Уроки стиля от княжны Голицыной.

"РОДСТВЕННИК"

Иногда и тридцать лет кажутся концом жизни. Особенно когда тебя бросает очередной навеки-любимый... нет, это ты его бросаешь, дорогуша, потому что его интересовала только твоя жилплощадь. Ну конечно, зарплата репетитора французского тоже ничего себе, ну да и он неплохо зарабатывал. Потому тебе и казалось, что в этот раз все получится, да? Враки! Что ему было с тебя, красавица, с твоей вполне себе простенькой внешности и посредственной таки фигурки. Нет, все не так плохо, но когда хреновое настроение, то и не так себя чехвостить начинаешь. По этому идиоту я не слишком тосковала. Скорее по очередным несбывшимся надеждам на спокойную старость в объятьях любимого до гроба старика… - Доченька, - дрожащий голос прервал мои размышления о бренности всего сущего, и меня в том числе… - Где тут Малосольная? Я оглянулась. Вечерело, пронизывающий осенний ветер не способствовал хорошему настроению, как и всяческие бабушки, которым захотелось малосольного… Но лично я никогда не слышала про такую улицу, что я и приготовилась сообщить бабульке. Оглянулась. Нахмурилась. Очень старенькая, очень растерянная бабушка опиралась на палочку. Она с надеждой глядела на меня, подбородок чуть подрагивал, словно она сейчас расплачется. - А вы там живете, бабушка? Она задумалась. - Да, наверно… Малосольная улица… Или Малохольная… Наденька так назвала ее. Я нахмурилась еще сильнее. Заблудилась старушка. Начинался дождь. Какая такая улица ей нужна. Брррррр. Сказать «не знаю» и пойти домой? Что-то мне помешало сделать это. Не знаю. Излишней добротой я никогда не страдала, но… - Наденька – это кто? – уточнила я. - Внученька моя. Мы гуляли, и она куда-то убежала, а меня посадила на маршрутку. Чего бы это значило? - Ох, бубушка, я не знаю такой улицы. А какая маршрутка была? - Сорок… - она растерянно оглянулась в ту сторону, куда обычно уезжали маршрутки, идущие по нашей улице. А их было так маршрутов восемь. – Не помню, не углядела я, глаза то слабые. Наденька глазастенькая… - Ааа… - я задумалась еще сильнее, – Она точно сказала Малохольная? Или Малосольная? - Доченька, маленькая, - старушка уже чуть не плакала, - я плохо помню и как меня называют, а уж уличку то запомнить… Что ж делать-то, ох… Куда ж я на улице-то… Осень, дожди вон какие намечаются… Дождь действительно собирался меня уже загонять домой. В милицию, что ли, обратиться. Что ж это за Наденька такая, что отправила свою бабушку гулять вечером по незнакомым маршруткам, да еще зная, что у бабушки плохая память, и она вряд ли запомнит, куда ехать или идти. - А как ваша улица выглядела? – с надеждой спросила я. Может, до утра ее домой позвать, а утром милицию заявление подать? А что им сказать – разыскивается Наденька, внученька, раскрасавица. Раздражение усиливалось. Наденька эта показалась мне редкостной сволочью. Может, она специально так старенькую отправила подальше, чтоб так, как собака. Ох… Я стиснула зубы. Истерика готова была нахлынуть быстро и качественно, нельзя. Бабульку я напоила чаем и накормила кашей. Та кушала, благодарила, прощения просила. Пару раз назвала меня Наденькой, от чего меня передернуло. Документов при старушке не было, денег – бумажка мятая в кармане старенького советского коричневого пальто. Улица у нее была обычная, с хрущевками, каких у нас восемьдесят процентов города. Аптека на углу, магазин продуктовый, это она помнила, но в городе с миллионами жителей аптека и магазин – понятия, скажем так, весьма абстрактные. Помнила, что жила на втором этаже, что квартирка хорошая, двухкомнатная, в одной комнате она жила, в другой – внученька со своим мужем. Мужем? Ну логично, внученьке было так хорошо почти как мне, если на то пошло. Ну, лет двадцать пять точно было. Фамилию свою бабулька вспомнила, потом сказала, что это девичья, а других и не надо. Фамилию внучки она не знала – та жила с мужем уже почти год, или около того. «С осени, точно, как выборы были, так и замуж выскочила, дурочка». Муж оказался парнем злым, это бабушка тоже помнила, из комнаты она выходила редко, телевизор ее старенький вечно мешал «деточкам», она его тихо слушать не могла, потому что не очень хорошо слышала. Кушала на свою пенсию, пенсию ей сердобольно приносили почтальоны. Имен их она не помнила тоже. «Склероз, деточка, что поделать, старость не радость». По всему выходило, что добрая деточка Наденька, возможно, по науськиванию грозного безымянного мужа, повела бабушку гулять, завезла на другой конец города, ускакала куда-то… и все. В милицию я обратилась, конечно. На следующий же день. Бабушку никто не разыскивал, объявления по улицам не висели, да и я не развешивала, что писать. Милиция мне посочувствовала, но помочь особо ничем не хотела. Город большой, мол, если что, мы знаем, что у вас живет чужая старуха… Дом престарелых – знаете, где? Нет, ну, ваше дело. А что я хотела? Сочувствия? Выгнать я ее не могла, хотя радости от присутствия чужой бабушки никакой у меня не было. Местное телевидение по моему содействию прокрутило душещипательную передачку на тему жестокости молодежи и невнимания к старикам, бабушку показали по телевизору… Но никто не отозвался – город был равнодушен к чужому горю. Да и горю ли? Бабушка была вполне довольна мной, потому что на волне своего героизма я заботилась о ней куда лучше ее Наденьки. Мама, то есть дочка бабушки, была где то «на заграницах, денюжку зарабатывала», да там и осталась с концами, и ее тоже можно было понять. Дом престарелых? Да идите в задницу с такой идеей. Мораль я никакую в эту историю вкладывать не буду, нет ее, этой морали. Каждый выбирает по себе. Бабушка не вспомнила, кто она и откуда, не оставила мне великого наследства за доброту, не оказалась доброй феей из сказки. Она была просто старой женщиной, которая помнила войну, но не помнила, где живет. У которой дрожали руки, и она проливала суп на чистую скатерть, и ее ругали за это. Которая плохо слышала, и которой запрещали смотреть новости по телевизору, потому что «шум». Которая была хозяйкой квартиры, и от которой захотели избавиться. О которой не вспомнил никто из соседей, наверно, таких же молодых оболтусов, не знаю. Пенсия? Да откуда мне знать, как решила этот пикантный вопрос Наденька, кому какие взятки дала, кому что сбрехала.

Аннушка

Ольга Григорьевна была вне себя от радости. А что? Человеку всегда приятно, когда он оказывается прав! Вот и Ольга оказалась права на все сто процентов! Ну, если верить тесту ДНК, а причин сомневаться в бумажке у Ольги не было. -Ну, я ей устрою… Кузькину мать! — Говорила себе под нос Ольга, спеша в квартиру сына на космической скорости, чтобы быстрее уличить его супругу в обмане. Надо сказать, что Ольга и Аня не подружились с самого начала. Их первая встреча была случайно и произошла в магазине. Анна работала там продавцом-кассиром. При этом девушка устроилась в супермаркет всего неделю назад, поэтому лишь знакомилась с профессией и набиралась опыта. Ольга Григорьевна же имела весьма скверный и склочный характер. Поругаться в очереди к терапевту или в магазине, отстаивая своё право на свежее молоко, которое к открытию не успели подвезти, для Ольги было чем-то сродни развлечения. Вот и на долю Анны выпала такая участь… Новенькая кассирша, случайно, пробила нервной покупательнице чужой товар. Вина её была не полной, если вообще была. Дело в том, что Ольга Григорьевна не поставила разделить между своими продуктами и покупками следующего человека. Поэтому бойкая Анна «пикнула» над пачкой пельменей, принадлежавших скромному холостяку, что стоял позади женщины. Ольга, увидев это, взвилась: -Это что такое?! Вы мне что, уже продукты лишние в чек впихиваете? Среди бела дня? – Разоралась женщина. – Мошенники! Вечно в этом магазине так! Анна, опешив, густо покраснела. Молоденькая кассирша не поняла, что стряслось. Ольга Григорьевна же, схватив пачку замороженных пельмешек из своей кучи, бросила ее обратно: -Куда вы смотрите, девушка-а-а? – Манерно растянула Ольга Григорьевна последнее слово. – Я такое не ем сама и даже кошкам не даю! Это же полуфабрикаты! Неизвестно, что там в составе… Небось, сплошные «Ешки». Теперь опешил уже и унылый холостяк, с печалью глядя на свой раскритикованный ужин. Миролюбивая Анна же попыталась взять ситуацию под контроль: -Послушайте, я же не могла этого предвидеть. Просто, в следующий раз, ставьте на ленту разделитель, пожалуйста, во избежание подобных недоразумений. – Мягко сказала Аня. – А пельмени мы из чека уберём, конечно же. Подождите минутку, я позову коллегу. Анна взялась за телефонную трубку, однако Ольгу было уже не остановить: -Ты что это?! Ещё учить меня вздумала, как продукты раскладывать?! Не доросла пигалица! А о том, что покупатель всегда прав, ты не слышала? – Закипела Ольга, а потом еще и за сердце схватилась. – Ой, дурно мне… Наверное, Ольга Григорьевна надеялась на сочувствие со стороны свидетелей этой драмы. Однако, на лицах людей, которые переминались с ноги на ногу в очереди, не было ни капли сочувствия к сварливой бабе. Холостяк и вовсе подумал, что если бы эта тётя была на аппарате жизнеобеспечения, то он бы предпочёл отключить его, чтобы зарядить свой смартфон… Покосившись на толпу, покупательница решила, что не будет разыгрывать карту сердечной боли, поэтому изменила тактику: -Вы людей задерживаете! Можно быстрее? Мне тоже домой надо! – Заявила она, вскинув подбородок. Вскоре прибежала та самая «Галя, у нас отмена», из анекдотов. Пельмени были удалены из чека, Ольгу отпустили. Только вот она уходить не торопилась. Сначала она долго, трижды, пересчитывала сдачу, заявив, что не доверяет новенькой девице, которую раньше в магазине не видела. Потом она долго складывала продукты в сумки, ворча, что в приличных магазинах с этим помогают кассиры. Анна на явные провокации не реагировала, на покупательницу даже не смотрела. Она упорно делала свою работу, мягко улыбаясь покупателям. Апогеем ярости Ольги стало то, что тот самый холостяк с пельменями, добавил в свои покупки огромную шоколадку из акционной корзины, что стояла на кассе. Когда он оплатил покупки, а Ольга свои только-только запихивала в пакеты, принесённые из дома, мужчина взял эту плитку шоколада и протянул продавщице: -Вот, это вам… — Улыбнулся он. – В качестве поддержки. А то бывают всякие экземпляры, портят настроение… Кассирша моргнула удивлённо, смутилась, попыталась отказаться, но мужчина оставил плитку и ушёл, бросив на Ольгу хмурый взгляд. В длинной очереди к кассе зашептались, стали посмеиваться. Анна спрятала шоколадку куда-то под стол и продолжила пробивать товары. Ольга Григорьевна фыркнула, вскинула повыше крючковатый нос, да маршем вышла из магазина. Времени до вечера у неё было не так уж и много… Сегодня вечером сынок должен был привести на ужин невесту, чтобы познакомить с родительницей. Поэтому Ольга и накупила разных продуктов, намериваясь удивить потенциальную родственницу. Ну, а ещё сразу задать планку по готовке. Ведь уж её невестка не будет кормить мужа покупными пельменями! Надо будет – так сама налепит. Дома у Ольги закипела работа и вода в кастрюльках. Вскоре на столе стояли разные яркие салаты, запеченное мясо с деревенской картошкой, закуски из баклажанов. И вот… В дверь позвонили. Ольга скинула фартук, отерла руки, нацепила на лицо широкую улыбку и поспешила распахнуть дверь… Только вот улыбка мгновенно сползла с её лица, когда она увидела невесту сына. -Ты! – Прошипела она, не пуская гостей на порог. – Сынок, ты кого привёл?! Она же меня сначала обдурить хотела, а потом на весь магазин опозорила! Анна не успела и «здравствуйте» сказать, как Ольга уже вывалила на голову сына историю из магазина, такой, какой она её видела. Только вот Игорь, внимательно выслушав маму, посмотрел на притихшую возлюбленную: -Так это моя мать та самая женщина, что из-за пельменей раскричалась? Ты уж прости. — Сказал он. Дело в том, что Игорь, как никто иной, знал характер своей мамы. Порой ему даже было стыдно за неё, но поделать с этим что-то было сложно. Да и любить мать он перестать не мог. Всё-таки она у него была одна. В своё время Ольга жила в деревне, а ради сына переехала в город, одна и без мужа. Она пахала на нелюбимой работе, ради квартиры. Игорь же в городе смог получить достойное образование, а потом и работу. Он ходил в море на торговом судне, имел прекрасный доход. И, как считала его мать, был невероятно завидным женихом. -Сына, ты почему ей веришь, а не матери родной?! – Захлопала глазами мать, а губа её задрожала от обиды. – Она же ещё и шоколадку взяла у мужика какого-то! Сидела там, глазки строила… -Ну, глазки у Оли красивые. А про мужика я знаю. Шоколадку Оля мне отдала, она сладкое не ест. – Усмехнулся мужчина, а затем, приобняв невесту, повел на кухню. — Мама, у тебя здесь очень вкусно пахнет. Давай-ка ты сначала нас накормишь, а потом, уже на сытый желудок, может и ругаться перестанешь… Анна же, которой кусок в горло не полез, всё-таки решила извиниться перед женщиной. Она надеялась, что сможет загладить первое впечатление… Но не тут-то было. Ольге не понравилось и то, что её сын, такой красивый и статный моряк в форме, выбрал в невесты обычную продавщицу. Где такое видано? Когда ужин близился к концу, а Анна отошла в уборную, мать стала нашептывать на ухо сына: -Не нужна она нам такая! Вон, лучше посмотри на Василису, дочь тёти Зины! Она – актриса театра, на минутку! -Васька – актриса погорелого театра. – Отмахнулся сын, которому уже не раз сватали дочь маминой подруги. – Она что сыграла за последнее время? Третье дерево в лесу? Да и потом, она мне даже не друг… Она мне с детства не нравится. -Но лучше играть дерево в театре, чем сидеть на кассе! – Рявкнула мать, бросая грязные тарелки в раковину. -Мам, во-первых, работа на кассе – это не предел мечтаний Анны. Просто пока что она не смогла найти место по своей специальности, а без работы она сидеть не хочет. Ты бы лучше похвалила её! Другая бы села мне на шею, ноги свесила, а Аня не такая… -Ага, она не такая, она ждёт трамвая… — Фыркнула мать, скрестив руки на могучей груди. – Во-первых, нет ничего более постоянного, чем временное. Ты оглянуться не успеешь, как твоя Аннушка превратится в типичную продавщицу, грузную и с этими… Синими тенями на веках! Вот так вот! Игорь насупился, пытаясь понять, причём тут тени на глазах. Хотя Ане, по его мнению, пойдёт всё, что угодно. И наряд продавщицы, и синие тени, и мешок от картофеля. Вернулась на кухню Анна. Она вызвалась помыть посуду: -Вы отдыхайте, Ольга Григорьевна! Такой чудесный ужин нам приготовили. – Улыбнулась она, закатывая рукава. Ольга фыркнула, а про себя подумала: «Вон она как перед Игорем стелется, показывает, что добрая и хорошая… А сама просто хочет его к рукам прибрать!». Позже любой добрый и искренний поступок Анны стал расцениваться свекровью, как способ «подлизаться». Ольга начала искать недостатки в Анне с маниакальной страстью, только вот все было тщетно! В квартире, в которой Анна стала жить с Игорем, всегда было чисто и свежо. Ревизия холодильника показала, что там нет покупных пельменей. Анна даже выпечку не покупала, а сама была умелица и делала великолепную грушевую шарлотку. Ольга уплетала пирог за обе щеки, но никогда не хвалила. Хотя в тайне мечтала о рецепте. Потом придирки Ольги стали совсем фантастические. Однажды женщина, пожёвывая губами и проговаривая про себя имя потенциальной невестки, неожиданно воскликнула: -Я поняла, почему мне имя её так не нравится! Анна – имя ужасное! Вот смотрит, Игорёша… Аннушка, у Булгакова, разлила масло! И тогда там одному персонажу голову того… Ать… — Женщина провела ладонью по своей шее, показывая, что конкретно сделал трамвай с головой Берлиоза. – А ещё Анна Каренина! Она же изменщица! Она семью разрушила! -И тоже под поезд сиганула. – Напомнил сын, не скрывая смеха. – Я скажу Анне, чтобы держалась дальше от рельсов и станций… А то мало ли что! -Вот ты смеёшься, а имя многое о человеке говорит! – Надулась мать, которая, в свободное время, грешила просмотром экзотерических передач. -Тогда давай ещё княгиню мстительную Ольгу вспомним? – Предложил он матери. – Сделай тогда одолжение, в баньку Аню не приглашай… А то мало ли что тебе в голову придёт. Ольга Григорьевна скрежетала зубами, но не сдавалась. Она была уверена, что её сын должен найти городскую невесту с богатым приданным, хорошей родословной и профессией, за какую стыдно не будет. Такую, чтобы и квартира своя была, и папа бизнесмен… И переубедить Олю было невозможно. Она верила, что сын одумается… Только вот он нанёс ей удар в спину! Однажды молодые люди, сияя улыбками, пришли к ней, сели на диван и огорошили новостями: -Мама! Аня беременна! Мы женимся! – Заявил Игорь. Ольга схватилась за сердце, на этот раз, не шутя. Она побежала к аптечке, на весь дом разнёсся запах корвалола. Свадьба казалась ей ужасно поспешной! А тут ещё и ребёнок! Ольга, воспитанная русскими сериалами, стала искать подвох. Со своими мыслями она поспешила к соседке, той самой Зине: -Ой, Зиночка, чует моё сердце, что это ребёнок не Игоря! Слишком он быстро появился! Слишком поспешно они хотят свадьбу сыграть. Через месяц всего, представляешь?! Уже заявление подали, меня не спросили! — Сокрушалась новоиспечённая свекровь. -Ну, чего ты пристала к молодым? Может, любовь у них настоящая? Я со своим первым мужем тоже через месяц в ЗАГС побежала. – Заявила Зина, попивая черный и сладкий чаек. -Да то когда было! Сейчас времена иные. Девушки – сплошь карьеристки, рано они уже не рожают, как мамки наши. Семьи сейчас никем не ценятся. – Проворчала Ольга. – Думаю, она нагуляла ребёнка, а отцовство повесить хочет на моего Гошу! Ну, я-то все выясню… Она осталась верна своей идее и ожидала встречи с внуком или внучкой. Когда родился ребёнок, мальчик, Ольга всё больше уверялась в верности своей теории… Малыш, которого назвали Валерой, совсем не был похож на отца! Ни капельки! Игорёша был кареглазый, темноволосый, с чёткими и крупными чертами лица… Мать тоже брюнетка. А ребёнок, спрашивается, в кого? Голубоглазый, бледный, как моль, с тонкими, словно паутина, пшеничными волосами… В какой-то момент волосы начали виться. Губы у него были пухлые, как и щеки, а на подбородке – ямочка. Люди, увидев упитанного малютку, восхищались им, сюсюкали, называли ангелочком. Родители не могли нарадоваться и надышаться на своего сына… Одна Ольга видела, что ребёнок не их! Не их порода! Поняв, что на слово ей сын, одурманенный коварной женой, не поверит, Ольга Григорьевна придумала план разоблачения. Когда внуку исполнилось полтора года, взяла волосы сына и внука, отнесла в лабораторию и вот, получила заветный конверт с результатами экспертизы. Когда она увидела вердикт, то пульс у нее подскочил, а руки затряслись. Если бы Ольга была героем фильма, то она бы, наверняка, зловеще захохотала в этот момент, запрокинув голову назад… Теперь же женщина, кипя от праведного гнева, прибежала к квартире сына и невестки. Хотя, какая она невестка теперь? Гадина! Змея подколодная! Изменщица! Ольга Григорьевна остановилась перед дверью, чтобы перевести дух. Затем она решительно надавила на кнопку звонка. Открыла ей Анна, на руках которой был сын. Она приветливо улыбнулась, увидев свекровь: -Здравствуйте, Ольга Григорьевна! Как вы вовремя! – Сказала она, вместо удивления от внезапного визита. — Вы как раз к чаю пришли, а мы с Валеркой вашу любимую грушевую шарлотку испекли. Бабушка смерила невестку и внука брезгливым взглядом, а затем, буркнула: -Убери от меня «это». – Сделав такое заявление, она, не разуваясь, промаршировала на кухню. Там стоял её сын, разливая по чашкам эрл грей. Он удивился, заметив маму, да ещё и с таким воинственным выражением лица: -Мам, что опять стряслось? На кассе не дали десять копеек сдачи и мы идём судиться? – Попытался пошутить Игорь. Изумлённая Аня семенила следом за гостьей, всё ещё удерживая на руках ребёнка. Она тоже не понимала, почему свекровь назвала своего внука в столь пренебрежительном тоне. -Ольга Григорьевна. – Позвала Аня, усаживая Валеру в детской кресло. – Зачем вы так? Брови Ольги поползли наверх. Она махнула в воздухе выданной ей распечаткой, словно флагом, а затем припечатала ее к столу: -Вот! Вот, полюбуйся, Игорь! Ребёнок – не твой! А я знала… Всегда знала! Ребёнок этот не наш! Нагуляла… Шаболда! – Сцедила она резко, глядя на Анну. К её удовольствию, Аня побледнела, пальцы её дрогнули и сжались. Она обеспокоенно посмотрела в лицо мужа, словно искала защиты. Ольга фыркнула: -Что глазки вылупила, милочка? Нет уж, теперь не отвертишься! Я же всегда знала, что так будет! Всегда знала! Как ты вообще посмела? Как совести хватило так поступить с Игорем? – Сетовала женщина. — Сыночек мой, бедный, трудится! Жизнью рискует, в море ходит… Денежки зарабатывает, чтобы вас прокормить! А ты сюда водишь, кого ни попадя! Стоит кораблю от порта отплыть… Вот и нагуляла от кого-то этого щенка бледного… Пока Ольга выдавала свою обличительную речь, Игорь спокойно взял бумажку, пробежал по ней взглядом. Увидел надпись: Вероятность отцовства – ноль процентов. -Ну, что молчишь, сына? – Спросила мама, отдышавшись. – Что скажешь?! И тут Игорь, на глазах у матери, смял бумагу в кулаке и… Выбросил в урну… Затем он, посмотрев в лицо опешившей мамы, заявил: -Я знаю, что Валерка не мой ребёнок, мама. – Прежде чем мать успела ответить, он продолжил. — Он и не Анин ребёнок… Мы его усыновили. -Вы… Вы что-о-о сделали?! – Ахнула Ольга Григорьевна, а лицо её вытянулось. Игорь и Аня переглянулись. Анна выглядела растерянной, смущённой. Мужчина протянул руку, и, когда Аня за неё взялась, словно за спасательный круг, он привлёк её в свои надёжные объятия. Игорь с нежностью посмотрел на жену, а затем, на мать… Но на этот раз в его глазах была лишь бесконечная усталость от её выходок: -Садись-ка, мама, за стол. Налью тебе чай и всё расскажем… А ты помолчи и послушай. Ольга Григорьевна так растерялась, что послушалась. Она чинно сложила руки на предложенной чашке, но к куску пирога не притронулась. Анна же начала рассказ. *** Беременность Анны была неожиданностью, но приятно. Однако протекала тяжелее, чем Аня предполагала. Она-то была уверена, что здорова и ребёнка выносит и родит с легкостью… Только вот врачи были иного мнения. Они нашли у Анны множество тревожных звоночков. Поэтому пичкали её таблетками, как подушечку иголками. Аня приезжала на приём гинеколога каждую неделю, выполняла все рекомендации, но этого оказалось мало. Когда Анна была на восьмом месяце, уже почти-почти на девятом месяце, у неё открылось кровотечение. На карете скорой помощи женщину привезли в роддом. Только вот ребёнка спасти не удалось. Причины гибели его так и остались тайной, покрытой мраком. Ходили слухи, что какие-то из лекарств, которые прописывали Анне, оказались губительными для развития ребенка в утробе… Только вот в тот момент Анна не хотела и не могла искать причину. Она пережила ужасное горе. Сердце её разрывалось на части. Она не верила в произошедшее… Ведь она уже видела снимки, на которых был её малыш! Она чувствовала его внутри себя, когда он пинал пяткой стенки живота изнутри, словно ему не терпелось выбраться и встретиться с родителями. Только вот этой встрече случиться было не суждено… Анну оставили в палате перинатального центра, под наблюдением врачей. Пациентка, постепенно, восстанавливалась. Однако если её здоровье врачи могли подлатать лекарствами, то израненную душу Аннушки никто излечить был не в силах. *** В это же время, на другом этаже, в палате лежали три новоиспечённые матери. Две из них были похожи на курочек-наседок. Они постоянно хлопотали над своими розовыми капризными малышками, целовали их пятки и носики, а ещё болтали: -А какую вы выбрали коляску? А какое имя? – Кудахтали они. -А что принесёте на выписку? -А подали ли уже документы? А какие лучше покупать подгузники? А давать ли соску? -А сразу ли твой сынок взял грудь? А что есть, чтобы было больше молока? Помогает ли халва со сгущенкой?.. В общем, болтовня в палате, типично «мамская», не умолкала. На фоне этих мамочек-курочек разительно выделялась хмурая и немая женщина. Красивая блондинка, с острыми чертами лица и холодной внешностью, постоянно молча сидела в кровати, скрестив на груди руки. Она кормила ребёнка, меняла ему подгузники, но никогда не нянчила, не обнимала, не целовала. Сначала соседки по палате попытались с ней заговорить, но очень скоро поняли, что она немая. Ни словечка не вымолвила за три дня, лишь кивала или качала головой, в ответ на вопросы. И вот, на третий день, после выходных, к новоиспеченным мамашам пришёл врач. Осмотрев мам и малышей, он задал вопрос той самой, немой: -Диана Львовна… — Сказал он. – У вас тут документов не хватает… Мы обратились в больницу в вашем городе, но ответа нет. Они нужны, для выписки и… -Я отказываюсь от ребёнка. – Заявила Диана решительно и четко. – Что там надо написать, чтобы меня отпустили? Две мамы, да и врач с медсестрой, опешили. Нет, врачи-то знали, что Диана не немая, но услышать такие слова – всегда непросто. Соседки по палате вовсе были в шоке. Позже, когда Диана, написав отказную, покинула больницу, одна из медсестёр поделилась с пациентками сплетнями: -У неё же роды начались в пути, в поезде. Пришлось её снять на одной из станций, определили в наш роддом, просто потому, что он был ближе. – Объяснила она. – Я как-то слышала, как он по телефону говорила… Я просто увидела, что кто-то спрятался и курит, думала, кто-то из персонала, а там мамаша. Сидит на корточках, да причитает… Рассказала, как ехала она на поезде от мужа к любовнику. От супруга сбежала, представляете? Ребёнок-то, наверное, супруга, оставлять она его и не планировала, видать… Непонятно, чего так долго только лежала, три дня целых. Матери и персонал погоревали над судьбой мальчика, а потом отнесли его в отдельный бокс и стали вспоминать о ребёнке лишь по графику. *** В первую ночь, когда мать бросила сына, Анна проснулась от детского плача. Он был негромкий, похож на жалобный крик котёнка. Она открыла глаза, огляделась по сторонам, словно снова забыла, что находится в больничной палате. Любящий муж, Игорек, позаботился о том, чтобы женщине выделили одноместную палату. Аня была ему благодарна… Если бы её поселили со счастливыми, новоиспечёнными мамочками и их грудничками, она бы просто с ума сошла от горя. А в последнее время ей стал сниться плач мальчика каждую ночь… Обиженный, расстроенный, малыш звал маму. Только если обычно Аня просыпалась в холодном поту, и детский плач обрывался, то теперь он продолжился. Анна повернулась на бок, поморщилась от боли в груди. Она, всё ещё сонная, коснулась рубашки ладонью и чертыхнулась. Пижама, которую накануне привёз муж, была насквозь мокрая и пропитанная молоком. Грудь набухла и горела, не спасали даже специальные накладки… Плач не умолкал. Тогда-то Анна, ощутив, что её бросило в пот, подорвалась с кровати: -Нет, мне это не снится! – Воскликнула она и ущипнула себя за руку. Она откинула больничное одеяло, вступила в тапочки и осторожно пошла на звук рыданий. В коридоре было темно, тихо и безлюдно. Плач ребёнка доносился из палаты. Дверь в неё была приоткрыта. Младенца в боксе Аня увидела сразу. Он молотил ручками по воздуху, надрывал голосовые связки. Ребёнок покраснел от натуги, и надежды позвать хоть кого-то… Личико его сморщилось, как курага. Больше в палате не было ни души. Окно было распахнуто, впуская ночной прохладный воздух. Ребёнок скинул с себя одеялко и, наверняка, замёрз. Анна, забывая страхи и отбрасывая сомнения, поспешила к малышу. Она взяла его на руки. Тельце новорождённого было совсем худеньким и лёгким. Анечка сразу ощутила, что подгузник у ребёнка был переполнен. -Тише, тише… — Прошептала она, пытаясь укачать малютку на руках. Женщина, ощутив болезненный укол в сердце, коснулась лба ребёнка губами. Истерика малыша немного утихла, но он всё равно жалобно всхлипывал. Не зная, что делать, Аня, с малюткой на руках, поспешила на пост медсестёр. Там было пусто, но в каморке горел свет. -Извините! – Повысила она голос, пытаясь позвать кого-нибудь. На встречу ей, зевая и потирая красные от сна глаза, вышла недовольная медсестра: -Чего стрялось опять? Болит чего? Не ночь, а караул сплошной… – Спросила разбуженная женщина. -Ребёнок в палате один и плачет. На весь этаж слышно. У него ещё и подгузник мокрый. Наверное, есть тоже хочет… — Сказала Анна, видя, как новорожденный ребёнок, почувствовав чужое молоко, словно маленький зверёнок тыкается носом ей в грудь. -А, этот бедолага… — Нахмурилась женщина, снова зевая и явно не чувствуя вины. – Да я забыла про него. Сегодня столько рожениц появилось за день! Как с конвейера пришлось отпускать… Анна изумленно моргнула: -А где его мама?.. -А черт её знает… Она от него отказалась. Говорят, что любовник её ждёт, но без чужого сына в подоле. Однако это сплетни… А причин для отказа может быть миллион. Узнав, что у неё на руках отказник, Аня еще крепче прижала мальчика. Обида начала её душить: «Вот так бывает… — подумала Аня. — Кто-то мечтает о таком счастье, а другие выкидывают, словно мусор. Нечестно. Как это нечестно!». -Почему никто не смотрит за ребёнком? – Спросила Анна, укачивая мальчика на руках. Она посмотрела на мальчонку и, с улыбкой, поняла, что малыш успокоился рядом с ней, даже начал засыпать. Медсестра фыркнула, вставила руки в бока: -А что мне сделать? Усыновить его, может? У нас есть правила и график! Если ребёнок обоссался раньше, то это его проблемы, пусть терпит… — Грубо заявила не выспавшаяся медсестра. – А что голодный – его проблемы! От смеси он сегодня отказывался постоянно, между прочим. Всё выплевывал. Привык за три дня к мамкиному молоку. Я просила девок нацедить грудного, для отказника, да им все некогда, своих кормят… Ну, ничего, захочет жрать, так и смесь понравится. -Но, может, ему просто страшно и он зовет маму… — Едва не расплакалась от жалости к беззащитному созданию Аня. -И что? Медперсонал не обязан успокаивать детей, колыбельные петь или носить на руках! – Фыркнула медсестра. -Но… — Попыталась достучаться до женщины Анна. -Никаких «но»! – Окрысилась медсестра. Аня тревожно выдохнула. Грудь, полная молока, ныла и горела: -А я… Я могу его покормить? – Спросила женщина прежде, чем успела обдумать свой вопрос. – У меня много молока. Медсестра моргнула, задумалась: -Мне надо будет уточнить это у врача. – Сказала она, после паузы. Было видно, что она рада бы спихнуть заботу о мальчишке на кого-то иного, но боится последствий. Получив одобрение от начальства, Анна принесла ребёнка в свою палату и приложила мальчика в груди. Малыш ел жадно, словно боясь, что вкусное молоко снова отберут и подсунут резиновую соску со смесью… Анна стала гладить ребёнка по светлым волосикам, начала напевать колыбельную. Малыш, насытившись, уснул. Однако Аня не вернула его в бокс. Она так и держала его на руках, любуясь. Позже, поговорив с врачами, Анна забрала ребёнка в свою палату. Она принялась ухаживать за мальчиком, ворковала над ним, заботилась… Мальчик стал выглядеть здоровее, на щеках появился румянец. Анна тоже стала идти на поправку… На губах её постоянно сияла улыбка, а кошмары больше не мучили ее по ночам. И вот, приблизился день выписки… Только вот Аня не могла уйти из больницы без сына. Она позвонила мужу, и, заикаясь от страха, рассказала все, что с ней произошло: -Я не могу уйти без него! Я полюбила его, Игорь… Давай усыновим мальчика! Он… Он нам Богом послан! – Взмолилась она. К счастью, мужчина понял свою супругу и поддержал её решение. Врачи, зная, что именно Анна заботилась о малышке всё время, тоже помогли женщине. Вскоре они с мужем оформили опеку над мальчиком. Родне они решили ничего не говорить. Анна запретила мужу рассказывать о том, что потеряла ребёнка, пока не выпишется из больницы. Она боялась, что её родители будут сильно волноваться, поэтому хотела сама рассказать о случившемся… Но не пришлось. Анна вышла из роддома, счастливая, держа на руках сына. Да, он не был похож на папу и маму, но он был искренне любим. Он стал для родителей лекарством от душевной раны, таким, какое в аптеке не найдёшь. *** Завершив историю, Аня посмотрела на притихшую свекровь. Игорь тоже смотрел на маму. Когда молчание затянулось, он встал и сказал: -Мама, я тебя люблю. Однако теперь в моей жизни есть не только ты. В ней есть люди, которых я тоже люблю и хочу защитить… Я надеюсь, что мне не придётся, впредь, защищать их от тебя, мама. Ты должна одуматься, либо больше не приходи сюда. Не обижай мою жену и моего ребёнка. Ольга Григорьевна была в шоке от таких слов сына. Она встала и вышла, хлопнув дверью. Обида душила её… Но дома… Дома она села и начала вспоминать о том, что случилось, за последнее время. Она вспомнила вкус пирога Ани и её заботу. Как невестка ухаживала за Олей, когда та заболела. Она вспомнила, как смешно тянулся к ней внук и лопотал: «ба-ба-ба-ба». Такой красивый, пусть и не родной по крови. Она вспомнила, как сияет ее Игорек, рядом с женой и сыном… Много чего вспомнила Оля, нанизывая воспоминания, как яркие бусины на нить. И в итоге она поняла, как же была не права… Нет, Ольга изменилась не сразу. Однако она вернулась в дом сына и принесла с собой самое важное — искренние извинения. Постепенно она подпускала к себе Аню, помогала ей и внучку, начинала всё больше смеяться и улыбаться рядом с ними. Она поняла, что Аня не претворяется хорошим человеком, она и есть именно такая! Светлая и милая! Спустя два года Аня нашла работу по специальности, свекровь ей очень гордилась. А ещё она гордилась каждым достижением Валерки! Минуло ещё два года, когда Анна снова забеременела. В назначенный срок у семьи родилась здоровая девочка – Маша. Теперь Ольга Григорьевна считала себя самой богатой и счастливой бабушкой в мире… А ещё, она больше никогда не ругалась в очередях. Ну, разве что, очень и очень редко… СЕЛЕМПИ ОБЩАЕМСЯ СЛОВАМИ. БЕЗ СТИКЕРОВ