«Когда мы со Славой поженились, он ввел меня в дом Дмитрия Дмитриевича — вспоминает Галина Вишневская в своей автобиографической книге «Галина» – С тех пор я постоянно бывала там, и тесная дружба между нашими семьями продолжалась вплоть до нашего отъезда из России». К сожалению, он не проводил в последний путь умершего в 1985 году Шостаковича, т.к. в это время были уже в эмиграции. И когда, спустя 16 лет, вернулся, сразу из аэропорта поехал к нему на кладбище, почтить память.
К 1960-м годам виолончелист вступил в пору своего расцвета: много концертировал, помогал молодым музыкантам и композиторам, дирижировал на симфонических и оперных спектаклях и совершенствовал свое мастерство аккомпаниатора.
Он с удовольствием поддерживал миф о своей роли мужа-подкаблучника, неизменно констатируя: - Да! Но каков каблучок!
«Я вел педагогическую работу в двух консерваториях — Московской и Ленинградской, дал 30 концертов в США, гастролировал в Германии, четырежды выступал в ансамбле с Вишневской… и для своего виолончельного цикла в течение одного сезона выучил двадцать два новых концерта для виолончели с оркестром. Что это? Избыток способностей? Нет, скорее избыток желаний, энергии».
В 1950-60-х годах Ростропович стал Лауреатом Ленинской и Сталинской премии и народным артистом СССР.
Мстислав Ростропович не был диссидентом, но при этом не одобрял решения правительства, которые считал морально неприемлемыми: «Ведь кого только ни ругали, кого ни уничтожали! Уничтожали Ахматову, уничтожали Осю Бродского, с которым мы очень дружили, когда он жил в Америке. Но уничтожали только тех, кто чего-либо стоил; тех, кто не стоил, не трогали…» Ростроповичи несколько лет поддерживали опального писателя Александра Солженицына и даже поселили его на своей даче в 1969г. Это вызывало недовольство властей. Позже Солженицын писал, что Ростропович, «предложив мне приют, еще совсем не имел опыта представить, какое тупое и долгое на него обрушится давление».
Весной 1972 года Мстислав Ростропович вместе с Андреем Сахаровым и другими известными деятелями советской науки и культуры подписал два обращения в Верховный Совет СССР: об амнистии политических заключенных и об отмене смертной казни. Вскоре после этого музыканта уволили из Большого театра, лишили зарубежных гастролей, запретили столичным оркестрам приглашать звездную семейную пару для выступлений.
Ростропович, лишенный работы, увлекся коллекционированием русского фарфора и икон. Начал ездить по деревням, по коллекционерам, в общем, кинулся на поиски сокровищ. Пока он научился разбираться, была масса конфузов и обманов. Вишневская радовалась такому увлечению и всячески поддерживала в нем энтузиазм, понимаю, что лучше в доме битые, склеенные чашки, чем пьяные компании и разговоры ни о чем до утра. Так началась знаменитая коллекция, которую в последствии выкупил на аукционе миллиардер Алишер Усманов и передал в дар Константиновскому дворцу.
Оставшись без работы и денег, Ростропович добился выездной визы и в 1974 году уехал с семьей в Лондон. Поездка была оформлена как командировка на длительный срок от Министерства культуры СССР. Через четыре года пребывания за границей Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую лишили гражданства СССР из-за «антипатриотической деятельности», порочащей советский общественный строй. Одним росчерком, по словам Ростроповича, «идиотского пера Брежнева» была изменена его судьба!
На вопрос, почему они уезжают, Вишневская отвечала: «Нам ясно дали понять, что здесь мы никому не нужны, вот поэтому мы и уезжаем». Они уехали, потому что их уничтожали системно, а они не готовы были сломаться.
Первое время за границей музыкант почти не выступал, но постепенно его положение в зарубежном музыкальном мире упрочилось: он начал давать много концертов, устроился в Вашингтонский симфонический оркестр художественным руководителем и со временем стал одним из ведущих дирижеров и виолончелистов мира.
Пришел к нему как-то один милый человек, Джером Ворбург, банкир и страшный любитель виолончельной музыки. И вот он спросил: "Слава, хочешь взглянуть на Страдивари "Дюпор"?" И тут меня затрясло. Дело в том, что все великие инструменты имеют имена. Обычно это имена великих музыкантов, которым они принадлежали. Однажды Дюпор играл в Тюильри императору Наполеону. И Наполеону так понравилось, что он сказал Дюпору: "Дайте-ка мне вашу виолончель, хочу попробовать сам". Взял, уселся, и тут раздался истошный крик Дюпора. Дело в том, что у Наполеона на сапогах были шпоры. Но - поздно. Одной шпорой он уже процарапал виолончель. Вот эту легендарную вещь с царапиной Наполеона мне и предлагалось посмотреть. Ночь я не спал. Я думал об этой виолончели. Я понимал, что, поскольку никогда не буду ею обладать, может, не стоит и встречаться, но соблазн был велик, человек слаб. Наутро я отправился на свидание с ней. И мне ее показали. Я попросил разрешения до нее дотронуться. И мне разрешили, а жена Ворбурга сделала "полароидный" снимок этого касания. Я коснулся мифа. И повез в Москву снимок-доказательство. Из Москвы меня вышибли 26 мая 1974 года. Все отобрав на таможне. "Это же мои награды", - сказал я таможеннику, сгребавшему конкурсные медали, значок лауреата Сталинской премии. "Это, гражданин Ростропович, - отвечал таможенник, - награды не ваши, а государственные". "Но вот и международные награды, и они не из латуни, из золота". - "А это – ценные металлы, которые вы хотите вывезти за границу!" Мне оставили только собаку Кузю. А в Англии бедного Кузю сразу
схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И мне, самому оставшемуся без гроша, ничего не оставалось, как страдальца навещать и носить ему передачи. Спасли друзья. Вдруг позвонил дядя Марк, Марк Шагал, и сказал: "10 сентября открывается моя мозаика в Первом американском банке в Чикаго. Не смог бы ты сыграть на этом открытии Баха?" Ну, я же не мог отказать дяде Марку. Взял аванс, прилетел в Чикаго, зашел в гостиничный номер, услышал телефонный звонок, поднял трубку и услышал женский голос: "Слава, может быть, вы меня не вспомните, я вдова Джерри Ворбурга. Он умер два года назад и перед смертью сказал: "Предложи нашу виолончель Ростроповичу. Если он ее не купит, пусть она навсегда останется в нашей семье". Я знаю, купить ее вы не сможете, но звоню, выполняя последнюю волю мужа". Я покрылся мурашками от наглости и сказал: "У вас единственный шанс безукоризненно выполнить волю вашего покойного мужа - немедленно прислать мне эту виолончель". Вдова глубоко вздохнула: "Хорошо, я сейчас посмотрю расписание самолетов и, если успею, пришлю ее вам". И перед самым началом концерта распахнулась дверь, за ней стоял человек, держа в руках Страдивари "Дюпор". Я взял за горло это сокровище и на подгибающихся ногах отправился играть. В маленьком зале, у камина, я играл Третью сюиту Баха, все плыло у меня перед глазами, в руках моих пела моя виолончель... Моя, потому что у меня был друг, Пауль Сахер, в Швейцарии. Я поехал к нему на другой же день и сказал: "Ты можешь составить счастье моей жизни?" Он спросил: "Сколько?" И тут же выписал чек. А оформлена была покупка за один доллар. Так принято, когда продается вещь, не имеющая цены. И даже те деньги, которые я заплатил, - ничто)(он заплатил 500 тысяч долларов), этот инструмент - достояние человечества. А я на нем играю. ...С некоторых пор я не могу понять, где мы с ней разъединены. У меня есть портрет, сделанный замечательным художником Гликманом, он живет в Германии, ему за восемьдесят сейчас. На портрете виолончель стала таким красным пятном у меня на животе, вроде вскрытой брюшины. И в самом деле, я ощущаю ее теперь так, как певец ощущает свои голосовые связки. Никакого затруднения при воспроизведении звуков. Она перестала быть инструментом". Из интервью: « У вас два великолепных инструмента - Страдивари и Сториони. На каком из них предпочитаете играть?- Сториони это жена, с которой я уже более 30 лет, взял ее еще из Москвы и не расстаюсь. А любовницей я считаю знаменитый инструмент Страдивариуса. В Петербург вы прибыли с верной женой или с поцарапанной любовницей? - С женой. Понимаете, любовница должна быть красивее жены, если это возможно. В жизни я не имею любовницы: не могу найти женщины красивее Вишневской. А виолончель Страдивари-Дюпора, надо признать, красивее, чем моя жена...
Поэтому иногда с ней езжу, когда играю Баха и музыку лирического плана. (Вишневская: - Любовницу-виолончель я стерплю...)
Вечер и ночь падения берлинской стены 09 ноября 1989 года Мстислав Леопольдович наблюдал по телевизору в своей квартире в Париже. BBC и другие телеканалы вели прямую трансляцию. "Смотрел, пил и плакал", - вспоминал Ростропович об этой ночи. Тогда же, ночью, он начал обзванивать друзей по обе стороны бывшего "железного занавеса". Одного из них, французского банкира и предпринимателя Антуана Рибу, он без труда подбил на полет в Берлин. На личном самолете Рибу они приземлились в аэропорту Темпельхоф. Добыв где-то стул, Ростропович уселся возле бывшего контрольно-пропускного пункта "Чекпойнт Чарли" и сыграл вторую и третью сюиту Баха для виолончели. Позднее в интервью он объяснял, что в день падения стены срослись две разорванные половины его собственной жизни: до и после изгнания. И началась принципиально новая эпоха.
Указ Верховного Совета СССР о восстановлении гражданства, четой Ростропович-Вишневская был воспринят, как акт справедливости.
А в 1991 году соврал семье, что уехал по делам в банк, а сам сорвался первым самолетом в Москву и помчался защищать Белый дом. «Я сел в такси, поехал в аэропорт, взял билет из Парижа в Москву. Провел с ополченцами весь день, считая, что даже если убьют, я сделал все, что мог, отдал последние силы Родине, своему дому».
После августовского путча семья стала чаще бывать в России, а спустя два года переехала в Петербург. Они вернулись через 16 лет эмиграции и увидели только кресты на могилах своих самых близких друзей. Д.Д.Шостаковича, А.И.Хачатуряна, Д.И.Ойстраха, А.А.Дедюхина, самое светлое, что было в их жизни погасло. Теперь он свободно гастролировал в Москве и Ленинграде, стал одним из самых популярных исполнителей в стране.
Ростропович и Вишневская были заядлые собачники. У них всегда были пудели. А однажды поклонники из Канады преподнесли Мстиславу Леопольдовичу свою национальную гордость, породистого щенка ньюфаундленда. Ходят легенды, что для получения потомства толпами приезжали хозяева ньюфаундлендов в гости к канадскому Кузе, и он стал прародителем всех московских представителей породы. Так и говорят, что во всех этих собаках «капля крови Ростроповича». Кузя был первым, кто отправился с маэстро в, как позднее оказалось, заграничную ссылку. По прилету четвероногого друга задержали в аэропорту, и Ростропович каждый день приезжал навещать его, пока, с помощью музыканта, пленника не удалось вызволить.
Комментарии 7