Юлия Чекунова

"ОТДАМ РЕБЕНКА В ХОРОШИЕ РУКИ"

Пассажирский поезд, угрожающе присвистывая, приближался. Вокзал, казалось, спал. Никто не готовился к посадке. Полночь. На скорой остановке из поезда вышли лишь трое. Одна из них – миловидная женщина лет сорока с небольшим. Недовольная сонная проводница лязгнула железом откидной лестницы – она только прилегла, и тут эта пассажирка вдруг надумала выйти здесь, хотя билет её был взят на станцию, до которой ещё часа два хода. Только проводница, наверняка, и приметила, что женщина – в положении. Остальным было всё равно. Тем более, что практически всю дорогу пассажирка пролежала на верхней своей полке. Вагоны медленные и разбегающиеся один за другим, стуча на стыках рельс, прогрохотали мимо, и покатились дальше – из огней вокзала в чёрное пространство ночи. На перроне осталась стоять сиротливая высокая фигура, с чемоданом на колесах и сумкой через плечо. Вскоре она отправилась в сторону вокзала, туда, где одиноко стояла пара машин такси. Таксист дремал, когда в окно постучали. Красивая высокая женщина с гордо посаженной головой, тонко очерченными бровями, гладким пробором волос назвала адрес. Таксист пытался шутить, задавал вопросы, но потом поймал усталый отсутствующий взгляд пассажирки и замолчал. Женщина хмурилась, вглядываясь в ночные сумерки. Лицо ее было спокойным и каким-то застывшим. – Вы подождёте меня минут пять и поедем на другой адрес, хорошо? Она вернулась из подъезда, и правда, быстро. Поехали дальше. Дом, к которому они подрулили – не её. Точного расположения пассажирка не знала. Таксист помог втянуть тяжёлый чемодан на четвертый этаж, и даже помог разобраться с замком – дверь поддалась не сразу. Видимо, квартира съёмная – интуитивно догадался таксист. А женщина шагнула в пространство чужой для неё квартиры, огляделась. Больно закусила губы, чтоб не расслабиться, не позволить себе слёзы. Все же хорошо! Все именно так, как она и хотела. У неё получилось все задуманное. По крайней мере пока – всё идёт, как надо. Осталось осуществить самое главное. Она сняла обувь, прошлась по зашаренному ковру, осмотрелась. Заглянула на кухню. Спать не хотелось, хоть в поезде спала она плохо. Но пока было даже страшно засыпать на чужой постели, в чужой для неё квартире, в чужом городе, среди чужих совсем людей. Но не этого ли она сама и искала? Она прошла на кухню, открыла шкафы. В принципе, все, что нужно для проживания здесь в течении месяца-двух тут было. Ей вообще сейчас хватило бы одной кастрюли и чайника. Казалось, время остановилось, и теперь нет смысла ни в чем. Только б скорей, только б дождаться и осуществить все именно так, как хотелось. Она встала у окна – двор и такая же пятиэтажка. Завтра сходит она на разведку, надо найти магазин, но ни ближайший, а подальше. И ещё надо понять, как проехать в единственный в этом городке родильный дом, выяснить, какой туда ходит транспорт... Завтра позвонит она дочке. Наврет, что сломалась камера и она никак не может сфотографировать море. И Лерка совсем не расстроится. Потому что море поздней осенью мало кого интересует. Да и сейчас у них с Олежкой другие проблемы. Во-первых – они остались одни в квартире и это несомненно их обрадовало, во-вторых – они ждали первенца, к концу января ждали. А то, что мамочка их могла опередить – даже не догадывались. А она, конечно опередит, у неё ребенок появится уже в этом году. Это она точно знает и без врачей. Эх, Инка! Что ж ты натворила! – она легла на диван, не раздевшись, не постелив белье. Реветь хотелось очень, но нельзя. Сейчас точно надо быть собранной. Врать – стало в последнее время привычным состоянием для Инны. Казалось, она и сама верила в свою ложь, так проникла в эти фантазии. Врала на работе, когда в сезон самой ответственной работы сочиняла историю о страшной боли в пояснице, о горящей путевке в санаторий, о том, что ей очень надо подлечиться, иначе... иначе какая уж новая должность... Пожилая директор колледжа пошла навстречу – отпустила преподавателя, завуча, в учебный сезон, нашла замену. Врала Инна и своим о том, что эту путевку ей предоставил профсоюз, вспомнив о том, сколько лет она отдала родному учебному заведению. Врала близким и приятельницам, что пьет гормональные, лечится и поэтому полнеет на глазах. О беременности в возрасте – 45, да ещё и у Инны Евгеньевны – женщины незамужней, женщины самых примерных правил, никто даже и не подумал.  Врала себе ... И вот эта ложь была самой страшной. Выход у неё был один – ребенка оставить, отдать в хорошие руки. И это должно случиться здесь, в этом городке. Здесь... Здесь ей помогут все осуществить. Инне всю жизнь было нелегко. Нелегко в детстве, когда ещё в школьные её годы сгорела мама за два месяца буквально. Жили они в поселке, отец пил. И уже тогда Инна научилась быть замкнутой – о том, что происходит дома рассказывать было стыдно. Мать терпела, жалела отца. А когда ее не стало, Инна вынуждена была уехать к тетке. Все, что она могла в те годы, так это уйти с головой в учебу. Это она и сделала. Училась, как не в себя. Сидела в читалке вечерами, запойно глотая десятки книг, поначалу чтоб не стеснять и без того большую семью тетки, живущую в небольшой хрущевской двушке, а уж потом – в читалку тянуло немыслимо Зато после школы она легко поступила в институт, дали общежитие. Тетка, спасибо ей, добилась лишения отца родительских прав, и вскоре Инна начала получать свои первые деньги. Их всегда не хватало, стыдно было перед девчонками-сокурсницами. Инна и тут замыкалась в себе. Тетка замечала, конечно, что племяшка её – девочка замкнутая, и совсем не смотрит в сторону парней. Она и сыграла роль в том, что в двадцать лет, на третьем курсе Инна вышла замуж. Первая из их девчачьей группы. Тогда Инна и поплакала и немного посопротивлялась. Все казалось, что нравится ей патлатый сокурсник, а тетка настойчиво пропихивала ей в женихи молодого друга своего мужа – владельца небольшой торговой точки. Мол, устроена будешь, за такими – будущее. Тетка не виновата, она точно хотела как лучше. Родилась Лера. Поначалу все шло очень даже неплохо. Но через пять лет брака, семья распалась. Муж гулял в открытую, не скрывал. Деньги, которые водились у него, как это часто бывает, ударили в голову. Пошли бани, сауны, девочки. Он решил перебраться в столицу, развернуть там свой бизнес. Он честно заявил, что брак ему надоел. И, оставив Инне двушку, в счёт всех будущих алиментов, и из её жизни исчез. И теперь ей нужно было думать о том, как вырастить дочку.  В её трудовой книжке за эти годы значились и профессия учителя русского и литературы, и корректировщика, и журналиста, и методиста ДК, и руководителя кружка центра развития, и специалиста отдела образования, и преподавателя ПТУ. Проза жизни... И сейчас в колледже, где она преподавала, Инна по привычке хватала всю нагрузку, какую ей предлагали и везла на "своем горбу". И вот именно в этом году её кандидатуру рассматривали на место директора учебного заведения. Ответственное время. А Лера сейчас уже не нуждалась так уж сильно в её помощи – у Леры был муж и свой заработок. Лерка вообще выросла позитивная, добродушная и откровенная. Совсем не такая, какой была Инна. Она и была её счастьем, отдушиной, радостным колокольчиком и смыслом жизни. – Мам, сырники сделаешь? Твои любимые. В них кальций. Вера Павловна сказала – больше творогу надо есть. Ага? Инна готовилась стать бабушкой. Только вот бабушке предстояло избавиться от нежелательной беременности, скрыв это от всех. Эту её тайну сначала не знал никто. Инна привыкла держать все в себе. Её проблемы – это её проблемы, и она их решит. Да и предстоящее место директора никак не вязалось с этой историей. Конечно, читатель уже задался вопросом – как женщина столь замкнутая, столь ответственная и скромная смогла забеременеть? Как? Этим вопросом задавалась и сама Инна. Как это вообще возможно – единственный раз поддавшись искушению, сразу угодить в такую ситуацию. В марте они гуляли на дне рождения коллеги. Прекрасная семья, гостеприимная жена, их родственники и друзья. Гуляли в его частном доме за городом, где все собирались и заночевать. Только вот Инна решила, что уедет на такси уже вечером, ночевать в чужом доме ей совсем не хотелось, уж лучше потратиться. Да и не в её это правилах. По соседству с ней за столом оказалась милая Зинаида Семёновна, заместитель директора по воспитательной работе, которая как-то уж совсем мягко и непринудительно, но-таки подпоила Инну значительно. – Хорошо-то как, Инночка Евгеньевна! На улице вон, словно новый год, а мы в тепле, в таком дружном кругу. Давайте выпьем за Вас, за завуча, за умницу такую ... И Инна расслабилась. Ей и правда было сейчас хорошо. Весна в этом году затянулась, мела метель, снежинки бились в стекло, а здесь горел камин, пели какие-то комсомольские песни её юности, танцевали. А когда она начала звонить, вызывая машину, услышала, что дороги замело и в сельскую местность они не поедут. – Вы такси вызываете? – спросил как-то раздраженно родственник коллеги по имени Александр, с которым они уже успели познакомиться и даже потанцевать, хоть и был он здесь не один, а с милой молодой девушкой. Девушка ворковала с ещё более юным другом сына хозяев и косилась на Александра. Александр поглядывал на неё и собирался домой один. Налицо была ссора – Инна догадалась. Но ей, в принципе, было все равно. – Отказываются ехать. Говорят – замело дороги. – Хотите, я Вас отвезу. Я домой собираюсь. – Хочу, – легко согласилась Инна, даже не спросив, не выпивал ли ее будущий водитель. На Инну это было совсем не похоже, но, видимо, благостность атмосферы этого дома и ударившее в голову шампанское и сыграли ту самую решающую роль. Ночь, метель, выхватывающий куски темного лесного пространства свет фар, кружащийся вокруг снег. Они преодолевали гололёд, заносы, но все же встали – забуксовали на лесной дороге, даже не доехав до основной трассы.  Александр нервничал, отгребал с силой снег, отдыхал немного в кабине и опять шёл на борьбу с сугробами. А потом вдруг ввалился на водительское сиденье и зарыдал, положив руки на руль и упав на них головой. И так Инне его стало жаль, что она положила руку на его затылок и начала гладить, а он вдруг резко и сильно обнял ее и заговорил быстро и сумбурно о том, как ему не везёт с женщинами и какой он несчастный. – Что? Что я делаю не так? – вопрошал он. И Инна успокаивала, как могла, говорила, что он замечательный, что все будет хорошо...  А потом... А потом все и случилось. Когда Инна поняла, что зашли они слишком далеко, не остановилась. Жаль его разгоряченного как-то было. Казалось, именно в этом и есть такая её ... женская поддержка. А ещё – глянула за окно, и стало спокойно: кругом заснеженный лес, и они одни: он и она. И в конце-то концов, что она не женщина что ли? Имеет право. Потом он стеснялся, опускал глаза и даже извинился. А Инна чувствовала себя вполне естественно, и не было у нее ни стыда, ни жалости о случившемся, тем более, что знала – предохранение было. Александр позаботился. Была даже некая гордость, удовлетворение женского самолюбия и уверенности в своих чарах.  Выбраться из сугроба им вскоре помогли. Лёгкий укор и стыд возник лишь утром, когда последние градусы шампанского растворились в утреннем кофе. – Мамуль, ну ты даёшь! Я тебя такой, как вчера, никогда и не видела, – констатировала утром Лерка. – Так я такой никогда и не бывала, – Инна говорила чистую правду. Она с трудом припоминала, как приехала домой. И все бы можно было забыть, как алкогольный сон, если бы ... Климакс – подумала Инна. Рановато, конечно. Но может... И на следующий месяц – климакс. Да, её бросало в жар и были все признаки. Она ни с кем не обсуждала, но уже читала и прислушивалась к рассказам коллег об этом периоде. Да. У неё как раз – он. А тут завертелось ... Конец учебного года, выпуск её группы, которую курировала она четыре года. Экзамены, дипломные, хлопоты, суета праздника, учебные дела завуча ... Но однажды летним вечером, когда Лера с Олегом уже торжественно объявили ей о будущем своем ребенке, и уехали к его родителям, решив, что сообщать новость о ребенке нужно исключительно лично, когда дома она осталась одна, вдруг подскочила с дивана от пришедшей мысли – а если ... А если не климакс, то что? Нет! Этого не может быть! С милой улыбкой покупала она утром тесты в аптеке. Ну, не себе ж, конечно, где уж ... в 45-то. Для дочки. Но в ванной дома закрылась сама. Один... второй... третий... Вышла из ванной, едва переставляя ватные ноги, упала в свою постель и закуталась с головой одеялом. Срок? Какой срок ... шёл июль ... А тут как раз курсы повышения квалификации в Тольятти. Там она решилась – зашла в платную женскую консультацию – Вы знаете, в Вашем возрасте рожать нежелательно, – пожала плечами врач лет тридцати пяти, – У позднородящих большой риск и для них самих, и для плода. – Каков выход? – Ну, срок большой. Преждевременные роды по показаниям. Обследуйтесь и тогда ... обязательно что-то да найдется, – врач уже писала направления, – Вы где живёте? – А без показаний и обследования, например, у Вас в городе можно сделать такую операцию? – Ну, что Вы! Кто ж на это пойдет без обследования? Без показаний – только в срок. А без обследования сейчас уже и не рожают. Разве что, если ... Уж совсем неблагополучные. Выплаты же... декретные от этого зависят ... Но знаете, – потихоньку добавила врач, – Сейчас ведь все можно, были б средства. – Скажите, – так же тихо спросила Инна, – а что с ребенком, если вот так ... если будут средства? – Ну, как правило, ребенок умирает, Вы ж понимаете, если мать не хочет, реанимации не будет, а значит... "То есть, на её сроке ребенок может родиться живым..." – это услышала Инна. Сколько ж всего перечитала, перелопатила она за это время! Когда врач сказала ей, что ребенок может родиться живой, а потом умрет, она закрыла тему преждевременных родов. Найти тех, кто захочет усыновить её ребенка для будущей матери не представляется возможным. Тем более, если она вообще решила скрыть факт самой беременности. Инна успокаивала себя – она не против, чтоб ребенок её жил. Жил счастливо, но не с ней, а в молодой приемной семье. Лучшим вариантом для него будет – родиться в срок и оказаться в приемной семье, мечтающей об усыновлении. На таких детей существует очередь. Тем более Инна не относится к социально неблагополучным – не наркоманка, не алкоголичка. Мысли о ребенке она вообще гнала от себя как можно дальше. Особенно сейчас, когда ребенок давал о себе знать – пинался, шевелился. Это будет уже не ее ребенок. Это будет чужой ребенок и не ее дело, как сложится его судьба. Главное – быстро забыть, не нагнетать себя ненужными эмоциями. А она уж точно никак не может себе позволить потерять все то, что она заслужила, чего добилась. Это нарушит счастье дочери. Это – прощай, работа, прощай, карьера. Да и имя, тоже, прощай. Возраст её не даст ей вырастить дитя. Вся эта беременность – сплошная нелепость. Как нелегко ей было с Лерой, а уж теперь – непредставимо вообще. И так невовремя! Так невовремя это все! После нового года должно быть ее назначение на должность директора, а тут ... Она все продумала, просчитала, оценила и решилась на такой вот шаг – она позвонила матери своей бывшей ученицы, которая была очень хорошей акушеркой. Оказалось, что они переехали в столицу, но именно она и помогла – дала телефон врача Жанны Викторовны Сковородиной, посоветовала позвонить. Жанна Викторовна жила почти за две тысячи километров, и посоветовала Инне для решения её вопроса приехать к ней, в этот самый городок Р. Обещала помочь, но, конечно, намекнула, что по телефону такие вопросы не решаются, и ничего конкретного не обещала. Намекнула только, что если ребенок здоров, никаких проблем с его усыновлением вообще не будет. А ей, роженице, ещё и выгодно это будет, и имя ее все забудут. Инне ничего было не нужно, кроме помощи – родить в её солидном для родов возрасте, сохранить её тайну и определить ребенка в добрые руки. Именно поэтому она и здесь, в этом городке, на съемной квартире, в тайне от всех. А пока... Пока надо было здесь устроиться и жить. Она так и не разделась, уснула лишь под утро. Утром разбудил её стук дождя о подоконник. Он был таким сильным, что казалось – открыты окна. Но окна были закрыты. Она пощелкала пульт телевизора – всего три канала, и качество оставляет желать лучшего. Прошла на кухню. На микроволновке бумажка с надписью – "Не работает". Хорошо хоть холодильник включился. Похоже, хозяйку квартиру мало интересовали эти мелочи. Она говорила, что сдает квартиру заочникам. Ванная тоже не впечатлила, душ такой старый, что Инне решительно захотелось его поменять. Она позвонила хозяйке и предложила это оплатить. Хозяйка обещала перезвонить. До обеда Инна прождала звонка, а потом выяснила, что слесарь придет завтра. Она решила пройтись, тем более, что дождик кончился, а тоска наваливалась. С улицы позвонила она дочери, опять врала, описывая несуществующие санаторные условия. Она нашла подходящий магазин, купила продуктов себе. А потом обнаружила недалеко от дома старый парк с чудесными аллеями, крошащимисяот времени старыми статуями и глубокими скамейками. В парке было сыро, не присядешь, да и пакет тяжёлый. Она решила, что обязательно придет сюда завтра. Здесь было так спокойно. Старые высокие деревья нависали над аллеей, они почти оголились, красная кленовая листва шуршала под ногами, россыпью покрывала подножья памятников и скамейки. Но ещё кое-где краснели осыпающиеся розы, синели сентябринки. А небо покрыли волокнистые облака. И все это сейчас так умиротворяло, что Инна, несмотря на такое неподходящее для радости время, даже почувствовала себя странно хорошо. Как будто этот парк и ее настроение слились резонансом. Скорей бы, уж скорей бы все это было позади ... *** Слава дизайнерам изделий – оверсайз. Особенно пуховиков–снеговиков. Конечно, Инна приобрела его, зная, ЧТО придется скрывать. А Лерка тогда раскритиковала: – Ой, мам, сдавай. Ты в нем, как арбуз. Да-да, тогда Лера попала в точку. Сейчас живот Инны все больше напоминал арбуз. Инна созвонилась с врачом из этого городка, собственно к которой она и приехала – Жанной Викторовной, и направилась в женскую консультацию в назначенное той время. Жанна приняла ее хорошо, не выделяя из остальных, пригласила в кабинет ... опрос, осмотр, назначение. Поговорили о родах, предложила подумать о кесаревом. А потом ... выпроводила по каким-то делам присутствующую на приеме медсестру. – Я так понимаю, случай у вас особый. – Да, и я приехала к Вам издалека именно поэтому. – Обследуемся. Но, судя по узи, – она опустила голову, внимательно смотрела результаты, – Все хорошо у Вас и у ребенка. Ребенок развивается нормально. Пол Вам не говорю? – врач подняла глаза. – Нет, пожалуйста..., – Инна даже испугалась. – Думаю, проблем не будет. И пара, которая возьмёт ребенка, конечно, захочет Вас отблагодарить. Вы же снимаете жилье? – Нет-нет. Все, о чем я прошу – это, чтоб ребенок был устроен в семью. В хорошую семью. – Зря. Не отказывайтесь. Если все срастётся, те, о ком я говорю, обеспеченные вполне. Им за сорок, муж – начальник производства. Женщина – сама врач. Подумайте. – Это хорошо, – Инна выдохнула, но что-то кольнуло. Теперь, из виртуальных и предполагаемых, родители ее ребенка становились реальными. Они ждут, живут, существуют... – Хорошо, но денег я не возьму вообще. Все, что прошу – помочь родить и .... – Об этом не волнуйтесь. Если кесарево – уснете, проснетесь, придёте в себя, дня через три – выпишем, подпишете документы и отправитесь домой. И день мы назначим сами. Не волнуйтесь, все хорошо будет. Если потребуется, оформим простой больничный и другие необходимые документы. Скоро и забудете. А пока.­.. А пока надо было пройти ряд обследований. Именно это Инна и хотела услышать все последние дни. Именно это. Уснуть, проснуться, и все позади ... Все позади. Ради этого она могла обойти сотни врачей, провести кучу обследований. Тем более это все, чем предстояло ей заниматься здесь. А она совсем не привыкла сидеть, сложа руки. Так даже лучше – скорее пройдет время. После посещения врача она не могла идти на квартиру, охватывало какое-то волнение. Нужно было успокоиться. И Инна, выйдя из автобуса, направилась в парк. Осень длилась как путь с крутыми заворотами. То дождь и серость, то солнце и краски, то мороз и снежок. Сегодня стоял солнечный день, и парк манил. Инна ступала по опавшим листьям и думала о своем. Ведь все хорошо. Может даже лучше, чем она предполагала. И врач ей понравилась, и семья... Хотелось верить. Но как согнать с себя эту боль оттого, что она собирается сделать? У неё есть дочка. Надо думать о ней. Совершенно странно для Леры будет узнать такое о матери. И вообще, осуждать её могут только те, кто попадал в такие ситуации, остальные – не имеют права. Она забудет, забудет, и не будет даже думать об этом этапе своей жизни. Ну, не потянуть ей ребенка. Нет, не потянуть ... Да и репутация. Мы все живем в культуре упаковки, – вспомнила она. И хватит думать об этом! Хватит... Инна решила, что надо зайти в книжный и купить себе пару хороших книг. Это отвлечет... Вдали, в самом укромном углу парка на спуске к реке, она заметила старую беседку. Ноги сами повернули туда. Но, когда подошла поближе, заметила, что там уже сидит пожилая женщина в бежевом берете и таком же пальто. Это было некое уединение, и Инна не решилась его нарушать, она прошла мимо. Прогулялась по берегу. За небольшой речкой, протекающей в спадающих на неё обнаженных ветвях ивы, стояли деревянные дома. Они как будто поклонились реке. С этой стороны у многих домов были посажены цветы – палисадники. Странно. Обычно цветы сажают с лицевой стороны. Но видимо именно потому, что эти старые дома и постройки видны из парка, хозяева так приукрасили их. И было что-то щемящее в этой картине. И вдруг в одном дворе Инна заметила девочку лет четырех. Девочка тоже увидела ее, прилипла к сетке забора и помахала ей рукой. Инна ответила – улыбнулась и тоже помахала. А потом девочка приоткрыла калитку, спустилась на мостки, взяла палочку и стала рисовать круги на воде. Эти круги расходились по реке. Девочку позвала мать, и она убежала. Инна возвращалась по той же тропе. Женщина в бежевом ещё была здесь, она стояла у беседки, держась за перила одной рукой и опираясь на клюку – другой. – Хорошо сегодня, правда? – начала разговор она первая. – Очень! – обернулась Инна. – Я каждый день сюда прихожу, не глядя на погоду. Иногда от дождя прячусь. Речка урчит, дождь шумит, а я дремлю, – улыбнулась женщина. – Наверное, живёте недалеко? – Да, тут рядом. Я недавно здесь живу. Мы из Останина переехали. Знаете где это? – Нет, я, вообще, не местная. – А ... Тогда Вам тем более должен понравится этот парк. Местные привыкли, многие и не замечают. И она процитировала: – Тишина, покой и вечность успокаивают душу. Пламя осени беспечной морось призрачная тушит ... Приходите сюда ещё, я дарю Вам соседнее место в этой беседке, – улыбнулась женщина и, попрощавшись, медленно пошла по парковой дорожке, опираясь на клюку. И Инна с удовольствием этот подарок приняла. Она сидела тут долго, и ей даже показалось, что дремота этой старушки ей передалась. Так спокойно вдруг стало на душе, что Инна тут задержалась и решила прийти и завтра. Вечером звонила Лера. – Мамуль, ты как? Курортный роман-то уже закрутила? – Ох, Лерка! Какой роман! Лучше расскажи, как твое здоровье? Волнуюсь... И Лера затараторила ответом – критикой назначений и умными медицинскими рассуждениями. Казалось, дочь о течении беременности, сути анализов и внутриутробном развитии плода знает все гораздо лучше, чем ее врачи. Лерка – она такая. Инна ей доверяла. Лерка наслаждалась беременностью. Ведь так и должно быть – беременностью надо наслаждаться. Хотя, в отличии от матери, первые месяцы беременности у дочки были очень тяжёлыми – токсикоз. Она не вылезала из больничных. А вот Инна и не заметила ... Может потому и не заметила токсикоза, что не думала о беременности никак. Только потом уж вспомнила, что лёгкое расстройство желудка – да, было, и слабость была, головокружение. Она восприняла это как весеннее недомогание, связанное с переутомлением и простудой, или как климакс. Весна была суетной. Не до того было. На завтра опять были запланированы анализы. Инна столкнулась со всеми прелестями провинциального обследования. Пришлось опять идти к Жанне, потому что начались проблемы. Жанна опять намекала на финансовую помощь, Инна опять отказывалась.  У Инны не было прописки, полис обязательного медицинского страхования почему-то не годился, на некоторые обследования надо было записываться за две недели, прибегая в больницу в семь утра. Инна сидела в очередях наравне со всеми. Наслушалась чудовищных историй, как будто здесь в очереди проходило соревнование – у кого диагноз страшнее. Но сразу после поликлиники ноги сами направлялись в парк, и сразу туда – в беседку. Женщина в бежевом берете была на месте. – Здравствуйте! Так и знала, что Вы вернётесь сюда, – встретила она Инну. – Здравствуйте! – Инна присела рядом, – Да, принимаю Ваш подарок – соседнее место. Она устала от гула поликлиники, медицинской суеты и беспорядочности больничных правил. – Вот и хорошо, подарки дарить всегда приятно. – И сегодня погода радует. – Да, только ветерок лёгкий. Они говорили о природе, о погоде, об этом городке, о людях. Инна пожаловалась на больничные очереди. – А я в Останино рожала, – Инна немного удивилась, как легко женщина определила её состояние, она надеялась, что пуховик живот скрывает, – И дочка моя, представляете, из Москвы дважды приезжала рожать именно туда. Там старый роддом отреставрировали. Первого она там родила, вот и за вторым туда приехала. – У вас внуки? – Да, взрослые уж... Это от дочки. А у сына – дочь, внучка, значит. Правда, живёт далеко, я ее и не видела уже лет пятнадцать. – Не общаетесь? – Нет. Сын разошелся уж давно. Я-то б с радостью...за счастье б. Но ведь не станешь навязываться. Постаралась поначалу, вижу – не хотят они, так что ж... – Очень жаль. А у моей дочки нет бабушек. Я ее одна вырастила. Тоже рано разошлась... – Дочь – это комплимент женщине от Бога. А сейчас кого ждёте? – Я? А... Не знаю, решила – пусть сюрприз, – Инна немного растерялась. И собеседница посмотрела на неё внимательней. – Меня Клавдия Васильевна зовут, а Вас? – Инна. – Очень приятно, Инна. Вам идёт беременность. – Мне сорок шестой год, поздновато украшать себя этим ... – Беременность всех молодит. Я думала, Вы – моложе. Инна понимала мимолетность встречи и сейчас была почти откровенна. – Представляете, моя дочь тоже скоро станет матерью. – Ох, это так удачно. Дети будут расти вместе. И Клавдия Васильевна опять обратила внимание, что лицо новой знакомой изменилось – тень печали легла на него. Ветерок легко поднимал мягкие волосы молодой собеседницы, она смотрела вдаль. Что-то тяжёлое было на душе у этой женщины, и она осторожно спросила: – Инна, с Вашим ребенком все в порядке? Инна очнулась. – Что? Да! Да, конечно. Говорят – все хорошо. И мне кажется, что все нормально. – Уфф, а то смотрю – грустинка у Вас в глазах. Уж, простите, если сую нос не в свое дело... – Нет-нет, все хорошо. Вы знаете, у меня в этом городе... В общем, я с удовольствием пообщаюсь с Вами, если Вы не против. Я приду сюда и завтра, завтра суббота – у меня выходной от дел больничных. – Вот и отлично, буду ждать Вас. Я тут примерно с полодиннадцатого. И тоже рада, что будет с кем поговорить. *** Книга не пошла. Как Инна ни старалась зацепиться за сюжет, ничего не выходило. Не покидала тревожность. Может сказать об этом Жанне Викторовне, пропишет успокоительные. А то и ночами спится плохо... Всю ночь бушевал ветер. Так и не пришел слесарь. Слышно было, как вода капала из душа. Инну это раздражало, она скучала по дому, по дочке и даже по зятю. Скучала по работе, хоть и уставала там, и коллектив был не всегда дружен, и она всегда мечтала отдохнуть. А сейчас заглядывала на сайт колледжа, выискивала новости. Та жизнь казалась настоящей, правильной, а то, что происходит с ней сейчас больше походило на дурной сон. Смятение и растерянность овладевали ей, когда оставалась она одна. Спасал телефон. Она переписывалась с коллегами и Лерой. Общалась и с Олегом – зятем. *** В субботу лил дождь. Инна не рассчитывала увидеть Клавдию Васильевну, но, оказалось, зря. В дождевике поверх одежды и с теплым пледом для них обеих, она уже ждала ее в беседке. – Вы не промокли тут? – Ну, кто-то мокнет, а кто-то наслаждается дождем. Я отношусь ко вторым, – сразу ответила Клавдия Васильевна, – И знаете, шум дождя на реке – самый романтичный звук в мире? – Возможно, Клавдия Васильевна, но скорее весенний, летний, а сейчас – бррр. Может пойдем в кафе? Я видела уютное местечко тут на площади. Я угощаю. – Давайте ещё немного посидим, если вы не замерзли. Сегодня больше говорила Инна. Рассказывала о своем колледже, рассуждала о проблемах в образовании, вспоминала истории студентов. – Скучаете Вы по работе, Инночка. – Да. Как не скучать? Я там давно... , – и добавила с грустью, – К тому же, мою кандидатуру, похоже, утверждают на должность директора. Вот так. Клавдия Васильевна повернула к ней голову. Капюшон прозрачного дождевика помешал, и она аккуратно сняла его. – Ох, Инночка ..., – сказала, глубоко вздохнув.  Это была не похвала, скорее, сочувствие. Инна не поняла вздоха, но на каком-то интуитивном уровне почувствовала, что они с собеседнице на одной волне, и та понимает её состояние. Это приятно было. Общение было лёгким, потому что Клавдия не спрашивала то, что не нужно спрашивать, не лезла в душу, но она, как камертон – сочувствовала. Или это казалось Инне. – Я, пожалуй, и правда пойду сегодня пораньше. Прохладно. – Я провожу Вас, у меня большой зонт, – предложила Инна. Но не успели они сделать и пары шагов, как Клавдия Васильевна вдруг начала заваливаться на перила. Инна поддержала, но женщина уселась на мокрый пол беседки. – Что с Вами? Что? – Инна испугалась. – Сашу, Саше позвони..., – старушка подавала ей сумку. – Надо скорую! – Нет-нет! Не надо, Сашу и таблетку, – шептала Клавдия. Инна пошарила в сумке знакомой, нашла таблетки, положила Клавдии прямо в рот и судорожно начала искать телефон Саши. "Саша" – значилось в списке. Инна набрала. – Алло, мам. Мама... – Это не мама. Саша, она тут упала в парке. – В беседке? – сразу определилил собеседник. – Да! Слышно было, что что-то упало, быстрые шаги. Саша явно спешил. – Вы таблетку ей дайте, в сумке... – Дала, – Инна смотрела на Клавдию, та тянула руку к трубке, и она отдала телефон. – Саша, не спеши. Голова чего-то... Вот и все... Закружилась просто. Уже лучше. Инна помогла пересесть на скамью, закутала старушку пледом. – Простите, Инночка! Напугала Вас, дура старая. А Вам ведь совсем нельзя волноваться. Идите домой, Саша сейчас приедет. – Неужели Вы думаете, что я оставлю Вас тут одну? Помолчите лучше, Вам тяжело говорить. И я бы вызвала все же скорую... – Нет-нет. У меня бывает такое... Не думала, что и сегодня ... Прошло минут пятнадцать и намокая под дождем в куртке нараспашку бегом по тропинке примчался мужчина лет пятидесяти. Высокий лоб, лёгкая небритость и седина. Под курткой – спецодежда. – Уф, мама! Эх! Ты ... – махнул ладонью в осуждение, – До машины дойдешь? Или... – Конечно, дойду, и не ворчи, пожалуйста, – строго пробурчала Клавдия Васильевна. – Здравствуйте, спасибо Вам! – наконец, он обратил внимание на Инну, – Поедемте, я подвезу. – Нет, нет. Я тут рядом живу. – Я не очень испугала Вас, Инночка? Проводите меня до машины, пожалуйста. Клавдия Васильевна взяла под руки их обоих, сын нес её сумку и клюку. – Вот, Саша, если б не Инна ... – Мам, нет слов. Вернее есть, но я их сдерживаю из последних сил! – Ладно, ладно...тихо, тихо... Она усаживалась в машину и обещала, что завтра придет. Но не пришла ни завтра, ни через день, ни через неделю. Инна приходила и сидела в беседке одна. Жаль, что не обменялись они телефонами, узнать бы хоть о самочувствии. Неужели, разболелась? Вероятно, так и есть. А потом и у Инны вдруг начались боли внизу живота, и Жанна положила ее на сохранение. В больнице, среди молоденьких беременных, разговаривающих исключительно о проблемах беременности и будущих детях, лежать было ещё тяжелее, чем дома. Через неделю Инна выпросилась "на свободу". – Инна Евгеньевна, Вы ж понимаете всю ответственность? Теперь уже и мою, – ведь мы обнадежили людей, и они ждут. Прошу – берегите себя и плод. Жанна Викторовна говорила спокойно, тактично, но в голосе уже звенело железо. И от этого Инне становилось ещё страшнее. Она начала оглядываться на улице и, почему-то, обманула с адресом съемной квартиры. Что за чудачества... В первый же день "свободы" направилась в парк, и уже издали узнала Александра. Он задумчиво ходил по берегу реки, засунув руки в карманы куртки. Увидев ее, всплеснул руками и пошел навстречу. – Где Вы были? Я тут почти каждый день мёрзну, жду Вас, – хоть слова и с претензией, но голос мягкий. – Я в больнице лежала, – сказала, как есть. – Да? – он посмотрел на её огромный уже живот, который не в силах скрыть ни один оверсайз, – А, понятно... Мама Вас очень хочет найти. Переживает. Поехали? – Куда? – Как куда, к нам, конечно. Она уже не сможет сюда прийти. Вы не знали, что она очень больна? – Я? Нет. Наоборот, она была столь позитивна. – Она такая. Никому не хочет казаться несчастной или больной. Но ... В общем, поехали, Инна. Вы сами все поймёте. И она поняла. В уютной квартире со множеством книг на светлых простынях Клавдия Васильевна лежала под капельницей. Повернула к ней голову и улыбнулась. Черные подглазины окаймляли добрейшие её глаза. – Инночка! – почти прошептала, – Вы пришли? А я вот ... Не могу дойти до парка совсем. Подрасклеилась. Инна присела рядом, взяла старушку за худую, морщинистую, но такую мягкую руку. – Я так рада, что Вы ... что я нашла Вас. Я так ждала, – сейчас у Инны стоял ком в горле. – Инна, я хотела Вам сказать ... В общем, я хотела Вас попросить ... Наверное, я опять сую нос в Ваши дела .... – Суйте, Клавдия Васильевна, пожалуйста, суйте. Мне так надо, чтоб хоть кто-то совал нос сейчас в мои дела, – Инна втянула воздух носом. – Вы ж не просто так в нашем городе, да? – Инна кивнула, – Инна, Вы можете совершить непоправимое. Это так легко. Очень легко. А вот жить потом будет тяжело невероятно. Ответом ей был судорожный всхлип начинающихся рыданий. Все, что Инна сдерживала в себе последние месяцы, вырвалось сейчас наружу. Она приложила руку Клавдии Васильевны к щеке и горько заплакала. Александр прибежал, услышав Иннин плач, хотел было начать успокаивать, но мать махнула ему рукой – пусть, мол, поплачет ... Уходя, она оставила обещание Клавдии Васильевне – подумать. Обменялись телефонами. Пришла сиделка, и Александр предложил Инну отвезти. Она согласилась. – Так Вы не из-за матери плакали? – спросил Саша уже в машине. – Нет, что Вы... Я не стала бы. Просто Ваша мама, она ... понимаете ... Это, наверное, я скучаю по своей. Моя – давно умерла. Александр помолчал. – А я никак не могу представить, как буду без неё..., – он смотрел на дорогу, но мыслями ушёл в себя. – Пусть Бог даст Вам силы. И ей, – она помолчала, – И мне... – Что-то с Вашим ребенком? Простите.... – Нет, с ним все в порядке. – С Вашим здоровьем? – Нет, и с ним все более-менее. Близкие в беде? Простите, что вытягиваю, я просто хочу понять... Если не хотите, не отвечайте. Инна подумала. Ведь так и есть. – Да! Именно так. Очень близкий один человек в беде. – А я могу Вам чем-нибудь помочь? – Нет, только я одна могу ему помочь... Они помолчали, а потом Инна вдруг вспомнила. – Александр, а мне тоже нужна мужская помощь. У меня квартира съёмная, душ течет, не работает...Я уже ночами спать из-за него не могу, кладу его в ванную. А хозяйка не шевелится.... Может... – Нет проблем. Сейчас можно заглянуть? Они поднялись в квартиру Инны. Александр что-то перекрыл, и на завтра обещал приехать с новым купленным душем и смесителем. Хоть что-то радовало в этот день. Конечно, здесь ей осталось жить недолго, конечно, денег будет жаль. Но если она хоть несколько раз искупается не из ковшика, а под нормальным душем, то испытает хоть какое-то наслаждение. Александр позвонил утром, он уже все купил. Инна встретила его в халате, с распущенными волосами. Кому интересна толстая беременная тетка в годах на последнем сроке? – Красивые у Вас какие волосы, – вдруг услышала и застеснялась своей распущенности. Зашла в комнату, пока возился он в ванной, натянула широкую кофту и лосины, убрала волосы. – Может чаю? Они пили чай и говорили о книгах. Наперебой говорили, даже поспорили, полезли в интернет, уселись на диван, положив телефон Инны на её живот – решали, кто прав в споре. И Александр победил. – Так откуда Вы, Инна? И почему здесь? Одна... – Так вышло... – Ох, я такой любопытный. Простите. Мне пора. Значит, Клавдия Васильевна не выдала сыну её тайну. И хорошо. *** Утро следующего дня ничего не предвещало. День как день. До родов ещё почти две недели. Она сходила в магазин и аптеку, тяжело уже дыша, поднялась на этаж. Разобрала пакеты, поготовила, пообедала и решила больше никуда не ходить.