Он был опубликован в газете "Вперед"(Нижегородская область) в 2010 году.
День, когда началась война, Шура, или Шурка, как звали мою маму в деревне, запомнила очень хорошо. Ей, шестнадцатилетней девушке, казалось, что вся ее родная деревня Афанасиха содрогнулась от страшного женского воя. Женщины, дети, старухи буквально висели на своих родных мужчинах, и никакая сила не могла их оторвать... А потом были слезные проводы на станции Ветлужской, погрузка людей в вагоны, в которых раньше возили скотину, и прощальный свисток паровоза… Немногие из мужчин вернулись назад. Остались во всей деревне только дети, подростки, женщины да пять стариков…
В самом начале войны никто не знал, как далеко на территорию нашей страны продвинутся немцы. И вот, чтобы остановить фашистские танки, всех, кто мог работать, посылали копать противотанковые рвы. Стояла лютая зима, а подростки, старики в рваных пиджаках и фуфайках, молоденькие девушки в легких жакетах со всех окрестных деревень и поселка прибыли на Ветлужскую. Была среди них и моя мама со своими подругами Надей Кругловой и Ниной Солнышковой.
«Высадили нас в чистом поле, - вспоминает она, - недалеко от города Ковров. Мороз был жуткий. Сначала мы пошли было по ближайшим деревням, чтобы хоть как-то обогреться. Но нас не пустили, сославшись на то, что тесно у самих. Тогда разожгли костры и стали рыть землянки. Наделали землянок в поле, но только в них было не намного теплее, чем на улице. Молодежь из Афанасихи и Чащихи поселили в одной землянке. Мы спали на верхних нарах, а те, кто из Чащихи, – внизу. Спали во всей одежде, а утром со смехом (молодые были!) “откапывали” чащихинских – земля с потолка сыпалась. Работать (копать рвы) уходили с рассветом, а приходили в землянки в темноте. Работали так, что вечером еле до нар добирались: сильно болели спина и ноги. Ели только в обед и вечером: жидкую похлебку с неразварившимся горохом да хлеба давали около 200 граммов. Утром не кормили совсем. Немецкие самолеты летали часто, но не бомбили, а летели дальше, на Горький. Их целью был автозавод. Только людей, работавших на рытье окопов, все равно много погибло. Земля промерзла глубоко и, чтобы легче было копать, вначале ее взрывали. Перед этим взрывники кричали, махали белыми тряпками, убеждали всех укрыться в землянках. Только не все слышали и видели… И огромные промерзшие глыбы земли обрушивались на головы беззащитных людей. Каждый день приносил новые жертвы. Часто думаю: сколько людей погибло, а ведь рвы эти противотанковые так и не пригодились».
Страшной напастью был холод и… вши. Подруга мамы Надя Круглова взяла с собой гребень. «Вшей было так много, - рассказывает мама, - что после того как за землянкой мы расчешем свои косы, белый снег становился черным. Другая беда – ноги, а вернее то, во что мы были обуты. Почти все деревенские были в лаптях. От холода ноги мерзли. Бежим, бывало, к костру, сунем ноги к огню, а лычки на лаптях – раз… и перегорели, и пальцы голые из лаптей торчат…»
Два месяца мама была на окопах. Этот каторжный труд оценили в 65 рублей (деньги эти хорошо запомнились потому, что именно на них была куплена кровать в приданое). Но «настоящей наградой» за работу стал полиартрит - болезнь, которая особенно дает о себе знать по ночам.
В 1942 году перед отъездом на фронт брат Николай сказал: «Шурка, я свою молодую лошадь в колхозе никому не доверю, только тебе». И повел свою семнадцатилетнюю сестру к председателю колхоза. А председателем колхоза имени 10 съезда ВЛКСМ был И. Н. Жолобов, которого к тому времени уже комиссовали по ранению с фронта. «Иван Никитич, как же я буду пахать на лошади, если я ее даже запрягать не умею?» - «Пойдем в конюшню, я тебя научу». И там, на месте, не только научил маму запрягать лошадь, но и через несколько дней сковал легкий плуг (был он не только хорошим председателем, но и кузнецом, как говорится, от Бога). Понимал, видимо, как тяжело будет молодой девчонке плугом землю ворочать. С того самого дня и до конца войны мама работала в бригаде наравне со стариками. И ни одна деревенская девчонка не решилась больше взяться за эту тяжелую мужскую работу! Тяжело было таскать плуг по земле, но не менее трудно было управлять лошадью. Лошадь звали Нежда, она была молодая, горячая, совсем недавно объезженная. «Бывало, бежит-бежит да и встанет, как вкопанная, - вспоминает мама. - И ручки плуга со всего маху вонзаются прямо мне в живот. Пореву-пореву, да опять пахать… Нормы были жесткие и до наступления ночи надо было все поле вспахать. Да с таким азартом работала, что больше всех стариков напахивала земли! Старики ведь как работали? Круг сделают – курить сядут. А я не курила. Пашу себе да пашу... Отец родной не верил, что больше него у меня пашни получалось, горячился, заставлял учетчицу не один раз вспаханную мною землю перемеривать».
Денег за работу не платили. Учет шел на трудодни. А за трудодни платили тем, что выросло на колхозных полях и только тогда, когда урожай был собран. Запомнила мама, что в урожайный год давали за один трудодень 500 граммов гороха. И это было счастьем. Семья Ворониных была большой, и хотя взяли на войну двух братьев, отец, мать и все сестры в колхозе работали на совесть, много трудодней зарабатывали, хотя ели не досыта, но и не голодали. А вот в Баках голод был страшный, целыми семьями люди вымирали. Запомнилось маме, как зимой картошку перебирали в колхозных буртах. Гнилую картошку выносили и кидали в яму. «Бывало, - говорит, - всю яму за день наполним гнилой картошкой, а утром приходим – яма пустая. Баковские жители всю гнилую картошку на еду подобрали…»
Какой только работы не переделала моя мама в военные годы! Заготовка дров для школы, больницы, вывоз сена с покосов зимой и навоза на поля весной, а летом – пашня, покосы.
«Вот стоишь босыми ногами по колено в навозе и лопатой его кидаешь на телегу, - продолжает она, - а потом ее, груженую доверху, на себе вытаскиваешь из хлева. Разве лошадь в хлев пройдет? Навоз даже из личных хозяйств на колхозные поля вывозили. В войну люди ничего своего не жалели, лишь бы приблизился день Победы. Обидно было осенью, когда приезжали из района люди на подводах и все зерно, что в амбарах и на складах лежало, забирали полностью. Никакие уговоры председателя оставить на семена хотя бы небольшую часть урожая не действовали. Говорили, что весной привезут. Только слово свое не держали. Помучились так год или два. А потом на собрании колхозники решили: семенной материал тайно развозить на зиму в личные закрома под запись, а весной все строго возвращать колхозу. Это было опасное решение. Если бы об этом узнали власти, председателя бы посадили. Но никто из колхозников его не выдал и ничего из колхозных семян себе не присвоил, хотя многие и жили впроголодь. Зато потом урожай с полей хороший собирали. Вот такие люди были. Всю войну деревня жила как одна большая семья».
Почти с первых дней войны начали поступать раненые. Их привозили на станцию вагонами, а оттуда на лошадях отвозили в госпиталь, который был в Баках в школе (деревянная школа, к сожалению, сгорела). «Раненых грузили в сани, по одному или по два (если легкораненые), а потом долго везли, - рассказывает мама. - Дорога разбитая, скользкая, лошадь горячая... На поворотах сани заносило так, что, того гляди, опрокинутся. “Сестричка, тише, больно”, - просят раненые бойцы. Что делать? Жалко их. Встаю с саней, беру под уздцы лошадь да и иду пешком рядом с лошадью всю дорогу от Ветлужской до Баков, а это семь километров. Надо сказать, что ездили и по два, и по три раза, до самой темноты. Домой придешь уже ночью (пока лошадь распряжешь, в стойло поставишь да до дому доплетешься). Сил не было даже поесть».
Слушаю я свою маму и думаю: да как же это все можно было вынести? Не сломиться, не заболеть, не умереть на ходу? Откуда брались у нее и ее односельчан силы, чтобы вытерпеть такие мучения? И пришла ли бы вообще победа не будь этих подростков, стариков, женщин, которые всю войну работали “через не могу” на пределе физических возможностей? Ведь это они кормили, лечили, одевали всю страну, работали не покладая рук за себя и за тех, кто был на фронте. Горько и обидно, что большая часть этого поколения уже ушла, и, увы, мне кажется, что общество, власть не оценили по достоинству вклад тружеников тыла в победу над фашистскими захватчиками и не отдали им долги. Дай Бог, чтобы в год 65-летия Великой Победы хоть что-то изменилось, и властные структуры, наконец, вспомнили об этих людях, которых не так уж и много осталось в живых.
Спасибо вам, великие труженики и труженицы! Низкий вам поклон. Мы все у вас в неоплатном долгу!
Светлой памяти мамочки моей Баскаковой (Ворониной) Александры Павловны посвящается.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 44