У научных сотрудников Енисейского краеведческого музея существовала замечательная традиция, заключающаяся в работе с людьми. Интервью с художником Енисейска Юрием Петровичем Взоровым - одна из первых попыток возвращения музея к обладателям живой истории.
- Юрий Петрович, насколько нам известно, ваше детство и юность связаны с городом Енисейском, но в полной мере его уроженцем вы себя считать не можете?
- Да, действительно. Родился я в селе Верхне-Подгороднем, ныне Верхнепашино, 20 февраля 1941 года. Отец мой, Пётр Никандрович - выходец из с. Пировское. В В-Пашино судьба свела его с Поповой Анной Никоноровной - моей мамой, которая на тот момент работала заведующей магазином Верхнепашинского Сельсовета. С началом войны отца забрали на фронт, мне было шесть месяцев. С войны отец не вернулся. Примерно в это же время мы перебрались в Енисейск, на улицу Иоффе, в старый дом, принадлежавший нашей родне по материнской линии. Ныне этого дома уже нет.
- Как складывалась жизнь семьи сразу после войны?
- После войны жили мы скудно, мама работала тогда в детском доме. Но случился момент, когда наша семья стала больше: приехала тётя Глаша с тремя детьми - Колькой, Лизой и Ванькой. В городе ей работы не нашлось. Затем наступил голод 1947 года. Как сейчас помню душераздирающий крик маленького Вани: “Есть! Хочу есть!”. Иногда выпадали “счастливые” моменты, когда матери удавалось что-то из еды принести с работы. Меня же всегда привлекала улица, это был один из немногих способов забыться от постоянно преследовавшего чувства голода...
Улица меня манила. Манил город. Запомнился мне Богоявленский собор. Тогда в нём располагались мастерские. Там же можно было получить керосин, а керосин в то время - это все! С электричеством случались частые перебои. Придя в собор, мы с товарищами любили тайком взобраться на каланчу, что была расположена на самой вершине колокольни. Оттуда открывался замечательный вид на город, лежащий перед нами словно на ладони. Практически весь деревянный и до невозможности маленький... Ведь, например, улица Иоффе тогда, в сороковые годы, заканчивалась у современного Пролетарского переулка, примерно в этом же месте заканчивалась и ул. Бограда, а Рабоче-Крестьянская завершалась у Севостьяновского кладбища.
Да, город был небольшой, но до чего уютный! Помню, как рассказывали о наводнении в Енисейске 1937 года, когда под воду ушёл почти весь город, кроме нагорной части. Из-за этого многие дома “ушли в землю”, но продолжали существовать и в период моего малолетства. Где-то в 1956 случилось ещё одно наводнение, свидетелем которого мне уже случилось побывать. Помню, как вдоль всей Рабоче-Крестьянской тянулись деревянные настилы, под которыми резко хлюпала вода.
Перед самым наводнением начались мои школьные будни. Учился я в школе № 13 с первого по четвёртый класс. Напротив школы находилось здание Горпромхоза. Вообще же, многое из построек тех лет, особенно деревянных, ныне утрачено. Они существуют только в моей памяти... К примеру, на том месте, где стоит нынешний “Дом бытовых услуг” (на пересечении ул. Рабоче-Крестьянской и Бабкина) находился длинный одноэтажный жилой дом, который после наводнения 1956 года был снесён. В городе имелось и фотоателье. Оно располагалось на том месте, где ныне находятся магазины “Евросеть” и “Мойдодыр”. Именно в этом ателье я сфотографировался, будучи учащимся первого класса. Фотография вышла довольно удачной, и вскоре стала предметом моей гордости перед сверстниками. Мне запомнился день, когда мать впервые повела меня в школу. Стояло хмурое утро, мы шли мимо городского стадиона, который был огорожен большим тяжёлым забором, по которому во всю длину красовалась надпись: “Смерть фашистским оккупантам!” - замытая уже дождями и местами стёртая.
- Как вы проводили время после школьных занятий?
- После школы одним из моих любимых занятий был поход по магазинам. Их было немного в городе, и в основном они располагались в центральной его части. Чаще всего я бывал в магазине № 2, который, впрочем, и сейчас им является. Конечно, это был для меня особый мир: мир деревянных прилавков и запачканных маслом весов. Здесь частенько продавалась рыба и так называемый “комковый сахар”. Далее мой путь обычно пролегал к городской площади, что находилась напротив здания милиции (усадьба А.С. Баландина.- прим. авт.). Вот это было, пожалуй, самое необыкновенное место в городе! Огромная площадь, поросшая мелкой травой, а местами и крапивой, собирала чуть ли не всё население Енисейска. Здесь проводился торг, обычная базарная толчея бушевала до самого вечера. Кого здесь только не было: и крестьяне с окрестных деревень, и горожане, и разные юродивые, коих после войны стало больше. Вся эта масса шумела и кряхтела на площади, главным украшением которой был памятник И.В. Сталину. Пожалуй, это было самое ухоженное место на площади. Рядом же располагался музей, в который я частенько заходил. Это было своеобразное сооружение с крутой лестницей на второй этаж. После музея обычно можно было проследовать к зданию типографии, которое я считаю красивейшим в городе. Напротив типографии располагалась дизельная электростанция, работа которой притягивала мальчишек.
- И всё же, самые глубокие воспоминания детства у вас связаны с улицей Иоффе?
- Могу сказать с уверенностью, что всё моё детство прошло на Иоффе. Эта улица тогда являла собой сплошной травяной ковёр, по середине которого лежала старая конная дорога, обильно посыпанная пылью. Иногда ещё это “зелёное царство” пересекали узкие тропки, тянущиеся от кособоких заборов. На этой улице я впервые увидел армейские грузовики - ленд-лизовские “Студебеккеры”. Три машины однажды днём прошли по улице, взметнув клубы пыли. Такие грузовики для Енисейска тогда были редкостью.
После школы я учился в Железнодорожном училище Красноярска. Само собой, что студенческие впечатления, связанные с Енисейском, немного иные, более взрослые, что ли. Енисейск для меня был городом уюта, тепла. Он этим притягивал. В период моего обучения в Железнодорожном училище удавалось выехать домой на так называемом грузо-такси. Это довольно импровизированный вид транспорта. Дело в том, что автобусов тогда рейсовых не хватало, а то и просто не было, и вместо них посылали обычные грузовики с тентом. Теперь представьте себе зимнее время года, когда кузов машины промерзал, а народу ехало всегда много. Публика набивалась всякая, и в таком положении мы обычно тряслись часов до двенадцати. В дороге весь перемёрзнешь до невозможности и, приезжая в Енисейск, осознаёшь конец этого безумия. И вот идёшь енисейской улицей, вдыхаешь этот воздух, насквозь пропахший берёзовыми дровами. Идёшь в оледеневшей шинельке, а в глубине души светится радость, что сейчас вступишь за порог щедро натопленной избы и обнимешь мать. Пожалуй, многого не передать словами.
После Железнодорожного была армия, обучение в музыкальном училище в том же Красноярске. Его закончить не удалось. К этому времени я был женат, и вскоре родился сын Игорь. Тогда же подрабатывал в школе № 43, преподавая музыку, рисование и физкультуру. Это отнимало много времени, поэтому серьёзно заниматься музыкой, как того требовала программа, не получилось. Вскоре я заочно поступил в Народный университет им. Крупской в Москве - отсылал свои работы, рисуя по ночам, получая взамен наставления и рекомендации.
- Вы преподавали не имея педагогического образования?
- Дело в том, что в тот момент не хватало педагогических кадров. Так как у меня были зачатки музыкального образования и, к тому же, я уже учился в университете им. Крупской, мне позволили преподавать. В школе проработал до 1968 года. В этом же году получил предложение от военкомата. Новое моё занятие заключалось в работе с призывниками и беседой с их родителями. В этой сфере проработал я два года, при этом, вынужден сознаться, что работа мне не нравилась.
- Юрий Петрович, когда вы ощутили, что пора находить свою собственную стезю?
- В 1970 году произошёл своеобразный поворот в моей жизни. Теперь я уже твёрдо знал, что дальнейший мой путь будет связан с творческой деятельностью, а именно - живописью.
В этом году я начал трудовую деятельность в Енторге, где незадолго до моего прихода уволился штатный художник В. Одинцов. Дебют мой в качестве штатного художника Енторга прошёл успешно, и затем начались обыкновенные будни: вывески, афиши, плакаты. Вскоре появилась перспектива перейти в Северный Леспромхоз. Там я занимался тем же. Только поменялась тематика моих плакатов: их героями стали суровые лесорубы да сама тайга.
В начале 1970-х связал свою деятельность с Производственно-Дорожным Участком (позднее ДРСУ). Там я рисовал дорожные знаки. Деятельность, конечно, не совсем творческая, но тем не менее. В 1985 году переехал в Лесосибирск. Там состоялась моя встреча с художником Верещагиным, работавшим на тот момент в Северных сетях, где довелось вскоре поработать и мне.
- Давайте поговорим о творческой составляющей вашего жизненного пути. Когда вы впервые услышали о творческом объединении “Енисей”?
- Желание творить было у меня со школы. Особое тогда впечатление на меня произвёл Александр Иванович Дарвин. Вспоминаются его уроки рисования и то, как он умел захватить своим предметом класс. На уроке у Дарвина стояла тишина, и это была тишина творческая. Его часто можно было увидеть на берегу, пишущего ледоход или утренний туман. Его не останавливало ни чего: ни ветер, ни дождь, ни морозы...
По-настоящему к деятельности общества “Енисей” приобщился работая в школе. Постепенно закладывались отношения с его участниками. Среди всех по-своему интересной фигурой являлся Н.Ф. Дорогов. С ним я впервые отправился на этюды на противоположный берег Енисея. Затем состоялось знакомство с Лебедевым, на мой взгляд, хорошим организатором и талантливым художником. Став полноправным членом организации, я в составе общей группы ездил на этюды, в коллектив вошёл сравнительно легко, к этому располагала сама атмосфера внутри него.
Атмосфера была дружественная. Я не ошибусь, если скажу, что мы вдохновляли друг друга. Конечно, время от времени возникали конфликтные ситуации, но это было редкостью. Представьте себе людей, горевших искусством. Ведь каждый семинар, проходивший то в Енисейске, то в Плотбище, то в Лесосибирске, заставлял раз за разом в это верить. Какие это были люди! Собрания и семинары действительно отличались всплеском художественного единства, спорами об искусстве или мероприятиях.
- А затем произошло разделение общества...
- Да, со временем в Лесосибирске так же появилось своё общество художников, в котором уже доминировала молодёжь: Фуфачёв, Ким и другие. При этом художник Рудольф Карлович Букулит ездил к нам и занимался у себя. Общества между собой контактировали, неоднократно организовывались совместные выставки.
- Расскажите о своей первой персональной выставке.
- Моя первая персональная выставка состоялась в 1972 году. Произошло это во многом благодаря Николаю Фёдоровичу Дорогову. Работ у меня было немного. Дорогов тогда, что называется, меня “протолкнул”, придал уверенности. Одновременно эта выставка и послужила началом моего творческого пути в составе объединения “Енисей”.
- Юрий Петрович, в заключении, пожалуй, привычный для человека творческого вопрос: что есть вдохновение?
- Это - порыв, который я испытывал много раз, как и товарищи из нашего объединения. Вот, например, как работал Букулит. Приехали мы в Ворогово на этюды, где остановились в ремонтирующейся школе. От холода на полу стелили газеты, на улице всю ночь жгли костёр. Рудольф Карлович ждал рассветной поры, чтобы запечатлеть туман. Я его увидел уже в работе. Он писал в таком порыве, писал все проявления этого тумана: как он плотен, как сквозь него начинает проступать контур берёзы, как он исчезает вовсе. Я смотрел на него и казалось, что он не видит вокруг себя более ничего. Он был в своём мире, прекрасном мире, как наверно, у любого художника...
Записал научный сотрудник фондов ЕКМ
Ромашков Ю.В. при участии Щетинина А.С.
На фото: Ю.П. Взоров, состав творческого
объединения художников “Енисей”
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев