И КАК МЫ ОСТАЛИСЬ ЖИВЫ?!. (7 +)
Колыбельная для Гришуточки
Из сборника "Забавная мемуаристика". Харьков -- Тель-Авив (Приложения)
Итак: Израиль, Ришон ле-Цион, бульвар Ротшильд. Взял я пунфырик "Столичной", баночку "Жигулевского", отхлёбываю поочерёдно, да изобретаю заключительные главы детективного романа. Нужно спешить: больше половины текста уже напечатано в газете по принципу "продолжение следует", а концовка еще не то что не написана, а даже и не придумана. Редактор дергает меня ежедневно: ГДЕ?! КОГДА?!!
Вот и размышляю: что же делать с главным героем -- убить его нафиг или женить нафиг?
А на соседней лавочке располагаются дедушка с внуком. Дедушка -- мой ровесник, или чуть моложе. Внуку лет семь. И начинается:
-- Гришуточка! Не бегай за голубями -- упадёшь и умрёшь!.. Не ковыряйся в носике: пойдёт кровь и умрёшь!.. Не проси мороженое: простудишься и умрёшь!.. Не трогай кошку... умрёшь!
Я невольно хихикнул. Дед зыркнул на меня, нашел объект для примера и закричал:
-- Гришуточка! Никогда не пей водки с ноутбуком: будешь пьяный и умрёшь; испортишь глазки и умрёшь!!!
Н-да, сурово. А мне что делать с главным героем: убить или женить? Если убить -- то закончится цикл, жалко. Если женить, то цикл придется продолжать, а он мне уже надоел.
-- Гришуточка!!! -- истошно вопит дед. -- Сейчас же вернись! Заблудишься и умрёшь!
Бедный, бедный Гришуточка...
И вспомнились мне дела давно минувших дней. Жёсткие и скорбные дела. Вот они:
* * *
1961. Детский сад. Подвесные качели со всего маху въехали мне по морде. Результат -- кровища веером, а носовая перегородка сломана в двух местах, и надежно перекрыла правую ноздрю. Воспитатели ничего не сказали моим родителям, да и я промолчал: заругают. Отсюда и гайморит, и синусит, и головные боли с правой стороны более чем на полвека. Харьковские врачи не решались оперировать. Лишь через 60 лет, уже в Израиле, эту перегородку легко выравняли и начал я перед пенсией дышать нормально.
Не умер.
* * *
1962. В деревне у деда с бабкой. Узнал о подвиге 28 гвардейцев-панфиловцев. Сарай стал немецким танком, молочная бутылка -- гранатой. Метнул... Но бутылка оказалась со щербинкой, она и вырвала мне кусок указательного пальца до белой кости. Дед пришивал чёрной ниткой, через два дня нитку вытащили плоскогубцами. А глубокий шрам остался на всю жизнь.
Но -- не умер.
* * *
1964. В той же деревне у деда с бабкой. На краю огорода много лет торчал сбитый "мессершмит". Выпендриваясь перед подружками, полез я по фюзеляжу к самому хвосту, но фашистский гад, потеряв центр тяжести, обрушился вниз, я соскользнул, и каким-то непонятным образом оказался крепко прижатым к земле -- ни дохнуть, ни... И с каждой секундой вражеский стервятник давил на меня всё сильнее. Прибежавшие дед с бабкой приподняли самолет за стабилизаторы, когда я уже почти задохнулся.
Опять не умер. Так-то, Гришуточка.
* * *
1969. На "Источнике" Вася Власюк учил меня ловить тарантулов. На нитку с кусочком смолы на конце. У Васи это получалось классно, а у меня -- коряво. Первый же мохнатый паучище соскочил с наживки, липко пробежал по моей руке вверх, вспрыгнул мне на ухо, с него слетел вниз и скрылся в траве. "Скверно, -- покачал головой Вася. -- Ты слишком резко дёргаешь, он пугается и убегает..." Следующего тарантула я поймал почти мастерски, но он успел вцепиться мне в палец. Почему-то не укусил: то ли пожалел меня, то ли передумал. Я бережно опустил его в банку. За полчаса мы наловили с полтора десятка этих тварей, Вася великодушно подарил мне пятерых. Но мои родители категорически отказались держать их в квартире. Пришлось передарить их приятелю Сашке Клюсу. Но к утру они сожрали друг друга -- остался один, самый большой, и он уже едва помещался в пол-литровой банке. Сашка на всякий случай избавился от него -- выпустил на лестничную площадку прямо перед дверью Ленки, которая ему нравилась.
* * *
1969. Дача в пгт Савинцы. Сосед варил самогон. Но, поскольку давно потерял нюх и вкус, то попросил меня продегустировать и определить: где первак, где вторак и где третьяк. Каждой порции давал мне по столовой ложке. После 12-й ложки почувствовал я небывалую силу и отвагу. И решил убить цыганского пса. Дело в том, что на отшибе жили цыгане, и был у них свирепый одноглазый пёс объёмом с автомобиль "Запорожец". Иногда, срываясь с цепи, этот монстр насмерть загрызал двух-трёх коров, даже уничтожил волчью стаю в лесу, притащив по очереди восемь трупов к себе во двор, в качестве трофеев. Двенадцать сёл вокруг боялись этого чудовища. А я был пьян и решил его показательно уничтожить, чтоб знал, поганый, как добрых людей пугать. Толкнул калитку цыганского двора и направился к этому исчадию, разминая руки перед тем, как порвать ему пасть. Пёс, рыча и роняя слюну с клыков, бросился вперёд. Лопнула стальная цепь, и он торпедой полетел на меня, сверкая единственным оком, багровым от ненависти. Но... вдруг остановился. Принюхался. И, виляя хвостом, на брюхе подполз ко мне. Начал облизывать мои щёки, положил громадные лапы на мои узкие плечи... Стало жалко его убивать, и я его погладил. Так мы подружились. А сосед сказал, что меня спас самогон. Ведь цыгане всегда пьяные, и от меня тоже несло перегаром, потому пёс принял меня за цыгана и полез ласкаться... А то сожрал бы меня -- вместе с очками и босоножками.
И умер бы я, Гришуточка.
* * *
1970. Северский Донец. Все пацаны умели нырять вниз головой, а я не умел. Решил научиться, но так, чтобы никто не видел моего смущения. Отошёл подальше, к "немецкому" мосту (при отступлении наши взорвали железнодорожный мост, а немцы построили новый, он стоит до сих пор и называется "немецким"). Нырнул и... разодрал правое плечо. Это был кусок рельса. Так что нырни я на десять сантиметров правее -- угадал бы в него темечком. И поминай, Митькой звали.
Но снова я не умер, Гришуточка...
* * *
1971. Мой друг Сашка Клюс жил на четвёртом этаже. А в доме напротив сидели на балконе две подружки. И одна из них мне очень нравилась. И решил я потрясти её воображение: из простыни и бельевых верёвок сделали мы парашют, я обвязался и... сиганул вниз! Но произошёл досадный казус: простынь зацепилась за оконную рукоять, и я позорно повис между четвёртым и третьим этажами. Втащить меня обратно Сашка не смог -- силёнок не хватило, а обрезать верёвки и прыгнуть налегке -- значит, расшибиться в лепёшку. И посторонних на помощь не позовешь -- стыдно. И ни одна зараза из соседнего дома меня не увидела и не забила тревогу... Так и провисел я, покачиваясь, около трёх часов, пока пришёл Сашкин отец, вдвоём они втянули меня в квартиру. И что обидно: та красивая девочка даже не заметила моего воздушнодесантного подвига...
* * *
1971. База отдыха "Гайдары". Здесь шли тяжелые бои, и мы с пацанами часто находили много интересного -- того, что можно положить в костёр, отбежать метров на 50 и залечь. И вот попался нам внушительный, едва не 200-миллиметровый снаряд. И сделали мы с ним то, что и всегда. Грохот был ужасный, но хуже было другое -- осколок словно бритвой снёс дерево, и оно рухнуло кроной на меня. Смявшиеся ветви были густые, слово монолит, и я никак не мог из-под них вылезти. Попробовал кричать, но голос мой не пробивался наружу. А было нас человек 15, и, естественно, отряд не заметил потери бойца. Ушел отряд на обед, кушать суп и пюре с котлеткой. Ворочался я, крутился, но выкарабкаться не мог. Темно и страшно. К счастью, вспомнил, что у меня есть нож -- шли-то мы за грибами. И вот так, веточку за веточкой срезая, сучок за сучком подламывая, за пару часиков и выдрался на свет. А не будь у меня ножика -- ну, может, разгибал бы веточку за веточкой. Вылез бы. Главное -- не отчаиваться. Иначе умрёшь, Гришуточка. Вернувшись, никому ничего не сказал: ведь родители заругают, а пацаны засмеют.
* * *
1972. В деревне у деда с бабкой. На дедовом велосипеде объездил я все окрестности -- от Золочева до Белгородской области, и захотелось чего-нибудь новенького. Из табуретки и доски соорудил крутой трамплин, чтобы перелететь на велосипеде через сарай. И взвился я соколом в небесную синь. Но над крышей сарая велосипед вдруг вырвался из рук и улетел далеко вперед, а я, кувыркнувшись, нырнул головой в выгребную канаву с дерьмом. Наглотался и нанюхался. Вылез грязный и смердящий, тут же схватил велосипед и рванул на пруд, мыться...
* * *
1972. Свой первый пистолет я смастерил по примитивной схеме, которую тогда знал любой пацан старше 12 лет. Коробку патронов калибра 5,6 мм стырил в школьном кабинете НВП. Испытывал самоделку в лесу -- пустые бутылки раскалывались с приятным звоном. Но хуже получилось дома в кухне. Вынимая пистолет из кармана, случайно коснулся спускового крючка -- хлопнул выстрел, пуля щелкнула по газопроводной трубе, срикошетила в сковородку, а от неё, уже на излёте, шарахнула меня по башке и упала под ноги. Тут же на лбу вздулась огромная фиолетовая шишка. Было больно, но, в принципе, не умер.
...А через пару дней с тем же пистолетом была новая история. Принёс я его в школу, был он у меня в правом кармане брюк. И вот на уроке биологии случилось: он вдруг случайно сработал. Выстрел был не громким, но пуля скользнула вдоль ноги и угодила в алюминиевую ножку стола. Ножка подломилась, и, поскольку я опирался локтями о столешницу, то стол накренился и с грохотом перевернулся. Я свалился на пол. По классу поплыл пороховой запах, но, видимо, никто не знал, как пахнет порох. Учительница вздрогнула и закричала: "Что случилось?!" Я же смущённо пояснил: "Да вот, мой стол сломался почему-то..." Одноклассники начали придирчиво оглядывать ножки своих столов. Но больше никакие столы не ломались.
* * *
1972. Выхожу из подъезда от приятеля -- и налетают на меня двое незнакомых парней. Один встаёт на стрёме, второй с наслаждением несколько раз бьёт меня в челюсть. Треск, хруст и искры из глаз. Говорит: "Мы тебя прирежем!" И убегают оба, ищи-свищи. Поднялся я домой, ничего никому не сказал, разделся, лёг спать. А наутро щека весьма опухла и скособочилась -- смешно смотреть в зеркало. Грызнул бутерброд, и... чуть не заорал от боли: челюсть сместилась и уже не могу закрыть рта. Ябедой никогда не был, но теперь делать нечего -- пришлось признаться родителям. Повезли меня в стоматологическую клинику, рентген показал "двойной ангулярный перелом нижней челюсти". Да, нашли того подленького пацана. Спросили: "За что?" А он: "Просто так..." Но трусоват оказался: вместо того, чтобы прийти и лично извиниться, подослал свою мамочку. Мамочка рыдала и каялась, ползала взад-вперед по полу на коленках и скулила, чтобы я не сажал её отпрыска в колонию за нанесение травмы и угрозу убийством. Противно стало, прогнал я её, пообещав, что жаловаться в милицию не буду. Плюнул вслед.
...А через год случилось то же, но в обратную сторону. Мой одноклассник спёр у меня из портфеля альбом с марками и фотоаппарат "Смена-6". Пришлось его крепко наказать, и вышло так, что я... да-да, случайно своротил ему челюсть. Его взбешённые родители завалились ко мне, требуя сатисфакции. Но узнав, что я покалечил их сына за кражу, то помолчали, переглянулись, извинились и ушли...
Никто не умер.
* * *
1973. Дача в пгт Савинцы. Играем в карты с деревенскими пацанами. Пацаны мухлюют безбожно, я это вижу, но они каждый раз придумывают убедительные отговорки. И так я проиграл пять раз подряд. И вынесли мне штраф: лечь между рельсами под проходящим поездом. Я перепугался: ведь он может меня задавить, и будет смерть моей молодой жизни! Нет, сказали пацаны. Не задавит. Вон Петька 100 раз ложился, а Серёжка -- аж 200 раз. И пошли мы к железнодорожному полотну. И лёг я на грязные шпалы, вязкие и воняющие мазутом. Что делать: проиграл -- выполняй. А отказываться и юлить -- не пацанское это дело. И налетел на меня электропоезд: к счастью, пассажирский, в десяток вагонов, а будь грузовой -- то там вагонов около сотни... Но хватило и десяти. Меня бросало ветром из стороны в сторону, колёса оглушительно грохотали с обеих сторон, было страшно, кошмарно и жутко. Но, когда поезд пролетел и я увидел солнце, то был готов плакать от счастья. Правда, оглох на целых полчаса.
Но опять не умер.
* * *
1973. Написал я пару стихов. Показал их другу Сашке Клюсу, а он растрезвонил по всей школе. И начали меня дразнить: "Поэт на палочку надет!" Я улыбался и терпел. А в его классе училась нетоненькая девочка Наташа Опрышко. И кто-то схохмил:
Когда у Опрышки отрыжка,
Беги от Опрышки вприпрыжку!
А если ты рядом с Опрышкой,
То сразу накроешься крышкой!
Истинный автор остался неизвестен, но все решили, что автор -- именно я. Ибо кто ещё пишет стихи? А никто! И погналась за мной Наташа Опрышко. И побежал я от неё. А около её дома вырыт котлован -- строился комплекс 14-этажных зданий. И была там яма с горячей водой. И попытался я перепрыгнуть через эту яму -- но не вышло. По грудь оказался в горячей воде. Наташа мужественно вытащила меня наверх. А поскольку была зима и температура воздуха держалась около минус двадцати пяти, то, пока я добежал до дома, моя одежда схватилась льдом, отвердела и громко трещала на каждом шагу. Я чувствовал, что у меня обледенели все внутренности: сердце звонко случалось о печёнки, а печёнки -- о селезёнки. Но Наташа помогла ключом открыть дверь -- мои замёрзшие пальцы не работали. К счастью, родителей дома не было. И я влез в горячую ванну. Не получил ни обморожения внутренних органов, ни даже воспаления лёгких...
И опять-таки не умер.
* * *
1974. Северский Донец. С одноклассником Валерой Курбатовым поехали на трёхсуточную вылазку -- с палаткой, хлебом и вином. Но туристы мы были хреновые: не взяли питьевой воды. Так что нашли ржавую консервную банку, и ею черпали тухлую илистую жидкость из речки, вперемежку с головастиками и ошмётками коровьих лепёшек. И пили с удовольствием.
И снова-таки не умерли.
ЭПИЛОГ
Вот так, Гришуточка. И голубей мы гоняли, и мороженое жрали килограммами, и бродячих кошек гладили, а уж сколько раз доводилось заблудиться -- и в прямом, и в переносном смысле -- несчитано и немеряно. Но мы не умерли. Живучие мы были, да. Потому как наши дедушки и бабушки, папы и мамы не пугали нас жизненными реалиями.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Так чем же заканчивать детективный роман, что же делать с главным героем? Может, он поковырялся в носу, и от этого умер? Или его загрызли собаки и тарантулы? Или он случайно застрелился из табельного пистолета?..
Нет! -- твердо решил я. Не погибнет мой герой-сыщик! Но и не женится: ведь мыть посуду, стирать бельё и драить полы -- несерьёзно это. Не по-сыщицки. А вот: оставит он свою детективную службу и сядет писать криминальные романы!
Так закончится старый цикл, и начнётся новый.
Жаль, Гришуточка не сможет его прочитать: дедушка не позволит портить глазки.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев