Максим Сергеевич знал, что скоро уйдет: не нужно быть специалистом, чтобы понять, что от его болячки лекарства еще не придумали. Страха не было: ведь жизнь на этом не заканчивалась. Было только беспокойство за любимую жену – его Нѝнушку: как-то она будет без него?
Жену он очень любил. Они встретились еще в институте: два друга сразу обратили на симпатичную одногруппницу Нину – стройную светловолосую красавицу с длинной косой, которую тогда носили многие.
Но даже коса была у девушки особенной – пышной с облачком выбивающихся из нее золотистых волос. А о голубых глазах, в которых можно было утонуть, и говорить нечего.
И Макс, И Валера влюбились сразу: с настоящими друзьями это случается часто. А они дружили с детства: быстрый, как горный поток Валера, и спокойный Макс, казалось, дополняли друг друга. Они были, как вода и камень, как лед и пламень. И никогда не ссорились, пытаясь по-хорошему договориться.
Девушка тоже обратила внимание на друзей, которые оказались самыми симпатичными парнями на потоке. И они стали всюду ходить втроем: Нина никого из них не выделяла. К тому же, девушке льстило, что каждый борется за ее сердце, оказывая ежедневные знаки внимания.
Время шло, и на последнем курсе наметился некоторый перевес в сторону Валеры. Это можно было заметить по взглядам, которыми обменивались молодые люди. Как бы, случайным прикосновениям и желанием всюду быть вместе.
И умный Максим решил отойти: ведь третий – лишний. Нет, отойти не в смысле вообще исчезнуть. А просто дать возможность лучшему другу и любимой девушке устроить свое счастье: ведь Макс к тому времени тоже влюбился в Нѝнушку по уши.
А потом девушка забеременела, потому что отношения с любимым перешли на новый уровень: эту сторону любви никто не отменял. И произошло все не сейчас, когда родить и вырастить ребенка без мужа – обычное дело. А давным-давно, когда не только интима в стране не было, но и такая беременность считалась позором: спасти положение могла только свадьба.
Наивная девушка поделилась своей радостью не только с любимым, а и с другом Максом: он просто не мешал их счастью, а другом быть обоим не перестал. Да, она беременна от Валеры, и они скоро поженятся! Будешь свидетелем на нашей свадьбе?
Но Валера неожиданно жениться отказался: дескать, молодой еще - 22 года – не нагулялся. Сделать ребенка смог, а взять на себя ответственность за него нет. И посоветовал любимой избавиться от беременности всем известным способом.
Нина остолбенела: Ты же говорил, что любишь!
- Ну, говорил. Да я и не отказываюсь: люблю, но только тебя. А детей пока не хочу.
- И что же мне делать?
- А я думал, ты знаешь! Надо было думать раньше! Но и сейчас еще не поздно. Поэтому, если хочешь, чтобы мы вместе доучились, поторопись.
Нина очень хотела доучиться вместе с любимым, но не такой ценой. И, несмотря на будущий позор, решила оставить ребенка: может быть, позже у Валерки проснутся отцовские чувства. К тому же, первый аборт мог привести к очень нежелательным последствиям.
После повторного серьезного разговора Валера на учебу просто не пришел: в деканате встревоженным друзьям сказали, что он перевелся в другой институт. Какой, точно было не известно: просто забрал документы по семейным обстоятельствам и все.
Семейные обстоятельства были обоим хорошо известны. Нина слегла – у нее началось то, что сейчас принято называть депрессией: впереди не было никаких перспектив.
И тут Максим понял, что сейчас – его выход. И предложил очень разумное решение: выйти Нѝнушке за него замуж.
- Но я же тебя не люблю! – слабо сопротивлялась девушка.
- Ничего, потом полюбишь, - не сдавался Макс. – Я же тебе не противен?
- Конечно, не противен! – и это было правдой: аккуратный и неглупый молодой человек, действительно, был неплохой партией. И потом Нине было с ним очень комфортно и спокойно. А с Валеркой ее всегда сопровождала буря страстей.
И она согласилась. Быстро сыграли свадьбу, и Нина стала Фомичевой. А если бы вышла за Валерку – то была бы Уткиной. Да, фамилия Фомичева звучала гораздо лучше. Но это было для девушки слабым утешением.
А Максим оказался превосходным мужем. И Нина поняла, что вытащила счастливый лотерейный билет: а все знают, что выигрыш в лотерею – большая редкость.
Жить стали в квартире Макса, доставшейся ему от бабушки. Отдельные квартиры тогда были роскошью – было время коммуналок. А тут – сталинская трешка со спальней и детской!
В положенное время родилась двойня: Юля и Оля. И Максим стал таким же превосходным отцом.
В семье все было спокойно, хотя девочки были беспокойными. Муж ни словом, ни делом не напоминал о том, что они ему не родные. Он вставал к ним ночью, менял подгузники – памперсов тогда не было, купал и ходил гулять. К уходу за внучками по очереди подключались обе бабушки, пребывавшие в блаженном неведении насчет отцовства.
Девочки тоже очень любили папу. Семья жила в согласии и достатке: и так прошло много лет. Девочки закончили каждая свой институт и вышли на работу по распределению - тогда не надо было искать себе место, спасибо развитому социализму.
Обе уже не только нашли себе кавалеров, но и довольно удачно вышли замуж: можно было спокойно ожидать внуков. Но тут нехорошо заболел отец и просто сгорел за считаные месяцы.
Оказалось, что папа оставил завещание. И когда после положенного срока семья вступила в наследство, выяснилось, что в нем упомянута только мама. А Нина Сергеевна подумала, что, возможно, вопреки внешним приличиям и внутреннему благородству, муж так и не смог полюбить чужих детей.
Но обнародовать, что дочери мужу не родные, мама не стала. А они тоже не стали заморачиваться по поводу того, что не указаны в завещании: ведь любящая мама обязательно все разделит поровну – так было всегда.
Под словом «все» подразумевалась трехкомнатная квартира и счет в банке. Предполагалось, что мама продаст общую трешку - обе дочки уже к тому времени были замужем и жили отдельно – купит себе однушку, а оставшиеся от продажи деньги прибавит к имеющимся на счету и поделит поровну между сестрами.
Это выглядело логично и было бы очень кстати: Юля хотела покупать дачу, а Оле неплохо бы было улучшить свои жилищные условия.
Но любящая мама продавать трешку неожиданно отказалась.
- Ты подумай, как ты будешь возить здесь грязь, на такой площади! – горячилась Оля.
- Как-нибудь вывезу, - не уступала Нина Васильевна.
- Да и платить за коммуналку будет тяжело! – поддерживала сестру Юля.
- Ничего, я привычная – справлюсь!
- Но тебе же все здесь напоминает о папе – как ты будешь со всем этим жить?
- А что, я должна вынести все это на помойку и переехать в однушку с голыми стенами? Только для того, чтобы вы могли воспользоваться нашими деньгами и устроить свою жизнь?
- А что плохого в том, чтобы помочь детям устроить свою жизнь?
- Милые мои, вы давно уже не дети! У каждой из вас есть муж – поэтому, все претензии к ним. Я обещала Максу, что квартиру не продам: это наследство от его бабушки.
Да, обещания, данные покойным, надо было выполнять. В противном случае, ничем хорошим это кончиться не могло. А Нина Васильевна была человеком верующим и суеверным.
К консенсусу так и не пришли. Поэтому, расстались, недовольные друг другом. Положение не спасло даже то, что дочери получили по приличной сумме со счета отца, на которую можно было купить иномарку.
Резкая Оля вспылила и, прекратив с мамой все контакты, решила сменить место жительства и срочно уехала с мужем на Север. Мягкая Юля тоже была не согласна с маминым решением, но отношения не свернула: мама есть мама.
Поэтому, регулярно ездила к стареющей Нине Васильевне, возила продукты, лекарства и делала то, что должны делать любящие дочери для своих мам. Так прошло довольно много лет, и маму поразил тот же недуг, что и отца – онкология.
И тут пришлось поднапрячься – последние дни перед маминым уходом Юля даже переехала к ней жить. Оля, с которой сестра поддерживала отношения, приехала только на похороны. И тут опять всплыло завещание: на этот раз, мамино. Так как они были единственными наследниками, вступить в наследство можно было сразу.
И опять все оказалось «не слава Богу»: в завещании была упомянута только Юля – ей мама завещала свою квартиру, счета в банке уже не было. Казалось бы, все логично: ведь только она ухаживала за мамой - все по справедливости.
Но кроме справедливости существовал еще закон. Как там, по латыни: дура лекс – сед лекс. Что в переводе означает, закон суров, но это закон: слово дура с латыни переводится, как твердый или суровый. Короче, все свелось к обычному для нас «сама дура».
И опять возникли распри: теперь уже Юля не хотела продавать квартиру и делить пополам деньги – хорошее жилье с годами только дорожало. А приехавшая с Севера Оля, к тому времени уже заработавшая там пенсию, хотела: дескать, Бог велел делиться.
- А что же ты о Боге не вспоминала, пока я здесь одна гонобобилась и за матерью горшки выносила? – кричала Юля, сразу растерявшая свою мягкость.
- Успокойся - я тебе дам на миллион больше за хлопоты! – на взгляд Оли, это был очень неплохой вариант. К тому же, деньги у нее имелись: заработки на Севере были неплохими.
- Не нужны мне твои деньги! Квартира только моя по завещанию от мамы! Поэтому, уезжай, туда откуда приехала - ничего тебе здесь не отломится!
- Завещанием мне не тыкай, - возмутилась сестра – я на Севере пожила, на квартиру тоже право имею и я тебе это докажу!
И Юля почувствовала, что, несмотря на завещание, сестре можно будет добиться изменения результатов: опытный адвокат, как принято говорить, тут не надо, сестричка с Севера вернулась уже пенсионеркой и спорить с обязательной долей бесполезно.
К тому же, сестра решила идти до конца – ведь за продажу трешки можно было выручить очень хорошие деньги. И все произошло именно так: Оле удалось оспорить завещание. Да, для этого пришлось идти в суд и там публично позориться.
Спасибо, что хоть теперь зрителей в суде не было, как при развитом социализме: как-то раз Юля видела в телепрограмме сюжет про развод в те времена. И ее поразило, что все места для зрителей (было и такое!) были заняты любопытными, преимущественно, пожилыми людьми: интернета, такой уймы досуга и развлечений тогда не было, и люди ходили на процесс, как в бесплатный театр.
В результате квартиру продали и деньги поделили. Оля добавила из своих «северных» миллион к Юлиной сумме, и та не стала отказываться: наступили времена, когда каждая работа и услуга должна быть оплачена. К тому же, с паршивой овцы – хоть шерсти клок.
Несмотря на то, что Юля вовсе не считала сестру паршивой овцой, продолжать общение с ней не спешила. Хотя та давила на жалость, крепость родственных уз и доброту Юли: из-за длительного пребывания на Севере, знакомых в родном городе у нее не осталось. И перед кем же теперь ей хвастаться богатством?
Правда, один раз сестрам пришлось встретиться – когда ставили памятник на могиле родителей: старый пришлось убрать. Их, конечно же, похоронили вместе: доброго папу и маму, его любимую Нѝнушку - самых двух близких людей, унесших с собой такую важную и ненужную уже тайну.
Но взаимопонимания и дружбы на этот раз тоже не возникло – во всем был виноват пресловутый квартирный вопрос: ведь настоящая классика не «ржавеет».
Источник
Комментарии 5