Предыдущая публикация
Как русский народ хоронил Михаила Илларионовича Кутузова
16 апреля 1813 года Кутузова не стало.
Весть эта с необыкновенной быстротой разнеслась, достигнув самых отдаленных уголков Европы. Французская писательница Сталь, эта, по словам Пушкина, «красноречивая, благородная чужеземка, которая первая отдала полную справедливость русскому народу, вечному предмету невежественной клеветы писателей иностранных», в своем послании из Швеции Екатерине Ильиничне, жене полководца, писала с глубоким уважением: «Кутузов спас Россию, и ничто в будущем не сравнится со славою последнего года его жизни, – сердце мое, однако, сжимается при мысли, что не увижу никогда человека, который был так же великодушен, как и велик...»
Печаль, сокрушение духа объяли землю русскую. Не только войска, боготворившие своего предводители, не только Петербург, где ожидалось прибытие печальной процессии, – вся страна безмерно скорбела по утрате героя, закончившего земной путь именно в ту пору, когда он до конца исполнил свой воинский и гражданский долг, когда уже не был жизненно необходим своей исстрадавшейся Родине.
В Бунцлау бальзамировали тело великого полководца; сердце положили в отдельный ларец. Часть останков погребли в небольшом цинковом гробе на холме капеллы Святой Анны, в двухстах шагах от большой дороги из Силезии в Саксонию, по которой прошли десятки тысяч русских войск...
А на всем великом пространстве России весенняя распутица давно уже открыла скопления костей, мундирных лохмотьев и ржавого ружейного хлама. Сотни тысяч кичливых завоевателей устлали собой поля от Малоярославца и Тарутина до Вильны и Березины. Десятки тысяч под конвоем еще тащились в глубь страны – кто в рогоже, кто в веретье, – падая друг на друга от изнурения, и народ бросал им калачи, булки и даже капустные кочерыжки. И долго еще крестьянская сошка вытряхивала из борозды то ржавый кирасирский шишак, то трехцветный темляк, то полусгнивший телячий ранец.
«Великая армия» Наполеона! Что, кроме пепла и проклятий, оставила она после себя? Лишь одно слово, насмешливое и презрительное: шаромыжник. Когда французы, полуживые от голода и холода, при своем бегстве стучались в крестьянские избы, то молили: «Шер ами, дю пэн...» – «Дорогой друг, хлеба...»
Меж тем бренные останки избавителя Отечества в цинковом ящике достигли пределов России. От границы лошадей выпрягли: прах уже не везли, а несли на раменах – плечах – признательные россияне. Несли по дорогам, усыпанным цветами, несли в сопровождении невольных слез сердечной признательности, несли под колокольный звон и пушечную пальбу. В Сергиевой пустыни, где прах находился более двух недель, гроб был помещен на колесницу под балдахином, запряженную шестеркой вороных лошадей в попонах из черного сукна.
11 июня 1813 года столица торжественно прощалась с великим сыном России.
От самой Сергиевой пустыни до Петербурга народ стоял неразрывными толпами, а в городе многолюдство превосходило все воображаемое. Господа надели траурные наряды, но народ, чтобы проститься с любимым героем, обрядился словно на праздник: мужики – в шляпах-грошевниках, новых армяках, иные в сапогах; бабы – в красочных поневах, с вышитыми передниками и гайтанами из бисера, в кожаных котах.
Лишь только процессия достигла каменного моста через речку Таракановку, где ее ожидали митрополит Новгородский и Петербургский Амвросий, генерал от кавалерии Тормасов и главнокомандующий войсками в столице генерал от инфантерии Вязьмитинов, как толпа вмиг смяла цепи солдат с криками: «Ахти, батюшка каш! Защитник ты наш! Мы тебя довезем хоть на край света!» Мужики, мещане и даже многие именитые купцы остановили печальную колесницу, выпрягли лошадей и повлекли колесницу на себе.
Через Триумфальные ворота, Калинкин мост, мимо Никольского собора, через Мойку, по Большой Морской улице и Невскому проспекту двигался этот необычный поезд, под печальную военную музыку, между рядами пехоты, конницы и артиллеристов, отдававших полководцу последние почести.
Улицы Петербурга были усыпаны зеленью и цветами, окна и все кровли ближайших зданий заполнены народом, проливавшим искренние слезы о спасителе Отечества.
Церемониальное шествие направлялось к Казанскому собору, месту последнего успокоения Кутузова.
За отрядом конной команды шел домовой штат покойного, ведены были траурные и парадные лошади, следовала траурная карета. За ней, возглавляемые маршалом, чиновники несли гербы дворянского, графского и княжеского достоинства: шли члены комитета Петербургского ополчения, губернский предводитель с дворянством. На бархатных подушечках офицеры несли орденские знаки Кутузова: русские – Святых Иоанна Иерусалимского, Анны, Владимира, Александра Невского, Георгия Победоносца и Андрея Первозванного, прусские – Красного и Черного Орла, австрийский – Марии-Терезии, далее – фельдмаршальский жезл. Вслед за духовенством плыла влекомая народом колесница с гробом в окружении восьмидесяти факельщиков. За гробом шла безутешная вдова Екатерина Ильинична со своими пятью дочерьми и самые близкие покойного. Шествие замыкали войска всех трех родов. Многие солдаты не могли унять слез, которые бежали из-под киверов с лакированными козырьками по обветренным усатым лицам.
В Казанском соборе под простой плитой упокоился спаситель России, имя которого стало символом избавления от иноземного нашествия. Еще при своей жизни, сперва в обществе, а затем и в народе, он получил этот титул: спасителя. В многочисленных высказываниях и письменных свидетельствах его подвиг уподобляли деяниям другого великого русского патриота – воеводы Пожарского. Так, известный екатерининский вельможа и меценат, покровитель семьи Гоголя-Яновского и таланта живописца Боровиковского, Дмитрий Прокофьевич Трощинский написал Кутузову в декабре 1812 года:
«Пожарский не мог защитить матери русских городов: он изгнал из нее врага, слабейшего стократ того, который бежит теперь от лица Вашего. Судьба сравнила Вас с сим великим мужем: оба вы в памяти благодарного потомства останетесь избавителями Отечества, Пала Москва, но, опершись на Вас, устояла Россия».
из книги Олега Михайлова- Кутузов
Следующая публикация
Комментарии 3