Тихий Дворик

Листая объявления в дореволюционных газетах... - Вдовец 42 лет желает жениться на девушке «без прошлого». Образованный, знает музыку. Теща нежелательна. - Красивая, с русалочьими глазами, вся сотканная из нервов и оригинальности, зовет на праздник жизни интеллигентного, очень богатого господина, способного на сильное яркое чувство; цель — брак. - Барышня, светлая блондинка, очень хорошенькая и стройная, хотела бы выйти замуж. Предупреждает, что имеет «грех». - Унтер-офицер желал бы сочетаться брачными узами с девицей, имеющей свой капитал. Свадьба за счет невесты. - Только что кончившая гимназию девица желает выйти замуж за холостого и бездетного вдовца с состоянием. Возрастом не стесняться. - Вдовец 42 лет желает жениться на девушке «без прошлого». Образованный, знает музыку. Теща нежелательна. - Молодой человек 19 лет с титулом князя имеет 100 тысяч капитала, желает найти себе молодую девушку, интеллигентную, с капиталом от 50 тысяч. - 21 год, простого звания, с незапятнанным прошлым, с приданным в 800 рублей, хорошая работница и веселого нрава, поссорившись с женихом Алексеем, желает обязательно выйти замуж за солидного непьющего человека. ** «Брачная газета», Москва,1906-1914 гг.

Утро неслышно вступает в свои права, целует солнцем глаза, греет новой надеждой, во всё вдыхает жизнь. Встаёшь и вверяешь себя дню, и всему, что придёт с этим утром. Юлия Прозорова

Муслим Магомаев показал всем , каким должен быть артист на эстраде. Ни ужимок, ни скачков по сцене, ни нелепых одежд и причесок, ни скандалов, ни тайных и явных любовниц-любовников, ни пресс-секретарей и пиар-менеджеров - ничего. Только голос и хороший репертуар. И при этом бешеная популярность и всеобщая любовь народа: однажды в Ростове толпа встречающих артиста поклонников подняла на руки автомобиль "Волга", в котором он сидел... При всем этом Магомаев умудрился не спеть ни одной откровенной агитки про партию и комсомол, хотя героические песни в его репертуаре тоже присутствовали - "Бухенвальдский набат",например. А как красиво он ушел! Не стал дожидаться, когда молодые и наглые певцы начнут подпирать со всех сторон, когда в зале стали бы шептаться "А он постарел...", слава Богу, не допустил, чтобы с пенсионерским задором выскакивать на сцену и косить под пацанчика, не опустился до пластических операций и старческого слабоумия на сцене - он перестал выступать , когда ему и 50 не было. Почувствовал однажды, что голос уже звучит "не так" - и перестал. Хотя кроме него этого бы никто не заметил... Муслим Магомаев показал, каким должно быть эстрадное искусство, этот "шоу бизнес", он не опускался до публики, а поднимал ее до себя - до своего голоса, стихов Рождественского и Евтушенко, музыки Бабаджаняна и Пахмутовой. Почему сегодня никто из современной попсы даже отдаленно не напоминает его? Он являл из себя образец эстрадного артиста, пример, которому надо подражать и у которого надо учиться. Но почему-то никто этого не делает... Николай Добронравов

Очарование цветущей айвы...

Пocле 50 лет бpaка я oднажды внимaтельно посмотрел на свою жену и скaзал: «50 лет назад у нас был мaленький дом, старенькая машина, мы спали на диване и смотрели малeнький черно-белый телевизор, но зато каждую ночь я ложился в одну кpoвать с красивой 19-летней девушкой. Сейчас у меня огромный дорогой дoм, много дорогих машин, огромная кровать в роскошной спальне, телeвизор с широким экраном, но я сплю в одной кровати с 69-летней жeнщиной. Я начинаю сомневаться в своем бpaке». Моя жeна очень разумная женщина. Она не обиделась и не ругалась. Она пpoсто предложила мне найти себе 19-летнюю девушку, а она уже позабoтится о том, чтобы я снова жил в маленьком домике, спал на продaвленном диване и смотрел черно-белый телевизор. Ну, paзве женщины не великолепны? Они, правда, знают, как решить все пpoблемы своих мужей! ** Робepт Де Нирo

Я – грузин, но всю жизнь был русским артистом и на подмостках всего мира я прославлял Россию. Я много читал, мне повезло с людьми, которые меня правильно направили, и я посвятил этому очень много времени. И есть ключевые фигуры в искусстве и в истории нашей страны, которые являются поворотными, судьбоносными личностями, которые развернули историю так, как они хотели. Я много раз говорил в своих интервью, что личность побеждает всё, а рыба гниёт с головы. Если начинается беда, всегда виноват человек, который стоит во главе! Судить всё, что я сделал в жизни, можно только по факту. Никто не может сказать об артисте точнее, чем гримеры и костюмеры, и вам каждый скажет, что Цискаридзе – самый точный, аккуратный, дисциплинированный артист на земле. Мой дом – Большой театр, я продукт Большого театра. И Большой театр – это не администраторы. Никто не вспомнит фамилии людей, которые выгнали Шаляпина, Вишневскую, Васильева, Плисецкую и так далее. Большой театр – это мы. Николай Цискаридзе 21 год был лицом Большого театра и навсегда останется артистом Большого театра, никто не сможет это изменить. Я очень этим горжусь! Я об этом мечтал, будучи маленьким мальчиком, я этого добился, и я 21 год с честью нёс это положение. Когда я захожу в здание Большого театра, я просто иду по театру – и мне аплодируют. Что здесь ценно – я это заслужил, стоя на сцене. Я не дал ни одной пресс-конференции в своей жизни, я не позвонил ни в одно издание и не сказал: «Возьмите у меня интервью». Все журналисты только упрашивают меня последние 15-20 лет, чтобы я пришёл на передачу, дал интервью и так далее. Интерес был ко мне оттуда, а не наоборот, мне пиариться не надо. У моих коллег есть пресс-атташе, продюсеры, у меня их никогда не было. Всё, что сделано мною в жизни, ошибки и успехи, сделано мной самим. ____________________________________ Уважаемые подписчики! Подписывайтесь на наш телеграм канал по ссылке в комментариях! Там еще больше интересных историй, стихов и высказываний.

У Егора Прохорова умерла жена. Так и не оправилась от последних родов. Тут бы горевать и горевать, да пятеро ребят осталось. Старшему, Николке, девять. Илюшке – семь. Близнецам  Саньке и Лёшке по четыре. И младшей  только три месяца,  Алёнке, доченьке долгожданной… Некогда горевать, когда дети есть просят. А уложит всех,  полночи  сидит в кухне, курит ... Поначалу Егор сам, как мог, крутился. Ну, свояченица приезжала, помогла чуток. Родных-то у них больше и не было. Хотела  забрать Саньку с Лёшкой, мол, тебе полегче будет. Потом из опеки какой-то что ли, приходили двое. Предлагали всех детей в интернат отдать. Никого никому Егор отдавать не собирался. Как это – родных детей кому-то отдать? Как и жить-то потом. Трудно, понятно, а что делать? Растут они полегоньку, вот и вырастут. Как мог, сам стирал, убирал, готовил, в огороде копался. У старших когда и уроки проверить успевал. С Алёнкой больше всех хлопот было, понятно. Ну, тут уже и Колька с Илюхой  где, да помогут. Да и сестра патронажная, Нина Ивановна,  часто приходила, заботилась. Как-то раз она  пообещала Егору няньку прислать. Всё ж тяжело мужчине с грудным-то ребёнком.  Мол, девушка хорошая, труженица. В больнице нянечкой работает. Своих детей, правда,  нет, не замужняя пока. А братьев-сестёр растить помогала, из большой семьи она, из соседней деревеньки. Так   и появилась у них в хате Нюся. Невысокая, крепкая, круглолицая, с немодной косой по пояс. И – молчаливая. Лишнего слова не скажет. А только всё переменилось в хате у Прохоровых. И хата заблестела -  всё отмыла, отчистила. Одежонку и детскую, и Егорову перештопала, перестирала. И за Алёнкой успевала приглядеть, и наварить-нажарить. В школе и в детском саду  сразу перемены заметили. Дети чистые, опрятные, пуговицы уже не пришиты чёрной ниткой по белому, локти не драные. Как-то заболела Алёнка, затемпературила. Врачиха сказала, поправится, главное – уход.   Так она ночи просиживала рядом, сама ни разу не прилегла.  Выходила девчушку. И  незаметно как-то и осталась в доме у Егора… Младшие уж мамой стали звать, соскучились по ласке материнской. А Нюся на ласку не скупилась. И похвалит, и по головке погладит. И обнимет. Как же, дети всё ж… Старшие, Николка с Илюшкой, сначала дичились, никак не называли. А потом просто  Нюсей стали звать. Ни няня там, ни мама, - просто Нюся.Чтобы, значит, помнить, что своя мамка у них была… Да и по возрасту она им в матери с натяжкой годилась. Родные-то Нюсины против были. «Куда такую ораву себе на шею вешаешь?  Парней мало в селе?» «Парни-то есть, - отвечала, - да я Егора жалею…. И ребятишки привыкли, что уж теперь искать-то…» Так и жили. Пятнадцать годков незаметно пролетело… Дети учились, росли. Ну, не всё гладко - бывало, что и нашкодят, нахулиганничают. Егор гневался, за ремень хватался. А Нюся его одёргивала, мол, погоди отец, сперва разобраться надобно… И поругает, и пожалеет, бывало. Да, никто её Нюсей на селе уж и не звал. А Анной Васильевной величали, уважали. Николка к этому году уж женат был, первенца ждали.  Жили молодые отдельно, Николай в совхозе работал. Да не последним механизатором был, что ни год – то грамота, то премия, вот как. Илюшка в городе институт оканчивал, им Нюся особенно гордилась - инженером будет сынок-то! Санька с Лёшкой весной из армии вернулись, в техникум поступать задумали, только вот спорили – в какой. Всё вместе делали - и озоровали в детстве,  и горой друг за дружку стояли, если что. Алёнушка в девятый класс перешла, тоже гордость Нюсина. И петь, и плясать мастерица, ни один праздник без неё не обходится.  А Егор уж в который раз думал, как хорошо ему Нина Ивановна жену выбрала… Этим  летом как-то почувствовала Нюся, что что-то не так с её организмом, что-то неладно.  Век не болела, а то вдруг в глазах потемнеет, затошнит… Егора с его куревом стала из хаты на крыльцо гнать, плохо ей становилось.  Сначала думала – пройдёт, ан нет. Пришлось-таки к доктору идти. Домой вернулась тихая и задумчивая. От Егоровых вопросов отмахнулась, да ерунда, мол, всё в порядке. А только вечером, когда уснули все, позвала Егора на крыльцо.  - Сядь, отец, поговорить надо… Знаешь, что мне доктор сказал? Ребёнок у меня будет… Поздно уж что-то делать, рожать надо… Сказала и руками лицо закрыла. – Стыдоба-то, вот стыдоба… Егор, так просто опешил от такого известия. Столько лет не было детей и – надо ж! - Да какая стыдоба, мать, -  аж сигарету свою отбросил, так и не прикурив. - Старшие вон все уж почти разбежались, вдвоем, что ль, останемся? Нееет, природа правильно всё расставила! Значит, готовиться будем! - Как детям-то сказать? Скажут, старуха уже, а туда же… - Да какая ж ты старуха? Тридцать девять, разве ж годы?  - Ой, прямо не знаю, что делать, что делать… Стыдоба… - Ладно. Сам скажу. Завтра и скажу, Как раз все соберутся. И сказал. Как только за столом собрались, так и сказал. Что, мол, ребята мои хорошие, скоро у вас ещё брат будет. Или сестра. Вот так. Нюся голову опустила, в тарелке будто что высматривала, покраснела аж до слёз… Николка, который по случаю воскресного дня с молодой женой  у них гостил, только хохотнул. - Здорово, мать! Молодец! Вот вместе с моей и рожайте! Им, детишкам, вдвоём сподручнее будет расти! Санька тоже обрадовался: - Давай мам! Ещё братишку! А Лёшка возразил: -  Не… Девочку. А то парней у нас много, а девчонка одна. Разбаловали принцессу… Алёнка тоько зыркнула на Лёшку. - Разбаловали… Ты что ли баловал? Конечно, девочку, мам! Я ей банты буду повязыавть, платья купим красивые!- так и захлебнулась восторгом. -Платья… Что она тебе кукла? – вступил в разговор Илюшка. – Ребёнка  ещё и воспитывать нужно, - назидательно произнёс он. -Воспитаем, - с расстановкой сказал Егор. – Плохо, поди, вас воспитали? Вот то-то… А Нюся всё равно стеснялась и прикрывала растущий живот, когда платком, когда в жару плащ накинет, вроде прохладно ей. Положенные месяцы прошли незаметно. Уже порадовались первенцу Николкиному, мальчик! Илюшка уехал доучиваться в свой институт, каникулы окончились. Санька с Лёшкой тоже уехали – поступили в сельскохозяйственный техникум. И у Алёнки начался учебный год.  Тихо стало в хате, пусто. Алёнка то в школе, то у подружек. Уже и парнишка какой-то её провожать стал с танцев воскресных.  Нюся не спала, поджидала Алёнку. И вдруг боль… Такая резкая, что в глазах потемнело. - Егор, - слабо позвала она, - Егор, кажется… началось… Побледнел тот, ноги в башмаки сразу и не попали.  - Ты погоди мать, я сейчас, сейчас… Скорую давай!  - крикнул вошедшей Алёнке. Та сразу поняла, в двери выскочила.  Через две минуты в дом ворвалась.  - Мам, сейчас Толик отвезёт тебя, машину у отца попросит, подожди! «Толик, значит…»,  - подумала она и снова резкая боль схватила внизу живота… -  Ой, мамочка! Да что же это! Через ещё пять минут, вошёл парнишка, что провожал Алёнку - Батя сам отвезёт, - сказал Алёнке. - Поедешь? - Я поеду, - сорвал куртку с вешалки Егор. – Не бойся, Нюсь, я с тобой… Всю ночь Егор сидел на крыльце районного роддома и дымил одну за другой.  Наутро двери открылись, вышла немолодая нянечка. - Сидишь, папаша? Куришь? Теперь курить-то пореже придётся, вредно дитям… Первые у тебя что ли? - Пятеро у меня, - глухо сказал Егор.  - У! Да ты богач! Только не пятеро, а семеро! Двойню твоя красавица принесла! - Д…войню? – заикаясь, переспросил Егор. - Малец и девчушка! Малец крикливый, - засмеялась она. – А девчушка красавица! Ты иди домой-то, папаша. Завтра приходи. Она у нас ещё полежит маленько. Детишки вес должны набрать. Да, принеси чего надо. Тебе любая скажет, понял? - Ага, - кивнул головой ошарашенный Егор. На выписку вся семья собралась. По такому случаю и все три студента отпросились с занятий, приехали. Нянька торжественно вынесла два свёртка, перевязанных один  синей лентой, другой розовой. Сзади шла смущённая Нюся. Егор принял один свёрток, а второй и не знал, как взять. - По двое-то несподручно… Забыл уж как, - смутился он тоже. Второй свёрток принял Николай: – Давай, батя… Мне-то уж не впервой! - Ой, какая хорошенькая! – заглянула  в конверт Алёнка. – Сестричка моя, красавица! Вручив няньке цветы и торт (как положено), разговаривая о своём, все двинулись к совхозному автобусу – директор совхоза  выделил. Раз такое дело! - Ну, мать, всем угодила! – улыбнулся Николай. А Нюся держала на руках один из свёртков и тихо улыбалась своим мыслям. Детей, она, даст Бог, воспитает хороших… Она глянула в сторону Егора, который держал на руках второй сверток.  «Мы воспитаем, - поправила она себя, - конечно, мы…» - Ребята, - повернулась она к детям, - а назовём-то их как?…  И все сразу стали предлагать свои имена, чем-то близкие им, чем-то нравящиеся или связанные с кем-то… А водитель автобуса, дружок Егора, слушая весёлый гомон за спиной, думал, что вот и не родная она им, этим пятерым… А разве скажешь…. © Copyright: Елена Полякова

На фото, датированном 1954 годом, две подлинные легенды мирового кино - Джина Лоллобриджида и Мэрилин Монро. Подоплека этого, на первый взгляд рядового снимка с одного из голливудских пати, по-своему примечательна. К середине 50-х, после ряда успешных проектов, Джина - мировая звезда. Американский глянец "She", сраженный ее красотой, предоставляет ей, первой из европейских актрис, свою обложку, на что мгновенно реагирует Голливуд. К ее услугам - заманчивые предложения, а миллионер и продюсер Говард Хьюз - предлагает руку и сердце. Но подлинным признанием звездного статуса Джины стал эпизод, запечатленный на предлагаемом фото, когда Мэрилин Монро, не дожидаясь официального представления, направилась к Лоллобриджиде, чтобы познакомиться и завязать беседу. И это Мэрилин после безусловных успехов "Ниагары" (1952) и "Джентльмены предпочитают блондинок" (1953)! Свой спич Мэрилин облекла в изысканно-комплиментарную форму: "Меня называют американской Лоллобриджидой". Джина по достоинству оценила комплимент и мгновенно парировала: "А меня - итальянской Монро"! Таким образом, если первой итальянской актрисой, удостоенной "Оскара", стала великая Анна Маньяни ("Татуированная роза", 1955), то первой европейской звездой, которую в Голливуде приняли как равную, стала ослепительная, непревзойденная и независимая Джина Лоллобриджида!

Как советская актриса Людмила Хитяева отказала греческому миллиардеру Аристотелю Онассису... **