Предыдущая публикация
СЛУЧАЙНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ Часть ll
(Научно-фантастический рассказ)
– Пётр Петрович, как вы собираетесь провести
завтрашний выходной? Вы едете в горы? Ректор
предоставляет нам, в наше распоряжение
институтский автобус. Кто из вас едет? Я внесу
вас в список, – затараторила она, роясь в своей
сумочке.
Миша тут же оказался сидящим на стуле
рядом с ней.
– Вы едете? – повернулась к нему Мария
Ивановна.
Миша молча кивнул головой и посмотрел при
этом на Свету. Их взгляды встретились и Света,
слегка смутившись, тихо произнесла:
– Меня тоже запишите, пожалуйста.
Мне даже показалось, что она при этом
чуть-чуть покраснела. И что он уставился на
неё? Дон-Жуан!
– Мы едем! Все едем! – сказал Пётр Петрович
решительно.
– А я? – чуть не вырвалось у меня. Но я вовремя
спохватился и отключил «голос». Однако щелчок,
раздавшийся при этом, не прошёл мимо ушей
Петра Петровича. И он, глядя мне прямо в
электронно-лучевую трубку, повторил:
– Обязательно поедем! Все поедем!
А я подумал про себя, что эксперимент, кажется,
слишком затянулся. Пожалуй, с меня хватит!
Вполне довольно!
И что эти двое не могут отвести глаз друг от
друга?! А этот... из двух стульев одного выбрать
не мог, а тут сразу сообразил!
Когда Мария Ивановна ушла, я решил
действовать:
«Пётр Петрович!» – выдал я текстом, –
«необходимо повторить вчерашний опыт. Всё
в точности. До малейшей детали!».
Пётр Петрович прочёл мою информацию, но
действовать не спешил. И я понимал его: он
десятки раз перепроверял в уме свои будущие
действия. Иногда что-то записывал. Теперь его
педантичность стала моей надеждой. Даже
трудно себе представить, что случится со мной,
если он не сможет в точности восстановить
вчерашнюю схему соединений...
А эти двое уже и рядом сидят! Нет, я этого
не вынесу!
– Света, – медленно произнёс Пётр Петрович,
взглянув на часы, – вы можете идти. Рабочий
день окончен. А вы, Миша, пожалуйста останьтесь.
К этому времени Пётр Петрович уже успел
отключить «глаза» и электронно-лучевой
преобразователь, и я только услышал нежный
девичий голосок:
– До свидания.
На этот раз я промолчал. Мне было слишком
грустно.
– Продолжаю отключение «органов», –
произнёс своим комментаторским голосом
Пётр Петрович.
Темно... ничего не слышно... нет никаких
ощущений... Что есть я? Нет ни времени, ни
пространства. Нет ни тепла, ни холода. Только
мысли... И эти мысли – это есть Я...
И в то же время чувствовалась сильнейшая
напряжённость. Я не могу найти такого слова,
которое бы соответствовало этому состоянию.
Как чувствует себя сильно закрученная
пружина? Как чувствует себя заряженное
ружьё, у которого взвели курок? Нет, люди не
придумали ещё такого слова!...
Когда я вновь почувствовал себя человеком и
стал самим собой, первое, что я увидел – это
участливый взгляд Светы. Но у меня даже не
хватило сил встать с кресла: такая навалилась
на меня усталость. Эта усталость всей тяжестью
моего тела придавила меня к креслу, и я тут же
заснул...
Меня разбудил лёгкий шорох листвы и птичий
гомон, доносившиеся из полуоткрытого окна.
Солнечные блики весело играли на стенах, на
блестящих деталях ЭВМ. Свежий ветерок с
нежностью прикасался к лёгким шторам,
которые преграждали ему путь из уличного
простора в комнатную ограниченность.
Было прекрасное летнее утро. За столом
сидел Пётр Петрович и что-то со спокойным
видом записывал. Его профиль, с лёгкой
горбинкой носа и слегка вьющимися тёмными
с сединой волосами, отчётливо выделялся на
фоне задвинутой шторы окна.
А я, лёжа теперь уже на нашей кабинетной
кушетке, заботливо укрытый шерстяным
одеялом, с мягкой подушкой под головой, –
я долго смотрел на Петра Петровича, и во мне
всё более росло благодарное чувство к этому
человеку. В эту минуту он был самым дорогим
для меня человеком.
«А Света?» – мелькнуло у меня в голове.
Пётр Петрович заметил, что я уже не сплю и,
как обычно, не спеша подошёл ко мне.
– Доброе утро. Ну, как?
– Отлично! – сказал я. Мне очень хотелось
спросить, где Света, но что-то не давало мне
этого сделать, было как-то не ловко спрашивать.
Но Пётр Петрович уже по моему взгляду
угадал мой немой вопрос.
– А Света дежурила тут у вашей кушетки всю
ночь. Лишь под утро я сменил её: пусть хоть
немного поспит перед поездкой, – сказал Пётр
Петрович своим обыденным голосом.
У меня в душе всё встало на место. Слова
Петра Петровича, как чудодейственный бальзам
сорвали меня с постели, и я, проделав несколько
физических упражнений, уже опять был полон
сил и был готов к новым «подвигам».
– Перед поездкой в горы! – пропел я Петру
Петровичу.
– Вы всё слышали и всё помните, – сказал Пётр Петрович с улыбкой удовлетворения на лице, –
это очень хорошо, Миша, это даже просто
замечательно! Наш опыт, пусть он был и
случайным, но этот опыт позволил нам заглянуть
в такие глубины, о которых мы и мечтать не
смели!
– Но более всего, – продолжал Пётр Петрович, –
я боялся за вас, Миша, когда вам пришлось
провести ночь в ЭВМ.
– Интересно, когда вы об этом догадались?
– Поздно вечером. Моей непростительной
ошибкой было то, что, когда я заметил ваше...
вашего тела странное поведение, я тут же
показал его врачам. А потом, когда у меня
возникла догадка, было уже поздно.
– Я этого ничего не помню.
– Вы, видимо, были в состоянии, близком к
гипнозу.
– Или об этом, возможно, помнит наша ЭВМ?
– Очень интересное предположение, –
медленно и задумчиво произнёс Пётр Петрович,
глядя на пульт управления ЭВМ.
Я так и подумал, что Пётр Петрович сейчас
же возьмётся «допрашивать» нашу машину.
Но вместо этого он аккуратно сложил все бумаги,
лежавшие на столе, как будто бы выигрывая
время, и каким-то незнакомым мне извиняющимся
тоном сказал, почти не глядя в мою сторону:
– Миша, дорогой мой! Я должен вам об этом
поведать... дело в том, что Света...
У меня ёкнуло сердце, и внутри как-то всё
оборвалось. Если со Светой что-то случилось,
я ничего не пожалею для неё. Я всё сделаю,
чтобы спасти её. Я жизнь свою...
Тут Пётр Петрович, взглянув на меня,
спохватился:
– Нет, нет! Со Светой всё в порядке. Но дело в
том,что я её вчера специально привёл сюда. Я
вынужден был пойти на хитрость. Ради вас,
Миша! Я очень боялся за вас. Боялся, что вы не
сможете или не захотите вернуться из машины.
И Света, сама того не ведая, сыграла роль
приманки или, лучше сказать, роль «маяка».
Но у меня есть ещё одно великое оправдание!
Вас не интересует, почему я выбрал именно
эту девушку? Нет? Совершенно не интересует?
Я не знал, что ответить и молча пожал плечами.
– Эх, молодёжь, – вздохнул Пётр Петрович, –
да потому, что, друг мой милый, когда мы с вами
по утрам шли на работу – эта девушка уже не
раз встречалась нам. И думаете, я не заметил,
каким взглядом она вас провожает? А вы разве
не оборачивались, как бы случайно, чтобы ещё
хоть раз взглянуть на неё?
Глядя на Петра Петровича, я не мог сдержать
улыбки. Мне вдруг стало так легко и приятно на
душе, что просто не передать словами. Я с
благодарностью улыбался Петру Петровичу.
Наверное, была моя улыбка и глуповатой, и
радостной, и счастливой...
Пётр Петрович, как именинника обнял меня за
плечи, и мы направились к выходу.
Никогда бы не подумал ранее, что природа так
бесконечно богата своими воздействиями на
человека. Я это особенно остро стал ощущать
после того, как прожил часть своей жизни в ЭВМ.
Именно часть жизни, потому что для меня эти
двенадцать часов были целой вечностью.
И теперь, когда я, лёжа прямо на траве, смотрю
в небо на медленно плывущие облака, здесь в
горах, на меня буквально обрушился поток
чувств, которые пробудила во мне природа. Я с
наслаждением вдыхаю свежий, чистый, слегка
приправленный ароматом горных цветов, воздух.
Я с упоением смотрю в бесконечную лазурь
воздушного океана с беспрестанно меняющими
свои очертания барашками облаков. И кажется
порой, что я один наедине с природой. Но
совсем не чувствую одиночества.
Может быть, это от того, что я знаю, где-то
рядом мои друзья: Пётр Петрович и, конечно,
Света. Вот я слышу шорох её шагов... Вот
показалась её изящная фигурка. Прохладный
ветерок ласково трогает её волосы и платье,
деликатно охватывающее её в груди. Если бы
я был скульптором, и мне нужно было изваять
богиню красоты – я не задумываясь, просто
сделал бы копию Светы! На лучшее у меня
всё равно не хватило бы фантазии.
Я быстро присел на траву. Света, подойдя ко
мне, присела рядом со мной, и мы взглянули
вниз. Там внизу, в долине, окутанной голубой
воздушной дымкой, остался наш город,
институт, лаборатория. Там остались все наши
заботы, переживания и огорчения. С собой мы
взяли только приятное чувство жизни, когда ни
о чём не хочется думать, а просто жить! Мы
как бы временно отрешились от всего и попали
в иной мир.
И, глядя в бескрайнюю даль небесной синевы,
я как-то вдруг очень реально, всем своим
существом почувствовал бесконечность
Вселенной, то невообразимое пространство,
которое отделяет нас от звёзд, от галактик, от
иных миров.
Это сильное, захватывающее дух ощущение
слилось во мне с радостным ощущением успеха
в недавнем эксперименте. И если помечтать
немного, то можно себе представить, как в
недалёком будущем человеческий интеллект,
человек в качестве ЭВМ, полетит в космические
дали! Ему не будут страшны ни перегрузки, ни
отсутствие атмосферы, ни радиация! Он не
будет нуждаться в пище: необходимую энергию
обеспечат солнечные батареи. А главное –
человек победит время. И в этом смысле
человек станет бессмертным!
В этот момент, садясь поудобнее, Света
невзначай слегка коснулась грудью моего
плеча. От этого прикосновения у меня от
избытка чувств закружилась голова. И одним
махом, в один миг, были перечёркнуты все мои
«высокие» рассуждения о космических полётах.
Я ни за что на свете не согласился бы теперь
променять это мгновение чувства близости
любимого человека на, пусть даже и вечную,
жизнь в качестве машины.
– О чём мечты? – голос Петра Петровича вернул
меня к действительности.
– Пётр Петрович, – сказал я, собираясь с
мыслями...
Мне необходимо было, как можно логичнее и
обоснованнее выложить ему свои соображения,
которые сейчас, как снег на голову, обрушились
на меня. Но я совершенно был уверен в своей
правоте.
– Пётр Петрович, – повторил я, стараясь придать
своему голосу, как можно больше убедительности,
– вас, наверное, интересует, как чувствовал я
себя, находясь в ЭВМ?
– Расскажите! – Пётр Петрович как-будто
только и ждал этого разговора.
– Представьте себе человека, который слеп,
глух, и потеряна чувствительность. Он не знает,
дышит ли он, и он не знает, есть ли у него тело.
Только образные воспоминания из прошлой жизни,
эмоции и мысли. Больше ничего!
– По существующим понятиям, это ад, в который
попадает душа умершего грешника, – сказала
Света, как бы между прочим.
«Молодец, Света», подумал я, а вслух продолжал:
– И это участь наших будущих космонавтов.
Своим «достижением в области электроники» мы
открываем людям прямую дорогу в ...
– Правильно! – неожиданно для меня с искренним
доброжелательством перебил меня Пётр
Петрович, – И не только космонавтов была бы
эта участь. Представьте, что нашлись бы рано или
поздно такие деятели, которые насильно заключали
бы людей, их самосознание, в ЭВМ. Если даже и
преступников. Или пуще того – использование
личностей в качестве подневольных, как рабов
нового поколения. Рабовладельчество на высшем
уровне науки и техники!
Пётр Петрович обвёл нас доверительным
взглядом и, подумав секунду, добавил:
– Я рад, что вы сами пришли к тому же выводу,
что и я.
– Кто ещё знает о нашем опыте? – я решил взять
быка за рога.
– Мы трое... знали... – тихо сказал Пётр Петрович
с загадочной улыбкой на лице, – а теперь уже
никто! Вы забыли, Света тоже забыла, и я не
помню! И отчётов нет. Я их уничтожил. Вы, Миша,
вчера подумали, что я навожу порядок на столе?
В это время к нам подбежали запыхавшиеся
Матрёна Акимовна и её неизменная подружка
Мария Ивановна:
– Миша, Миша! – кричали они наперебой.
– Вас там, в нашем автобусе по телевизору
показывают! – затараторила Мария Ивановна,
пытаясь отдышаться.
– Да не его же самого, – ворчливо поправила
свою подружку Матрёна Акимовна, – это их
фотографию там показывают!
– По какой причине? – спросил Пётр Петрович,
держа в руке сорванный им стебелёк травы и
изучающе разглядывая его.
– Их там ищут...– нерешительно произнесла
наша злополучная уборщица, взглянув искоса
в мою сторону.
Пётр Петрович и ухом не повёл. Он делал вид,
что это вообще никого из нас не касается. Как
будто он и меня-то в первый раз видит!
Света испуганно смотрела на меня и, видимо
ждала, что скажет Пётр Петрович.
– Это, наверное, из больницы, – шепнул я на ухо
Свете, – не волнуйтесь, всё уладится. А про себя
подумал: «Тоже мне! Нашли преступника. С
милицией меня что-ли искать собрались?».
– Там сообщают, что они вчера сбежали из
больницы, и что они в тяжёлом нервном...
– В тяжёлом нервно-психическом состоянии, –
перебила нашу печально прославленную Матрёну
Акимовну её неразлучная подружка.
– И что их надо спасать, и чтобы сообщили,
если кто знает, где находится! – не унималась
Матрёна Акимовна.
Пётр Петрович, изучив наконец свою травку
до конца, резко бросил её на землю:
– Успокойтесь, пожалуйста, дорогие мои
женщины. Это не нашего Мишу там ищут. Наш
Миша не мог быть вчера в больнице. Это
совершенно исключено! Наш Миша в это время
даже не отлучался из лаборатории!... И это
чистая правда! – добавил Пётр Петрович,
глядя в мою сторону.
Когда наши сотрудницы, утихомирившись,
наконец, от слов Петра Петровича, пошли опять
по своим делам, я вспомнил, как Матрёна
Акимовна – невольный автор нашего случайного
эксперимента – сама того не ведая, оборвала
провода и, как я, находясь в это время в той
пресловутой электронно-вычислительной
машине, мысленно ругал её на чём свет стоит!
Вспомнил, как моя злобная ругань в сторону
уборщицы помогла мне утвердить себя и
восстановить своё «Я», проявляя себя, как
личность по отношению к другому человеку.
– Пётр Петрович! – повернулся я к нему, –
об одном я всё же ещё помню. Это моё
единственное открытие в тот злопамятный
вечер.
– Слушаю.
– Ярость лучшее лекарство от страха!
– Но не помощник в деле... – медленно
произнёс Пётр Петрович, глядя сверху вниз на
растворённый в воздушной дымке, простёртый
между заснеженными горными возвышенностями
наш родной прекрасный город, и глаза у него
живо заблестели... Может быть, он уже
обдумывал новый эксперимент?
Эрих Михаэлис. Фрунзе–1988
Следующая публикация
Комментарии 1