный воротничок. Пальцы – как у медвежьей рогатины. Перстни, серьги – всё это янтарное. И она открывает рот, обведенный морковной помадой. И становится тихо-тихо. И свистит пенопласт по стеклу вместе с воем проржавленных труб на заводе щебенки и гравия. Что-то сыплется, что-то трескает. Что-то гулко колотится в уши. Это – старческий голос – продавленный, как диван в гараже отцовском. И его невозможно отрезать, подлатать, натянуть тупо за уши. Наколоть и подвесить на нитки. И отрезать нельзя вместе с жизнью, вместе с школьными этими сходками, вместе с криком на грёбаных деток, вместе с тонную сигарет, километром отлизанных задниц и отсосанных эскимо.
Вот таким продолжает голосом. И звонит своему курошеему. Говорит в телефон по-купечески: держит трубку как блюдце горячее.
– Мы с товаркой (!!!) сидим в кафетерии. Она делала грудь у Армэныча! Две недели на реабилитацию – и она человек, ну, как новенькая. Ты, Антоша, всех нас расстраиваешь. Будь уже мужиком, пожалуйста.
Я заказываю шампанское и тихонечко дую в горлышко. И загадываю оставаться чуть подольше еще Русалочкой. Пусть чешуйчатой, только с голосом. Со своим – никогда не стареющим. Чтоб когда через десятилетия позвонит мне любовь забытая – от звучания этого голоса он забыл своё имя новое, подбородки, активы, бизнесы. Двух блядей в дорогом кафетерии. Сжался в горлышко от бутылки, превратился в сплошные уши. И расплакался, как ребенок, захотев вдруг увидеть лично, как я хмурю уставшие брови. Над глазами своими, не выше. Не к вискам седым приколоченные. Не причесанные на темечко.
Алена Чорнобай
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 1